Хетты – одна из многочисленных цивилизаций, некогда существовавших на территории современной Турции. Кто такие хетты, как они жили, во что верили и многое другое в этой книге…
ХЕТТЫ
О.Р. Герни
Пер. с англ. Анны Блейз
АННОТАЦИЯ (КО 2-МУ ИЗДАНИЮ, 1954 Г.)
Хетты, или библейские «хеттеи», известны нам со школьной скамьи как легендарное древнее племя, обитавшее на территории Палестины. Но в этой книге повествуется о том, как были открыты хетты исторические, чем мы обязаны проведённым за последние восемьдесят лет археологическим раскопкам и расшифровке ряда клинописных и иероглифических текстов. Исторические хетты обитали в Малой Азии и во IIтысячелетии до н.э. основали там великую державу, цари которой на протяжении двух веков не уступали в могуществе властителям Древнего Египта, Вавилона и Ассирии. Язык и, отчасти, черты внешности хеттов (о которых мы судим по изображениям хеттских пленников на египетских памятниках) свидетельствуют об индоевропейском происхождении этого народа. В социальной организации хеттов древнейшего периода обнаруживаются также некоторые общие черты с устройством греческого общества в гомеровскую эпоху. С другой стороны, религия хеттов основывалась, главным образом, на верованиях местных племён, населявших территорию Хеттского царства до прихода индоевропейцев. Хеттское искусство каменной скульптуры имеет месопотамские корни, но отличается яркой самобытностью.
Настоящая книга представляет собой попытку соединить в некую согласованную картину те сведения о хеттах, которыми мы располагаем на сей день. Обратившись к главе VIII, читатель составит представление о важнейших группах памятников, составляющих письменное наследие хеттов.
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА (КО 2-МУ ИЗДАНИЮ, 1954 Г.)
М.Э.Л. Мэллоуэн,
профессор археологии Западной Азии,
Лондонский университет
Сведения, которые излагает д-р О.Р. Герни в своей книге «Хетты», основаны, главным образом, на археологических данных, полученных в древних местах обитания этого удивительного народа. По всей вероятности, хетты имели развитые представления о цивилизации и о нормах поведения, обеспечивающих удобный образ жизни; и не исключено, что эти нормы с успехом можно было бы применять и в современном обществе. Из книги д-ра Герни мы узнаём, как жили древние хетты, о чём они думали и чем занимались. А дошедшие до наших дней великолепные образцы каменной скульптуры и остатки архитектурных сооружений позволяют составить яркое впечатление о характере этого народа.
Надеемся, что издания, которые последуют за этой книгой в серии «Пеликан-букс», познакомят широкую публику с археологическими данными о достижениях многих других народов древности, населявших наряду с хеттами малоазиатский субконтинент. А тем временем рекомендуем заинтересованному читателю обратиться к предыдущим книгам серии и сопоставить особенности хеттской цивилизации с характерными чертами других великих древних цивилизаций Ближнего Востока. К настоящему времени опубликованы труды проф. У.Ф. Олбрайта о Палестине, проф. Стюарта Пигготта о доисторической Индии, д-ра И.Э.С. Эдвардса о египетских пирамидах и сэра Леонарда Вулли о «Забытом царстве» на территории Древней Сирии, обнаруживающем много общего с цивилизацией хеттов.
Профессор Мэллоуэн —
титульный редактор серии «Пеликан»
(труды по археологии
Ближнего Востока и Западной Азии).
***
Посвящается моему дяде, Джону Гарстангу
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
О ПЕРЕДАЧЕ ИМЁН СОБСТВЕННЫХ
ВВЕДЕНИЕ. ОТКРЫТИЕ ХЕТТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР
1. Древнейший период
2. Древнехеттское царство
3. Империя (Новохеттское царство)
4. Неохеттские царства
5. Ахейцы и троянцы в хеттских текстах
6. Хетты в Палестине
II. ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО ХЕТТОВ
1. Царь
2. Царица
3. Общественные классы
4. Форма правления
5. Внешняя политика
III. ЭКОНОМИКА
IV. ПРАВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ
1. Свод законов
2. Судопроизводство
3. Наказания и реституции
4. Брак и семья
5. Землевладение
V. ВОЕННОЕ ДЕЛО
1. Армия
2. Военные операции
3. Оборона
4. Законы войны
VI. ЯЗЫКИ И НАРОДЫ
A. Письменные языки
1. Хеттский язык
2. Протохеттский (хаттский) язык
3. Лувийский язык
4. Палайский язык
5. Хурритский язык
6. Арийский (индоиранский) язык правителей Митанни
7. Аккадский язык
8. Шумерский язык
9. Хеттский иероглифический (табалский) язык
B. Разговорные языки
VII. РЕЛИГИЯ
1. Общие соображения
2. Местные культы
3. Государственная религия
4. Храмы, обряды и праздники
5. Теология и гадания
6. Магия
7. Погребальные обряды
VIII. ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ
1. Официальная литература
2. Мифы, легенды и художественная литература
IX. ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ТАБЛИЦА ХЕТТСКИХ ЦАРЕЙ
ИЗБРАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ НА ВКЛЕЙКЕ
[МЕЖДУ СС. 128-129 И 144-145]
1. a. Бронзовая статуэтка из Богазкёя. Берлинский государственный музей
b. Каменная фигурка из Кюльтепе. Из журн. «Revue Hittite et Asianique», III, pl. 7
2. Изображения хеттских пленников на египетских памятниках
a. Из кн. E. Mayer, «Darstellungen der Fremdvölker”, No. 217
b. Из гробницы Хоремхеба. Лейден, национальный Музей древностей
3. Хеттские воины на боевых колесницах. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
4. Изваяние с Царских ворот в Богазкёе. С разрешения д-ра Г. Оттена
5. a. Бронзовая статуэтка. Берлинский государственный музей
b. Золотая статуэтка. Британский музей
c. Свинцовая фигурка из Кюльтепе. С разрешения г-жи Нимет Ёзгюч
6. Богазкёй, вид на развалины Нижнего храма. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
7. Богазкёй, южная стена и крепостной вал. Фотография автора
8. Богазкёй, Львиные ворота. Фотография г-на Р.А. Кроссленда
9. Аладжа-Хююк, сфинксы. С разрешения д-ра Хамида З. Кошая
10. Богазкёй, сфинкс с ворот Еркапу. С разрешения д-ра Г. Оттена
11. Богазкёй, потерна и туннель. Фотография автора
12. Язылыкая, вид на главную галерею. Фотография автора
13. a. Язылыкая, центральная группа. Фотография г-на Р.А. Кроссленда
b. Язылыкая, процессия божеств. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
14. Язылыкая, часть боковой галереи. Из кн. K. Bittel, «Die Felsbilder von Yazilikaya»
15. Язылыкая, барельеф на боковой галерее
a. Фотография г-на Р.А. Кроссленда
b. Со слепка из Берлинского государственного музея
16. Аладжа-Хююк, царь и царица, поклоняющиеся быку. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
17. Аладжа-Хююк, охота на вепря. С разрешения д-ра Г. Оттена
18. Наскальный рельеф из Гяур-Калеси. Фотография автора
19. Наскальный рельеф из Сиркели (близ реки Джейхан). На заднем плане — средневековый замок Йыланкале. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
20. a. Каменный пьедестал из Богазкёя. Фотография д-ра Хамида З. Кошая
b. «Печать Таркондемоса». Музей Ашмола
21. Хеттские печати с оттисками. Музей Ашмола
22. a. Оттиск хеттской цилиндрической печати. Из кн. H. Frankfort, «Cylinder Seals», pl. XLII
b. Золотое кольцо, куплено в Конье. Музей Ашмола
23. a. Золотые сосуды из Аладжа-Хююка. Дохеттская эпоха
b. Хеттский ритон из Кара-Хююка. Эльбистан
24. Глиняные сосуды из Кюльтепе. С разрешения г-жи Нимет Ёзгюч
25. Хеттская клинописная табличка. Берлинский государственный музей
26. Хеттская иероглифическая надпись. Из кн. D.G. Hogarth, «Carchemish»
27. Лев из Малатьи. С разрешения д-ра Хамида З. Кошая
28. Бог грозы. Рельеф из Сенджерли. Берлинский государственный музей
29. Музыканты и танцовщица. Рельеф из Кара-тепе. С разрешения профессора Г.Т. Боссерта
30. Анатолийский дом (в стадии строительства). Фотография г-на Р.А. Кроссленда
31. Центральная часть Анатолийского плоскогорья. Фотография автора
32. Булгар-Маден и горы Тавр. С разрешения профессора Дж. Гарстанга
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ В ТЕКСТЕ
1. Карта Малой Азии [c. xvi]
2. План Богазкёя (Хаттусаса) [с. 17]
3. Крепостные стены (реконструкция) и выход из туннеля, Богазкёй. Из кн. O. Puchstein, «Boghazköi, die Bauwerke», pl. 10a [с. 111]
4. План ворот, Богазкёй. Из кн. O. Puchstein, «Boghazköi, die Bauwerke», pl. 20 [с. 112]
5. Ворота, внутренняя сторона (реконструкция), Богазкёй. Из кн. O. Puchstein, «Boghazköi, die Bauwerke», p. 80 [с. 112]
6. Ворота, наружная сторона (реконструкция), Богазкёй. Из кн. O. Puchstein, «Boghazköi, die Bauwerke», p. 66 [с. 112]
7. Бог на олене. Стеатитовый рельеф из Еникёя. Из кн. C.-G. von Brandenstein, «Hethitische Götter», fig. 17 [с. 137]
8. Изваяния на главной галерее, Язылыкая. Из кн. J. Garstang, «The Hittite Empire», pl. XXIV [сс. 142, 143]
9. Планы богазкёйских храмов [с. 146]
10. Двор храма V (реконструкция), Богазкёй. Из кн. K. Krause, «Boghazköy, Temple V», pl.VIII [с. 147]
11. Барельеф из Аладжа-Хююка. Царь, поклоняющийся быку (символу бога грозы). Из кн. J. Garstang, «The Hittite Empire», fig. 8 [с. 149]
12. Барельеф из Малатьи Из кн. J. Garstang, «The Hittite Empire», fig. 17 [с. 183]
13. Оттиск печати, предположительно митаннийской. Из кн. H. Frankfort, «Cylinder Seals», p. 276, fig. 90 [с. 192]
14. «Бог-кинжал», Язылыкая [с. 201]
15. Оттиски хеттских печатей. Из кн. H.G. Güterbock, «Siegel aus Boğazköy», II [с. 204]
16. Оттиски царских печатей: (1) и (2) Муваталли, (3) Суппилулиума I, (4) Урхи-Тешуб, (5) Тутхалия IV, (6) Хаттусили III. Из кн. H.G. Güterbock, «Siegel aus Boğazköy», I [с. 205]
17. Сцена возлияния, из Малатьи. Из кн. L. Delaporte, «Malatya», pl. XXIV [с. 207]
18. Охота на оленя, из Малатьи. Из кн. O. Weber, «Hethitische Kunst», pl. 41 [с. 207]
19. Сказочное чудовище, из Каркемиша. Из. кн. J. Garstang, «The Hittite Empire», fig. 27 [с. 209]
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
В этом скромном труде, созданном по предложению профессора М.Э.Л. Мэллоуэна, представлен краткий обзор доступных нам на сегодняшний день сведений об истории и цивилизации древних хеттов. Автор ни в коей мере не претендует на оригинальность. Подавляющее большинство содержащихся здесь выводов почерпнуто из немецких и французских монографий, вышедших в свет за последние двадцать пять лет. Однако синтез этих результатов на английском языке не опубликован до сих пор, поэтому есть основания надеяться, что эта книга принесёт читателю некоторую реальную пользу.
Сердечно благодарю всех, кто оказал мне помощь в работе над книгой. Фотографии для иллюстраций на вклейках выполнили д-р Г. Оттен (представитель Берлинского государственного музея; илл. 1a, 4, 5a, 10, 15b, 17, 25 и 28), д-р Хамид З. Кошай (илл. 9, 20a и 27), г-жа Нимет Ёзгюч (илл. 5c и 24), профессор Г.Т. Боссерт (илл. 29), профессор Дж. Гарстанг (илл. 6, 13b, 16, 19 и 32), директор Лейденского национального Музея древностей (илл. 2b), хранитель Музея Ашмола (илл. 20b, 21, 22b и 23) и г-н Р.А. Кроссленд (илл. 8, 13a, 15a и 30). Кроме того, профессор Гарстанг великодушно предоставил в моё распоряжение рисунки, первоначально выполненные для его книги «Хеттская империя». Особую признательность я выражаю профессору А. Гётце, позволившему мне ознакомиться с машинописным текстом его статьи о предшественниках царя Суппилулиумы, которая в то время ещё только готовилась к печати. Глава «Право и социальные институты» своим появлением на свет во многом обязана советам и руководству сэра Джона Майлза. Профессор Гарстанг не только снабдил меня ценными материалами, но и оказывал мне поддержку на всех этапах работы над книгой, в особенности при чтении корректуры. Всем моим вышеназванным друзьям и коллегам я приношу искреннюю благодарность. И, в заключение, я хотел бы выразить глубокую признательность моей матери, г-же С.Дж. Герни, подготовившей алфавитный указатель к этой книге.
О.Р. Герни
Борз-хилл, Оксфорд
О ПЕРЕДАЧЕ ИМЁН СОБСТВЕННЫХ
1. ХЕТТСКИЕ ИМЕНА
При передаче хеттских имён собственных автор стремился, насколько это возможно, следовать правилам английской орфографии. Гласные следует произносить по возможности чище (как в немецком языке), а согласные — как в английском. Собственно о хеттском произношении мы, разумеется, имеем лишь приблизительное представление, однако можно утверждать, что степень вероятных расхождений с первоначальным звучанием имён невелика. Ценным подспорьем в реконструкции хеттского фонетического чтения служат древние транслитерации хеттских надписей средствами египетской, угаритской и других систем письменности. Падежные окончания свободно присоединяются ко всем хеттским именам, вне зависимости от их происхождения, но мы сочли нужным провести искусственное разграничение: окончание именительного падежа –sсохранено только в именах исторических лиц и служит, главным образом, указанием на их индоевропейское происхождение, а во всех топонимах и именах божеств, кроме тех случаев, когда последние имеют несомненно хеттское, а не хаттское происхождение, эта флексия опущена. Исключение сделано для названия города Хаттусас, широко известного именно в этой форме (в соответствии с указанным принципом, следовало бы использовать хаттскую форму названия «Хаттус»)
2. ТУРЕЦКИЕ ТОПОНИМЫ
Транслитерация производится в соответствии с современной турецкой орфографией, основанной на латинском алфавите. Но учитывая различия между фонетическими соответствиями некоторых букв турецкого и английского алфавитов, а также принимая во внимание трудности, связанные с типографским воспроизведением диакритических знаков, мы взяли на себя смелость ввести следующие условные замены:
Английская «j» — турецкая «c»
————— «ch» — ——— «ç»
————— «gh» — ——— «ğ»
————— «sh» — ——— «ş»
ПРИМЕЧАНИЯ КО 2-МУ ИЗДАНИЮ
[С. 20] Согласно последним данным, надпись Анитты, претерпевшая существенную «модернизацию» в позднейших хеттских копиях, сохранила, тем не менее, некоторые чрезвычайно древние языковые и графические черты. Следовательно, можно предположить, что в первоначальном своём варианте она была написана на «клинописном хеттском» языке в тот самый период, когда ассирийские колонисты пользовались совершенно иной разновидностью клинописи. Единственно возможный вывод из такой гипотезы заключается в том, что хетты начали употреблять клинопись ещё до появления ассирийских колоний в Анатолии. Но только дальнейшие раскопки могут показать, возникла ли хеттская клинопись независимо или под более ранним ассирийским влиянием.
[С. 137] Форрер был убеждён, что имя бога, обычно обозначаемого титулом «дух-хранитель», следует читать как «Инара»; установлено также, что в параллельных списках божеств эти имя и титул иногда выступают как взаимозаменяемые. Однако остаётся фактом, что «дух-хранитель» обычно предстаёт божеством мужского пола, Инара же всегда фигурирует как богиня. В свете этого было выдвинуто предположение, что данное божество являлось двуполым, и возникла гипотеза о его возможной связи с ведическим богом Индрой, также обладавшим андрогинными чертами. Но богиня Инара, по всей видимости, имеет хаттское происхождение. Таким образом, ситуация оказывается крайне непростой, и вынести по этому вопросу окончательное решение пока невозможно.
[Илл. на c. xvi:
1. Чёрное море
2. Самсун
3. Земля касков
4. Аладжа-Хююк
5. Хаттусас
6. Галис, р.
7. Каппадок, р.
8. Ирис, р.
9. Скилак, р.
10. Марассантия, р.
11. Канес
12. «Верхние земли»
13. Ацци
14. Лик, р.
15. Хаяса
16. Армения
17. Ван, оз.
18. Альше
19. Исува
20. Тегарайна
21. Антитавр, горы
22. Аргей, гора
23. Туванува
24. «Нижние земли»
25. Лусна
26. Питасса
27. Туз, оз.
28. Анкара
29. Сакарья, р. ?
30. Сангарий, р.
31. Ассува
32. Троя
33. Смирна
34. Эфес
35. Милет ?
36. Арцава
37. Кария
38. Ликия
39. Родос
40. Средиземное море
41. Аласия
42. Кипр
43. Тавр, горы
44. Марас
45. Аман, горы
46. Оронт, р.
47. Ливан, гора
48. Кадеш
49. Халеб
50. Каркемиш
51. Малатья
52. Земли хурритов
53. Митанни
54. Евфрат, р.
55. Ниневия
56. Ассирия
57. Ашшур
58. Тигр, р.
59. Штриховкой отмечены области выше 5000 футов над уровнем моря
60. Масштаб
61. Мили
62. Илл. 1. Карта Малой Азии
63. Астарпа, р. ?
64. Мира ?
65. Киццуватна
66. Салаппа ? ]
ВВЕДЕНИЕ.
ОТКРЫТИЕ ХЕТТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
В Ветхом Завете хетты («хеттеи») упоминаются, главным образом, в числе нескольких народов, обитавших в Палестине к тому времени, когда сыны Израилевы возвратились в землю обетованную из Египта. Общеизвестны перечни народов, населявших Палестину, такие как приведённый в Быт. 15:19-21 (кенеи, кенезеи, кедмонеи, хеттеи, ферезеи, рефаимы, аморреи, хананеи, гергесеи и иевусеи) или, более краткий, в Иис.Н. 3:10 (хананеи, хеттеи, евеи, ферезеи, гергесеи, аморреи и иевусеи). Аналогичные представления о хеттах как об одном из коренных народов Палестины отражены в эпизоде, повествующем о том, как Авраам покупал у «сынов Хетовых» пещеру Махпела близ Хеврона (Быт. 23), в упоминаниях о хеттеянках — жёнах Исава (Быт. 26:34 и Быт. 36:1-3) и о Хете, сыне Ханаана (Быт. 10:15), а также в образном описании Иерусалима как незаконнорождённого отпрыска аморрея и хеттеянки (Иезек. 16:3). В Числ. 13:30 указывается, в какой именно области Палестины обитали хетты: «Амалик живёт на южной части земли, Хеттеи, Иевусеи и Аморреи живут на горе, Хананеи же живут при море и на берегу Иордана». А в Иис.Н. 2-4, по-видимому, подразумевается, что хетты занимали всю территорию от Ливана до Евфрата, хотя смысл этого фрагмента не вполне ясен.
Ни одно из этих ранних упоминаний не позволяет предположить, что хетты играли сколь-либо более важную роль, чем, к примеру, те же гергесеи или иевусеи. Однако в период монархии перед нами предстаёт уже совсем иная картина. Хеттеянки, которых брал в жёны царь Соломон (3 Цар. 11:1), именуются «чужестранными женщинами» и стоят в одном ряду с моавитянками, аммонитянками, идумеянками и сидонянками. Более того, в двух эпизодах упоминаются «Хеттейские цари». В 2 Пар. 1:17 сообщается, что Соломон ввозил коней из Египта и продавал их «царям Хеттейским и царям Арамейским», а в 4 Цар. 7:6-7 повествуется о том, как сирийские воины, услышав ржание коней и стук колесниц, сказали друг другу: «‘Верно нанял против нас царь Израильский царей Хеттейских и Египетских…’ И встали, и побежали в сумерки…». Очевидно, что цари, способные внушить такой страх, имели далеко не только местное значение.
Когда были расшифрованы египетские исторические хроники, стало известно, что с того времени, как Тутмос III в XV в. до н.э. одержал ряд побед в Северной Сирии и пересёк Евфрат, цари 18-й династии поддерживали отношения с государством, именуемым «Хета». Жители Хеты и их многочисленные союзники сражались против Рамсеса II при Кадеше на реке Оронт (ныне р. Эль-Аси), в великой битве, которую подробнейшим образом описал египетский поэт Пентавр; позднее Рамсес заключил с этим народом договор, текст которого был высечен на стене главного храма в Карнаке. Кто мог усомниться, что «жители Хеты» из египетских текстов и «хеттеи» Ветхого Завета суть один и тот же народ? Казалось, в пользу этого говорят и ассирийские клинописные надписи, с началом расшифровки которых обнаружилось, что со времён Тиглатпаласара I (ок. 1100 г. до н.э.) ассирийцы знали Сирию как «страну Хатти» со столицей в Каркемише. И никого не смущали указания на то, что хеттские поселения могли существовать в Палестине ещё в период израильской оккупации или даже раньше, во времена Авраама.
Такое положение дел в хеттологии сохранялось вплоть до 1876 года, когда А.Г. Сейс в докладе, прочитанном на заседании Общества библейской археологии, предложил считать хеттскими выполненные необычной иероглификой надписи на базальтовых блоках из Хамы (на р. Оронт, древний Хамат) и Алеппо (древний Халеб). Один такой камень из Хамы описал ещё в 1812 году швейцарский путешественник Буркхардт, сообщивший в своей книге «Путешествия по Сирии», что в угол одного из домов на городском базаре был встроен «камень, покрытый множеством мелких рисунков и значков, — по-видимому, какое-то иероглифическое письмо, но на египетские иероглифы не похожее». Однако это сообщение не привлекло к себе особого внимания до тех пор, пока двое американских путешественников, Джонсон и Джессуп, не обнаружили в стенах домов в Хаме ещё пять таких камней. Но из-за враждебности местных жителей снять с надписей надёжные копии не удалось, и в распоряжение учёных эти тексты попали только в 1872 году, когда Уильям Райт, миссионер в Дамаске, посетил Хаму в сопровождении турецкого паши — наместника Сирии. Паша распорядился извлечь все пять камней из стен домов и отослать их в музей в Константинополь, но предварительно Райт снял с них слепки, один комплект которых был отправлен в Британский музей, а другой — в Фонд исследования Палестины.
Алеппский камень, встроенный в стену мечети, стал известен западному миру в 1871 году. В Алеппо ему приписывали целебные свойства, и поколение за поколением люди, страдавшие глазными болезнями, тёрлись о него лицом; в результате поверхность камня отполировалась и стала гладкой. Позднее местные жители извлекли камень из стены и спрятали, но через несколько лет вернули на прежнее место.
К тому времени Э.Дж. Дэвис обнаружил на большом наскальном рельефе над рекой в горах Тавра, близ Ивриза, надпись, выполненную таким же письмом, которое Дэвис назвал «хаматским». Эта находка, сочетавшая в себе изображение и текст, позволила Сейсу включить в ту же категорию целый ряд схожих памятников, обнаруженных за много лет в различных, подчас весьма удалённых друг от друга точках Малой Азии. Главное место среди них заняли остатки построек и наскальные рельефы, найденные в окрестностях Богазкёя и в Аладжа-Хююке, в излучине реки Галис (ныне р. Кызылырмак), и описанные Шарлем Тексьером в 1839 году и Уильямом Гамильтоном в 1842 году. На уступе горного склона над Богазкёем сохранились массивные стены и валы, некогда, по всей вероятности, окружавшие стратегически важный укреплённый город, а в двух милях оттуда был обнаружен выход скальных пород, известный теперь под названием «Язылыкая» («Скала изваяний»). Стены естественного углубления в горном склоне здесь украшены горельефным изображением двух процессий, встречающихся в центре дальней стены. На территории города в Богазкёе стоял сильно выветрившийся камень (Нишан-Таш) с хеттскими «иероглифами»; «иероглифические» знаки были найдены также на рельефах в Язылыкая. В Аладжа-Хююке путешественники обнаружили ворота, фланкированные огромными сфинксами и ведущие к насыпи обломков и мусора, под которой, вне сомнения, скрывался некий древний город или большая постройка. К западу от ворот находились наскальные рельефы Гяур-Калеси («Крепости неверных»). В горах, возвышающихся над Смирной, также были высечены рельефы, известные ещё со времён Геродота, который считал их изображениями нимфы Ниобы и египетского царя Сесостриса. В 1879 году Сейс лично посетил «Ниобу» и «Сесостриса», а в 1880 году выступил перед Обществом библейской археологии с ещё одним докладом, в котором уверенно заявил, что и эти, и прочие анатолийские памятники скульптуры являются хеттскими и что вся горная страна, раскинувшаяся к северу от Месопотамии и целиком включающая Малую Азию, в древние времена была населена хеттскими племенами.
Благодаря этим выступлениям к проблеме хеттов пробудился большой интерес. В последующие двадцать лет археологи посещали Турцию всё чаще и чаще, и усилия их щедро окупались. В различных местностях, главным образом, в горах Тавра и Антитавра, было обнаружено ещё множество подобных образцов скульптуры. Выдающимися успехами увенчались экспедиции Гуманна и Пухштейна (1882 — 1883), Рамсея и Хогарта (1890), Шантра (1893), Хогарта и Хэдлема (1894), Андерсона и Кроуфута (1900). При раскопках в Каркемише, проведённых по поручению Британского музея в 1879 году, было найдено множество иероглифических надписей и других памятников. Стелу со схожими письменами нашли при раскопках в Вавилоне в 1899 году, и целый ряд памятников в том же стиле обнаружила немецкая экспедиция в ходе раскопок в Сенджерли (Северная Сирия) в 1888 — 1892 гг. В результате в 1900 году Л. Мессершмидт смог подготовить к публикации обширный свод хеттских надписей, включивший тексты с девяноста шести памятников и ещё множества печатей и оттисков (см. илл. на с. [203]).
Тем временем история хеттов во многом прояснилась благодаря архиву документов, обнаруженному в 1887 году в Телль-эль-Амарне. Эти глиняные таблички с клинописными текстами, написанными по преимуществу на аккадском языке, представляли собой дипломатическую и административную переписку египетских царей Эхнатона (за последние несколько лет правления) и его отца Аменхотепа III, в общей сложности охватывающую период приблизительно с 1370 по 1348 гг. до н.э. Помимо упоминаний о царе Хатти и передвижениях его армии, часто встречающихся в посланиях от зависимых палестинских и сирийских правителей, в архиве содержалось одно письмо от самого Суппилулиумы I, царя Хатти, в котором тот поздравлял Эхнатона с восшествием на престол. Кроме того, обнаружились два письма на неизвестном языке, одно из которых было адресовано царю страны Арцава. Изучив эти письма в 1902 году, норвежский учёный Й.А. Кнудтсон отметил явное сходство этого языка с членами индоевропейской языковой семьи, однако в то время к его наблюдению отнеслись весьма скептически. Несколько текстовых фрагментов на том же языке нашёл в 1893 году близ Богазкёя Э. Шантр.
К этому времени многие учёные поняли, что раскопки в Богазкёе, по всей вероятности, принесут богатые плоды. Концессию на исследование Богазкёя в конце концов удалось получить д-ру Хуго Винклеру, работавшему под эгидой Немецкого Восточного общества, и в 1906 он возглавил раскопки на этой территории. Результаты не только оправдали, но и далеко превзошли все ожидания. Археологи извлекли из раскопа царский архив, насчитывавший около 10 тысяч клинописных табличек. Большинство документов было написано на том же языке, что и письмо царю Арцавы, и не поддавалось расшифровке, но часть табличек содержала надписи на хорошо известном к тому времени языке Вавилонии — аккадском. Уже в ходе предварительного исследования этих текстов стало очевидно, что на месте раскопок действительно располагалась некогда столица «страны Хатти». Официальным же языком этого царства Хатти, по всей очевидности, был «арцаванский»; и «хеттским» теперь стали называть не только язык иероглифических письмен из Хамы, но и язык этих клинописных «арцаванских» табличек. Что касается датировки табличек, то в первый же сезон раскопок археологи посчастливилось найти документ, оказавшийся хеттской версией вышеупомянутого договора между Рамсесом II и царём Хатти, египетский текст которого был датирован двадцать первым годом правления этого фараона
Ценнейший свод результатов, достигнутых в области исследования хеттов и памятников хеттской культуры, опубликовал в 1910 году Джон Гарстанг, весной 1907 года лично совершивший большое путешествие по Малой Азии и посетивший д-ра Винклера в Богазкёе. В его книге «TheLand of the Hittites» («Страна хеттов») обзор хеттских памятников дополняется описаниями той прекрасной местности, где они были обнаружены, и сопровождается краткой историей хеттов, изложенной на основании отчёта Винклера. На протяжении многих лет труд Гарстанга оставался в своей области образцовым. В ходе раскопок под руководством Гарстанга в Сакча-Гёзи (Северная Сирия) были обнаружены украшенные барельефами развалины дворца, датируемого концом неохеттского периода, однако пролить новый свет на историю хеттов эти находки не смогли, и даже древнее название этой местности до сих остаётся неизвестным.
В 1914 году, с началом I мировой войны, раскопки были приостановлены; кроме того, английские учёные были вынуждены прервать отношения со своими немецкими коллегами, которые в этот период как раз исследовали огромный массив первоисточников из Богазкёйского архива. Именно в военные годы в Германии вышла в свет первая монография по грамматике «клинописного хеттского» языка и состоялась первая факсимильная публикация хеттских текстов. И к тому времени, когда контакты между английскими и немецкими специалистами возобновились, уже существовал обширный корпус хеттологической литературы, от работы над которым английские учёные невольно остались в стороне. Но с другой стороны, в 1911 — 1914 гг. коллекция Британского музея пополнилась множеством образцов каменной скульптуры и иероглифической письменности, обнаруженных второй экспедицией в Каркемиш, которая проводила раскопки под руководством Д.Дж. Хогарта, К.Л. Вулли (ныне сэр Леонард Вулли) и Т.Э. Лоуренса. Иными словами, если в Германии сложилась специфически немецкая крупная школа хеттологии, ориентированная на изучение клинописных табличек, то в Англии небольшая группа энтузиастов сосредоточила усилия на дешифровке иероглифической письменности и исследовании хеттского искусства. Со своими попытками расшифровки выступили в печати Сейс, Коули и Кэмпбелл Томпсон. Но задача была слишком сложной, и труды их по большей части оказались тщетными. Ведь на тот момент был известен лишь один сколь-либо пригодный для работы двуязычный текст — так называемая «Розетка Таркондемоса» (см. илл. 20b на вклейке), серебряная накладная пластина с цилиндрической печати, о которой Сейс в 1880 году написал статью. Но она содержала всего десять клинописных и шесть иероглифических знаков; и, более того, сама клинописная надпись допускала несколько вариантов прочтения. Разумней было начать расшифровку с идентификации ряда топонимов и нескольких личных имён, встречающихся в современных хеттским ассирийских надписях. Этим путём пошли пятеро исследователей — немец Боссерт, швейцарец Форрер, американец Гельб, чех Грозный и итальянец Мериджи. Работая независимо друг от друга, они пришли к более или менее схожим результатам, определив фонетические соответствия иероглифов и общую структуру языка (см. с. [126 — 128]). Но понять, о чём говорится в надписях, так и не удалось: значение идеограмм не расшифровано, и словарный состав языка не восстановлен по сей день. Впрочем, двуязычная надпись из Кара-тепе (см. ниже, с. [12 — 13]) даёт ценнейшую информацию, которая позволит сделать шаг вперёд в решении этой проблемы.
В Берлине за изучение клинописных табличек из Богазкёя принялась по поручению Немецкого Восточного общества группа ассириологов. Кроме того, как уже было упомянтуо, началась факсимильная публикация клинописных текстов. И сенсационные лингвистические открытия не заставили себя долго ждать. В 1915 году Б. Грозный издал первый очерк грамматики хеттского языка и показал, что по структуре этот язык является индоевропейским, как и утверждал Кнудтсон ещё в 1902 году. Вскоре вышел в свет более подробный и проработанный труд того же автора под заглавием «Die Sprache der Hethiher» («Язык хеттов»). К сожалению, не будучи специалистом в области индоевропейского языкознания, Грозный перенёс свой исходный тезис с грамматики на словарный состав и приписал хеттским словам произвольные значения, основанные всего лишь на созвучии со словами других языков индоевропейской семьи. В результате многие филологи отвергли его подход полностью, невзирая на то, что в большинстве своих предположений Грозный был совершенно прав.
Коррективы в его работу внёс в 1920 году Ф. Зоммер, выдающийся филолог, свободно читавший с листа печатные ассирийские тексты. Зоммер был убеждён, что без строгой дисциплины достичь реальных успехов в расшифровке невозможно; приписывать слову какое-то определённое значение допустимо только на основе сопоставления всех известных контекстов, в которых оно встречается, решительно отвергая все соблазны ложных этимологий. Соблюсти столь жёсткое требование удалось лишь благодаря тому, что хеттские тексты изобилуют так называемыми «аллографами»: широко распространённые хеттские слова писцы нередко заменяли шумерскими или вавилонскими, прибегая к особым аббревиатурам (см. ниже, с. [121]). Поскольку такие замены носили нерегулярный характер, в одном и том же тексте могли использоваться и аккадский, и шумерский эквиваленты одного и того же хеттского слова. И даже в тех случаях, когда мы не располагаем дубликатом текста с хеттскими словами на месте «аллографов», в рамках одного предложения нередко встречается так много аккадских или шумерских замен, что догадаться о значении остальных хеттских слов оказывается совсем нетрудно. Некоторые ценные сведения удалось почерпнуть из фрагментов словарей — шумерских, аккадских и хеттских слов, выстроенных в параллельные столбцы. Но, в целом, эти словари принесли больше разочарования, чем пользы, так как они дошли до нас в очень плохом состоянии и содержат главным образом слова, редко встречающиеся собственно в текстах. Установив с помощью вышеописанного метода значение некоторых общеупотребительных хеттских слов, исследователи получили возможность работать аналогичным способом и с другими предложениями, в которых эти слова встречались уже в своём первоначальном хеттском облике. Так, последовательно продвигаясь от известного к неизвестному, Зоммер и его коллеги Й. Фридрих, Г. Эгелольф и А. Гётце постепенно вывели наши познания в хеттском языке на уровень, позволяющий, как правило, почти с полной уверенностью переводить без купюр тексты исторического содержания, хотя во многих религиозных и прочих текстах всё ещё остаются фрагменты, не поддающиеся интерпретации. Уже к 1933 году относительно хорошо сохранившиеся исторические тексты в большинстве своём были тщательно проанализированы и переведены на немецкий.
Тем временем Э. Форрер с энтузиазмом взялся за реконструкцию хеттской истории. Независимо от Грозного он тоже составил очерк грамматики хеттского языка, но претендовать на честь первопроходца в этой области он не может. Зато ему удалось собрать и опубликовать в одном томе почти все исторические тексты, относящиеся к периоду Древнехеттского царства (см. ниже), а также восстановить полный, от начала и до конца, список царей Хатти. Эта работа в дальнейшем сыграла очень важную роль. Кроме того, широкую известность получила данная Форрером итоговая лингвистическая характеристика архива из Телль-эль-Амарны, в текстах которого было выделено в общей сложности восемь языков. Но самой сенсационной из его работ стала опубликованная в 1924 году статья, в которой Форрер заявил, что обнаружил в хеттских памятниках ссылки на греков гомеровского периода (т.е. ахейцев) и даже упоминания таких конкретных личностей, как Андрей, Этеокл из Орхомена и Атрей из Микен. Несмотря на то, что заявление это подкреплялось лишь неопубликованными источниками, многие учёные, в том числе и Сейс, приняли его с энтузиазмом. Однако Фридрих в статье, опубликованной в 1927 году, резко раскритиковал Форрера, после чего у многих исследователей эта проблема стала вызывать крайний скептицизм (как и индоевропейская гипотеза Грозного). И в этом случае задачу научного анализа всех относящихся к теме материалов взял на себя Ф. Зоммер. Результаты его исследований были опубликованы в монументальном труде «Die Ahhijava-Urkunden» («Документы Аххиявы») в 1932 году. О современном положении дел в дискуссии по этому вопросу и о некоторых недавних публикациях на данную тему см. ниже, на сс. [46 — 58].
Первой попыткой синтезировать все полученные из текстов сведения о жизни и культуре хеттов стала статья «Хетты», написанная Грозным в 1929 году для 14-го издания энциклопедии «Британника». Но первое полностью документированное и систематическое описание хеттской цивилизации удалось сделать только Гётце в томе «Малая Азия» (1933 г.) из мюллеровской серии «Handbuch der Altertumswissenschaft» («Справочников по древнему миру»). Гётце разрешил эту задачу так уверенно и точно, что воздвигнутое им здание стоит неколебимо до сих пор, несмотря на то, что за истекшее время были заполнены некоторые лакуны. Поэтому труд его с неизбежностью лёг в основу данной книги, как и целого ряда предшествующих хеттологических трудов.
Первым выдающимся достижением в области хеттологии за пределами Германии стал труд Л. Делапорта «Éléments de la Grammaire Hittite» («Основы хеттской грамматики»), опубликованный в 1929 году во Франции. В 1930 году по инициативе Л. Делапорта, Э. Кавиньяка и А. Жюре в Париже было основано Société des Études Hittites et Asianiques (Общество хеттских и малоазийских исследований), которое издаёт периодическое обозрение «Revue Hittite et Asianique», посвящённое проблемам исследования хеттской и анатолийской цивилизаций. Американский учёный Э.Г. Стертевант, глава группы филолого-индоевропеистов, интересовавшихся хеттским языком с компаративистских позиций, опубликовал в 1933 году труд «A Comparative Grammar of the Hittite Language» («Сравнительная грамматика хеттского языка»). Эта работа подверглась суровой критике за скороспелые гипотезы в области сравнительной этимологии. Но в качестве описательной грамматики, подведшей итоги трудам немецких учёных, она оказалась весьма своевременной и более удачной, чем все предшествующие попытки такого рода, включая и работу Делапорта. В области лексикографии аналогичную роль сыграл небольшой «Хеттский глоссарий» Стертеванта (2-е изд. 1935 г.), дополнение к которому было опубликовано в 1939 году.
«Грамматика» Стертеванта удерживала ведущие позиции на протяжении семи лет. Академическая описательная грамматика хеттского языка вышла из-под пера одного из основоположников хеттологии только в 1940 году. Это был труд Й. Фридриха «Hethitisches Elementarbuch» («Учебник хеттского языка»), который, по всей видимости, ещё долгое время останется в своём роде образцовым.
Исследования на территории расселения хеттов возобновились в конце 20-х гг., чему благоприятствовали новые условия, сложившиеся в этих землях после крушения довоенного турецкого режима. Г.Г. фон дер Остен и И.Е. Гельб от Чикагского университета совершили ряд путешествий по Малой Азии и обнаружили множество памятников. Кроме того, фон дер Остен провёл раскопки хеттского поселения на месте телля Алишар, где было положено начало серии гончарных изделий анатолийского века бронзы. Делапорт в 1932 году начал раскопки в Малатье. В самом Богазкёе раскопки возобновились в 1931 году под руководством К. Биттеля и продолжались год за годом вплоть до начала II мировой войны. На территории Сирии раскопки велись в Хамате (датская экспедиция под руководством Харальда Ингхольта), в Телль-Таинат (экспедиция из Чикаго) и в Телль-Атшане (под руководством Леонарда Вулли). Примечательно, что в этот период в работу во всех областях хеттологии всё активнее стали включаться турецкие исследователи под руководством профессора хеттологии университета Анкары Г.Г. Гютербокка (в 1935 — 1948 гг.
В дополнение необходимо упомянуть об американской экспедиции под руководством профессора Хетти Голдман, проводившей раскопки в Тарсе (Киликия) с 1935 года, об экспедиции профессора Джона Гарстанга, в ходе которой была частично раскопана одна из хеттских крепости и найдены некоторые ещё более древние материалы в Юмюк-тепе близ Мерсина, а также о турецких раскопках в Аладжа-Хююке под руководством д-ра Хамида Кошая и, впоследствии, в Кюльтепе и Кара-Хююке под руководством д-ра Тахсина Ёзгюча. В Тарсе и в Аладжа-Хююке было обнаружено по одной хеттской табличке. Клинописные надписи на многочисленных табличках, найденных в Кюльтепе, оставлены ассирийскими поселенцами (см. ниже, стр. [18 — 19]).
Из вышесказанного явствует, что под действием привходящих обстоятельств различные области хеттологии какое-то время развивались изолированно друг от друга. В результате у английской читающей публики хетты стали ассоциироваться, скорее, с иероглифическими надписями и каменными памятниками, чем с глиняными табличками и клинописными текстами из Богазкёя, которых в Великобританию попало не так уж много. С другой стороны, культуру, историю и язык анатолийского Хеттского царства рассматривали вне общего контекста хеттской цивилизации. Эта тенденция усугублялась тем, что эпохальный труд Гётце был посвящён исключительно Малой Азии как таковой. Гётце занял крайнюю позицию: он утверждал, что термин «хеттское» применим только к анатолийскому царству, а так называемыми «хеттскими памятниками» в действительности представлено искусство хурритов, а не хеттов. Правда, не так давно, после того как утвердилось мнение, что «иероглифический хеттский» тесно связан, хоть и не идентичен, с «клинописным хеттским», возникла тенденция к синтезу, и теперь всё чаще признают, что анатолийское и сирийское царства всё же следует рассматривать как части единого целого. Но, тем не менее, иероглифические надписи не расшифрованы до сих пор, а потому все наши знания о сирийских хеттах сводятся к общим представлениям об особенностях их искусства и отрывочным сведениям из истории их внешней политики. Сообщить нам нечто новое об образе жизни и образе мышления этого древнего народа в настоящее время способны только таблички из Богазкёя, и именно по этой причине анатолийскому царству мы уделяем в своей книге гораздо больше внимания, чем сирийским государствам хеттов. Надеемся, что достаточным оправданием этому послужит сама важность информации, содержащейся в клинописных текстах.
ГЛАВА I
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР
1. ДРЕВНЕЙШИЙ ПЕРИОД
Мы видели, как в поисках хеттов учёные прошли Палестину и Сирию и наконец, в 1907 году, открыли столицу «страны Хатти» в Богазкёе, на севере Малой Азии. Последний этап этого путешествия ознаменовался переходом от сирийских равнин к горной стране, которая и оказалась родиной хеттов. Малая Азия (Анатолия) — это возвышенное плоскогорье, которое простирается от побережья Эгейского моря на западе до гор Армении на востоке и входит в состав обширной горной системы, тянущейся далее к востоку, а затем к югу вплоть до Индии. Наблюдателю с сирийских равнин эти северные горы представляются величественной стеной; древнеримские географы называли её Тавром и считали своего рода природной границей, разделяющей весь мир к востоку от Средиземноморья на «внутреннюю» и «внешнюю» (т.е. северную и южную) части. Но на вершине Анатолийского нагорья обзор в южном направлении преграждает только западный отрог Таврского хребта. На востоке же над местностью господствуют другие горы, в первую очередь гигантский конус потухшего вулкана Эрджияс-Даг (древний Аргей), вздымающийся на высоту более 12 тысяч футов, а за ним тянется далеко на северо-восток, вплоть до Армянского нагорья, гряда Антитавра. Хребет Антитавра служит водоразделом, отделяющим реки Анатолийского плато от водных артерий Месопотамии на востоке и Киликии на юге. Воды из неглубокого водоёма, расположенного в центре плато, не находят выхода к морю и образуют Солёное озеро — Туз-Гёл. К северу от него местность пересекают несколько поперечных горных хребтов, отходящих от восточного массива, и только по мере приближения к Чёрному морю рельеф понижается. Из-за густых лесов, покрывающих горные склоны, этот регион издавна считался труднодоступным.
Река Кызылырмак, которую античные учёные называли Галисом, а хетты, вероятно, Массарантией, берёт начало в восточных горах и на довольно протяжённом участке течёт на юго-запад, но вблизи от Солёного озера поворачивает, огибая один из поперечных хребтов. Описав таким образом большую петлю, она меняет направление течения на противоположное и, прорезав северные горы в направлении на северо-восток, впадает в Чёрное море. Интересующая нас территория — область расселения хеттов — занимает излучину в среднем течении Галиса и равнину к югу от Солёного озера. Со всех сторон эту местность окружают горы: к востоку от неё находятся Антитавр и Армянское нагорье, к югу — Тавр, а к западу и северу — горные кряжи, не образующие цельного массива. Приморских земель на севере и юге хетты со временем лишились, а западной частью полуострова долгое время, хотя и с перерывами, владело, по всей вероятности, соперничавшее с хеттами царство Арцава.
Хаттусас, столица Хеттского царства, располагался на северном склоне одного из поперечных горных хребтов, севернее которого уровень рельефа начинает понижаться в направлении к Чёрному морю. С вершины этого хребта, по обрывистым, глубоким ущельям, мчатся к северу два стремительных горных потока. В предгорьях, близ современного селения Богазкёй, они сливаются, обогнув горный отрог, на котором и находились древнейшие постройки Хаттусаса. Это место — настоящая природная крепость. Отсюда открывается почти беспрепятственный обзор на северную долину (единственная преграда — следующая гряда Понтийских гор, пересекающая долину приблизительно в пятнадцати милях к северу). Кроме того, неподалеку находится точка пересечения двух древнейших торговых маршрутов. Первый вёл от побережья Эгейского моря через нижнее течение Галиса к Сиваш и далее на Восток, второй — из черноморского порта Амис (Самсун) на юг до Киликийских ворот. Чтобы город превратился в центр целой сети стратегически важных дорог, оставалось только соединить его с этими маршрутами.
[Илл. на стр. 2: План Богазкёя (Хаттусаса).]
Государство, которое во II тысячелетии до н.э. именовалось «страной Хатти», а позднее превратилось в могущественную империю, было создано царями, правившими этой горной твердыней. Это государство стало называться «хеттским царством», а его официальный язык — «хеттским языком», и эти термины мы должны принять как данность. Однако следует иметь в виду, что этот язык не принадлежал к числу коренных наречий Малой Азии, а имя «Хатти» дал этой стране более древний местный народ, известный нам под омоничным названием «хатти». Индоевропейский хеттский язык, на котором говорили пришельцы-хетты, смешался с неиндоевропейским хаттским — языком местного населения. Предполагают, что произошло это приблизительно в то же время, когда в других областях Антолии утвердились другие индоевропейские языки — лувийский, палайский, ликийский и «иероглифический хеттский» (см. главу VI). Следовательно, можно с уверенностью утверждать, что вплоть до вторжения на землю хатти ни одно из пришлых индоевропейских племён не называло себя ни «хеттами», ни каким-либо иным именем, схожим с этим по звучанию.
Согласно преданию, записанному около 1400 года до н.э., Нарам-Син, четвёртый царь из аккадской династии Саргонидов (ок. 2200 г. до н.э.), воевал против союза семнадцати царей, в числе которых был и царь Хатти по имени Памба. В ту же коалицию входил царь Амурру (страны амореев), чьё имя — Хуварува — относится, по мнению некоторых исследователей, к «иероглифическому» языку. Это позволяет предположить, что к тому времени на территории расселения хатти уже присутствовала, хотя и не господствовала, по меньшей мере одна группа индоевропейских пришельцев. Однако этимология имени «Хуварува» вызывает сомнения, так как вероятность того, что древнейшим в Анатолии районом расселения индоевропейцев была страна Амурру, весьма невелика. Более того, ко всему тексту в целом следует подходить с осторожностью. Война Нарам-Сина с союзом мятежных царей — исторический факт, зафиксированный в одной из надписей самого этого правителя. Но и этот, и другие эпизоды, связанные с династией Саргонидов, со временем обросли легендами и во многом утратили достоверность. Другой вариант того же предания содержится в вавилонской табличке ок. 1700 года до н.э., и имена в двух этих версиях не совпадают. Поэтому данный текст, как и другие, подобные ему, не может считаться надёжным историческим документом.
Надёжно документированная история Анатолии начинается около 1900 года н.э., когда в этой области впервые появились ассирийские купцы. К тому времени жители Ашшура уже были знакомы с вавилонской клинописью. В нескольких местах обнаружились большие архивы глиняных табличек с деловой перепиской, которую эти ассирийские купцы вели со своими столичными партнёрами; больше всего таких табличек сохранилось в Кюльтепе (древний Каниш), неподалёку от Кайсери. Некоторые из множества неассирийских имён, фигурирующих в этих документах, можно интерпретировать как хеттские. При всей своей скудости, эти свидетельства позволяют довольно уверенно предполагать, что к тому периоду хетты уже обосновались в данной местности.
О коренном населении и его истории ассирийские таблички сообщают не так уж много. Но всё же в них упоминаются местные государи и их дворцы; кроме того, из них явствует, что страна была разделена по меньшей мере на десять мелких княжеств, главным из которых первоначально был, по-видимому, город Бурушхатум (хеттское название — Пурусханда), так как его правителя, в отличие от других, именуют «великим царём». Лишь немногие из местных царей известны нам по именам. Но, к счастью, удалось восстановить три таблички, в которых упоминаются некий Питхана и его сын Анитта — исторические лица, фигурирующие также в одном весьма примечательном хеттском тексте, список которого, сохранившийся до наших дней, датируется приблизительно 1300 годом до н.э. Это тот самый Анитта, сын Питханы, царь Куссара, который, якобы, собственноручно записал рассказ о том, как он сам и его отец боролись за власть с другими местными городами — Несой, Цальпой, Пурусхандой, Салативарой и Хатти (Хаттусасом). Города эти были покорены, а последний из них (по другим документам широко известный как столица Хеттского царства) — разрушен до основания и объявлен проклятым. Восторжествовав над соперниками, царь Анитта перенёс свою резиденцию в Несу. Точное местонахождение этого и прочих перечисленных городов (за исключением Хатти) нам неизвестно, но можно с достаточной уверенностью утверждать, что к концу своего царствования Анитта правил почти всей территорией Каппадокийского плато.
Естественно было бы предположить, что надпись Анитты — это всего лишь поздняя копия записи, сделанной самим царём. Но эта гипотеза ведёт к серьёзным затруднениям. Дело в том, что хеттская клинопись не имеет ничего общего с клинописью ассирийских купцов, из чего приходится заключить, что хетты заимствовали свою письменность из неизвестного нам источника уже после ухода ассирийцев. Следовательно, Анитта — современник ассирийцев — едва ли мог писать на «клинописном хеттском» языке, с которым в то время хетты ещё не были знакомы. В таком случае возникает вопрос: на каком же языке он писал? Столь изысканные тексты, как надпись Анитты, не возникают вне развитого литературного контекста. Но до сих пор археологам не удалось обнаружить в Анатолии ни одного образца царской надписи, относящейся к тому периоду. Выдвигалось предположение, что мы лишились целого корпуса литературных текстов, которые записывались на каком-то непрочном материале (к примеру, на дереве) хеттскими иероглифами. Но в свете того, что древнейшие из дошедших до нас иероглифических записей чрезвычайно лаконичны и сухи, существование подобной литературы в тот ранний период представляется маловероятным, несмотря даже на то, что «писцы по дереву» часто упоминаются в более поздних хеттских текстах. Возможно, в ходе дальнейших раскопок обнаружатся свидетельства в пользу гипотезы о том, что местные цари делали записи на аккадском языке, и тогда можно будет предположить, что имеющаяся в нашем распоряжении надпись Анитты — это перевод с аккадского. Но пока что более правдоподобной представляется другая версия, гласящая, что деяния Анитты вошли в легенду, которая впоследствии была записана в форме поддельной «царской надписи». Во всяком случае, утверждение о том, что Анитта получил в дань от Пурусханды такие крупные железные предметы, как скипетр и трон, выглядит явным анахронизмом.
По-видимому, именно в царствование Анитты ассирийские купцы внезапно прекратили свою торговую деятельность в Каппадокии, где до того процветали на протяжении ста с лишним лет. Явилось ли это следствием завоеваний Анитты или какого-то бедствия, постигшего в то время город Ашшур, нам неизвестно. Предполагать, будто местные правители относились к ассирийцам недружелюбно, нет никаких оснований. Чужеземные купцы приобщали местных царьков к благам более развитой цивилизации Междуречья и почти наверняка получали радушный приём.
Какое отношение имел Анитта к царству Хатти? С одной стороны, несомненно, что его город Куссар в раннехеттские времена был если не фактической административной столицей страны, то, по меньшей мере, царской резиденцией, и на этом основании многие учёные высказывали гипотезу, что именно Анитта положил начало царской династии хеттов. Однако ни один из хеттских царей не объявлял Анитту своим предком; и, более того, некоторые исследователи полагают, что эпизод с разрушением Хаттусаса и особая неприязнь, которую Анитта выказал к этому городу, свидетельствуют о его принадлежности к иной традиции, чуждой тем царям, которые впоследствии превратили Хаттусас в свою столицу. Рассказ же о деяниях Анитты, записанный около 1300 г. до н.э., эти учёные трактуют как легенду об основателе государства, которого связывали с позднейшими хеттскими царями лишь духовные, а не кровные узы. Эта версия представляется весьма убедительной, но прямыми свидетельствами в её пользу мы не располагаем, так что вопрос о характере связи между царём Аниттой и последующими царями Хатти остаётся открытым.
2. ДРЕВНЕХЕТТСКОЕ ЦАРСТВО
Хеттские цари более позднего времени обычно возводили свою родословную к древнему царю Лабарне. Таким образом, мы вправе утверждать, что именно с Лабарны начинается история Хеттского царства, хотя в действительности основателем династии был не он. Аутентичных надписей от времени правления этого монарха не сохранилось, но о деяниях Лабарны рассказал один из его преемников, и оснований сомневаться в подлинности этой надписи у нас нет.
«Некогда Лабарна стал царём; и его сыновья, братья и родичи по браку и по крови объединились. Земля же его была невелика; но всякий раз, когда выступал он на битву, он покорял силою земли своих врагов. Он опустошал эти земли и лишал их силы; и простёр он свою власть от моря до моря. Когда же возвращался он с войны, сыновья его отправлялись во все области той земли — в Хуписну, Тувануву, Ненассу, Ланду, Цаллару, Парсуханду и Лусну — и правили той землёю, и вверены им были большие города той земли».
Эта надпись была сделана с дидактической целью, а именно, для указания на то, что сила государства зависит от гармонии в отношениях между членами царской семьи. Перед нами возникает образ могучего, единого клана, целеустремлённо расширяющего свои владения во всех направлениях. Что касается семи упомянутых городов, то Туванува — это, несомненно, античная Тиана, а Хуписну обычно отождествляют с Кибистрой; Ланда и Лусна — это, вероятно, античные Ларанда (современный Караман) и Листра, хорошо известная нам по новозаветному преданию о миссионерской деятельности апостола Павла. Цаллару и Ненассу ни с какими известными городами уверенно отождествить не удалось. Парсуханда, по всей видимости, находилась в том же регионе, что и остальные опознанные города: в других текстах указывается, что она располагалась в области так называемых «Нижних земель» — равнины к юго-востоку от Солёного озера, ограниченной изгибом Таврского хребта. Таким образом, все эти города образуют тесную группу, расположенную довольно далеко от Хаттусаса, и в свете этого весьма правдоподобной кажется гипотеза, что столицей царства в тот период был не Хаттусас, а древний город Куссар. Местонахождение последнего не установлено, но некоторые данные позволяют предположить, что этот город стоял к югу от Галиса.
Сообщение о том, что Лабарна «сделал моря своими границами», подтверждается другим, значительно более поздним документом, согласно которому этот правитель покорил царство Арцава — страну, располагавшуюся где-то в западной части Малой Азии (точное её местонахождение неизвестно). Таким образом, представляется, что уже при первом своём царе Хеттское царство владело территорией, простиравшейся (по крайней мере, на юг и запад) до самых дальних пределов экспансии, достигнутых впоследствии самыми могущественными монархами периода империи.
Преемника Лабарны, царя Хаттусили I, потомки вспоминали как царя Куссара. Именно в этом городе он произнёс речь, которая стала для нас главным источником сведений о политической ситуации в стране в период Древнехеттского царства (см. ниже, сс. [67 — 69 и 171]). Но из того же документа неоспоримо явствует, что на исходе царствования Хаттусили I административной столицей страны был Хаттусас. Кроме того, мы узнаём, что сам этот царь первоначально носил такое же имя, как и его отец, — Лабарна. Можно сделать вывод, что за время своего правления этот монарх перенёс столицу из Куссара в Хаттусас и, в соответствии с этим, принял имя Хаттусили. Избрав своей столицей эту северную крепость, царь, по всей видимости, руководствовался стратегическими соображениями.
При Хаттусили I и его преемнике царство хеттов начало расширяться к югу и к востоку. Это означает, что хеттское войско рискнуло выйти из-под укрытия гор и перевалить грозный хребет Тавра, через который вело лишь несколько горных троп. Очевидно, хеттов привлекли богатства южных равнин и древних цивилизаций. Прежде всего Хаттусили напал на процветающее царство Ямхад со столицей в Алеппо (хеттский Халап), которому в то время подчинялась Северная Сирия. Не вызывает сомнений, что в этой войне Ямхад потерпел поражение. Алеппо попал в зависимость от Хеттского царства, но через какое-то время, по-видимому, взбунтовался, так как известно, что следующий хеттский царь, МурсилиI, его разрушил. В ходе одной из этих кампаний имела место осада Уршу, литературное описание которой дошло до наших дней (см. ниже, главаVIII).
Не удовольствовавшись захватом Северной Сирии, Мурсили двинул войска вниз по течению Евфрата и завоевал великое аморейское царство Вавилонию. Это событие, приведшее к падению первой династии вавилонских царей (самым знаменитым представителем которой был Хаммурапи), отмечено в вавилонской хронике следующей записью: «Против Самсудитаны выступили воины Хатти, против земли Аккада». Это эпохальное завоевание прочно связало хеттскую хронологию с вавилонской. Но, к сожалению, и в последней остаётся множество спорных моментов. Самая правдоподобная версия приурочивает захват Вавилона хеттами к последнему десятилетию XVI века до н.э.; по другим теориям, событие это произошло приблизительно на шестьдесят лет раньше или позже.
Но внутриполитическая организация Хеттского царства ещё не достигла такой стадии, на которой страна способна выдерживать напряжение столь масштабных военных авантюр. Первые признаки нестабильности дали о себе знать уже в царствование Хаттусили. Царевичи из царского дома во главе с сыном Хаттусили, которого тот уже провозгласил своим преемником, подняли мятеж, но царь оказался достаточно силён и подавил восстание. Наследника престола лишили имущества и изгнали из Хаттусаса. Его место занял Мурсили, тогда ещё несовершеннолетний ребёнок. Взойдя на трон, Мурсили развернул военную кампанию и долгим отсутствием в столице спровоцировал очередной заговор. По возвращении из Вавилона он был убит неким Хантили — мужем своей сестры. Так начался период дворцовых переворотов и интриг, продлившийся несколько поколений и ввергший всё царство в плачевное состояние, близкое к полной анархии.
Правление Хантили было отмечено катастрофами во внешней политике. В восточную область Хеттского царства вторглись хурриты — народ, обитавший в горах близ озера Ван. Завоеватели разрушили города Нерик и Тилиуру, находившиеся недалеко к востоку от столицы, и царь счёл необходимым укрепить Хаттусас. На юге Хантили и его преемники потеряли почти все территории, завоёванные Лабарной, Хаттусили и Мурсили.
Ситуация частично улучшилась около 1525 года до н.э., когда на престол взошёл узурпатор Телепину. В отличие от предшествующих царей, он сумел прочно утвердиться на троне, избавившись от всех соперников. Хаос, в который страна была погружена на протяжении полувека, продемонстрировал необходимость закона о престолонаследии и прочих неотложных мер по укреплению хеттского государства изнутри. Именно эту задачу и поставил перед собой Телепину. Он составил тщательно проработанный указ, включающий в себя краткий обзор хеттской истории (начало которого мы привели выше) с примерами того, как опасны раздоры и разобщённость в правящих кругах, и пунктуальную формулировку закона о престолонаследии и правил, обязательных для царей и знати. Законы, введённые Телепину, по-видимому, соблюдались вплоть до последних дней Хеттской империи.
Во внешней политике Телепину довольствовался чётким установлением границ и обеспечением их обороноспособности. Варварские племена, совершавшие набеги с востока и севера, были оттеснены на безопасное расстояние, и значительную часть территорий удалось отвоевать. Но с потерей Арцавы на западе и земель на юге за Таврским хребтом, в том числе и всей территории Сирии, Телепину смирился. О характере этого царя наглядно свидетельствует тот факт, что именно он первым из хеттских правителей заключил договор с другой державой — Киццуватной (в римскую эпоху — Катаония), которая в те времена, по-видимому, занимала восточную часть Киликийской равнины и часть долины реки Пирам. Текст договора до нас не дошёл, и условия его нам неизвестны. Но в свете того, что правитель Киццуватны принял титул «великого царя», а в следующем столетии Киццуватна проявила себя могучей державой, можно предположить, что Телепину признал её на правах относительного равенства.
Царь Телепину считается последним правителем Древнехеттского царства. Историческими сведениями о второй половине срока его царствования мы не располагаем, и назвать имена его непосредственных преемников с полной уверенностью невозможно. Эти «тёмные времена» окончились лишь с воцарением Тутхалии II — основателя новой династии и первого царя Хеттской империи. Период между смертью Телепину и восшествием на престол Тутхалии продлился около полувека. Согласно археологическим данным, никакого сколь-либо серьёзного разрыва в преемственности за это время не произошло. Кроме того, некоторые письменные свидетельства от этого периода всё же сохранились. Свод законов — едва ли самый важный из текстов, обнаруженных в Богазкёе (см. главу IV), — был составлен одним из преемников Телепину, который продолжил тем самым процесс консолидации, начатый его предшественником. Признаком этой же тенденции можно считать и тот факт, что только среди документов этого периода встречается особый тип условно вручаемых грамот с оттиском царской печати.
3. ИМПЕРИЯ (НОВОХЕТТСКОЕ ЦАРСТВО)
О Тутхалии II, основателе династии, впоследствии создавшей Хеттскую империю, мы достоверно знаем лишь то, что он захватил и разрушил Алеппо. Следовательно, Хеттское царство восстановило внутриполитическую стабильность и снова смогло диктовать свою волю мятежным данникам.
Точная дата и обстоятельства этого нападения на Алеппо нам неизвестны, и событие это ещё только предстоит вписать в летопись сирийской истории XV века до н.э. За долгий период смуты, начавшийся с убийства Мурсили I, Северная Сирия успела отойти под власть Ханигальбата — политического союза хурритских племён, организованного около 1500 года до н.э. О бессилии царства Хатти свидетельствует тот факт, что сирийцы, сами будучи данниками хурритов, могли безнаказанно совершать набеги на хеттские земли. В 1457 году до н.э. победы Тутмоса III в восьмом военном походе положили конец владычеству хурритов, и на тридцать лет Сирия попала в зависимость от египтян. Однако после смерти энергичного Тутмоса египтяне не смогли долго удерживать Северную Сирию и вскоре после восшествия на престол Аменофиса II были вынуждены отступить перед новой хурритской державой — Митанни. При династии царей-ариев государство Митанни добилось господства над всей Западной Азии. Каковы были внутриполитические факторы этого процесса, нам неизвестно, так как архивы царей этой династии до сих пор не найдены. Но от следующего столетия, когда могущество Митанни уже пошло на убыль, сохранилось множество памятников, из которых явствует, что хурритский язык и хурритская культура в целом успели оказать весьма заметное влияние на всех территориях от хеттской Анатолии до ханаанской Палестины.
В документе, сообщающем о походе хеттов на Алеппо, поясняется, что это была карательная кампания, предпринятая в наказание за то, что город перешёл под владычество Ханигальбата. Следовательно, она состоялась не позднее 1457 года до н.э., когда Ханигальбат был разгромлен Тутмосом III. Не исключено, что хетты приурочили свой поход к кампании египтян, выступив в союзе с египетским царём: известно, что в тот период Тутмос принимал дары от «Великой Хеты». Такая версия позволяет объяснить, почему в отчётах о египетской кампании нет никаких упоминаний о захвате Алеппо.
Возвышение Митанни ввергло Хеттское царство в очередной кризис. Многие княжества, ранее попавшие в орбиту влияния хеттов, теперь перешли под власть хурритской державы или заявили о своей самостоятельности. При Хаттусили II и Тутхалии III царство подошло к самому краю пропасти. По-видимому, оставленное одним из позднейших царей описание критической ситуации, относится именно к этому периоду:
«В старину земли Хатти грабили из-за границ (?). Враг из Каски пришёл и разграбил земли Хатти и положил своим рубежом Ненассу. Из-за Нижних земель пришёл враг из Арцавы, и он также разграбил земли Хатти и положил своим рубежом Тувануву и Уду.
Враг извне, из Араунны, пришёл и разграбил всю землю Гассии
И снова враг извне, из Ацци, пришёл и разграбил все Верхние земли и положил своим рубежом Самуху. И враг из Исувы пришёл и разграбил землю Тегарамы.
И ещё пришёл враг извне, из Арматаны, и он также разграбил земли Хатти и положил своим рубежом город Киццуватну. Хаттусас же город был сожжён дотла и … но домхести… уцелел».
Представляется совершенно невероятным, чтобы все эти нападения произошли одновременно, ибо в таком случае от всего царства остался бы только клочок бесплодной земли к югу от Галиса. Но отчасти это описание соответствует известным фактам о ситуации того времени: набеги восточных соседей Хатти могут объясняться поддержкой, которую оказывало им Митанни, а факты независимости и экспансии Арцавы подтверждаются найденными в архивах Телль-эль-Амарны письмами от египетского фараона к царю этого государства.
Конец этому периоду ослабления и начало новой эре положило воцарение Суппилулиумы I. Он взошёл на трон около 1380 года до н.э. при не вполне законных обстоятельствах, несмотря на то, что был сыном Тутхалии III и сопровождал своего отца в нескольких походах.
О борьбе за объединение и укрепление земель Хатти, которой этот царь, по всей вероятности, посвятил первые годы своего правления, нам известно не так уж много. Должно быть, именно Суппилулиума возвёл массивную оборонительную стену вдоль южной границы Хаттусаса и другие укрепления в столичном городе, о которых речь пойдёт ниже (см. стр. [110 — 113]). И только после этого он смог приступить к главной своей задаче — сведению счётов с Митанни, грозным врагом, по вине которого Хеттское царство пришло в упадок при предыдущих правителях.
Первый поход на Сирию через Тавр обернулся поражением и тяжёлыми потерями; часть военных трофеев, захваченных у хеттов, царь Митанни Душратта отослал своему союзнику, царю Египта. Следующую кампанию подготовили более тщательно. По-видимому, хеттам удалось узнать, что главные средства обороны митаннийцев сосредоточены в Северной Сирии. Но так или иначе, новый план состоял в том, чтобы переправиться через Евфрат у Малатьи и атаковать само Митаннийское царство с тыла. Это был опасный маршрут, так как в северных горас обитали дикие ПлемЕна, и дЫя покордния их ПредВарителLно пришлось совершить отФельный Поход. В результате с неким царством
имДнуемым в одЍих текстах «Ацци», а в других — «Х0йаса›, был заклюцён Ьирный договЎр, скреПлёнЭый бра:ом мЅжду сестрой Супоилулиумы и вождём этой горной страны. Так хетты обезопасили себя с левого фланга. Переправив войско через Евфрат, Суппилулиума без труда вернул под свою власть утраченную ранее область Исуву и, внезапно обрушившись на столицу Митанни, город Вашшукканну, захватил его и разграбил. По-видимому, митаннийский царь не смог оказать сопротивления и уклонился от битвы. После этого Суппилулиума снова пересёк Евфрат и возвратился в Сирию, где местные царьки, лишившиеся поддержки Митанни, поспешили выказать ему полное повиновение. По-видимому, конфликт с Египтом в планы хеттского царя не входил, и не исключено, что он довольствовался бы установлением границы по реке Оронт. Но царь Кадеша — города, который в те времена был аванпостом египетского влияния, — сам выступил против него на битву. Против хеттских колесниц он не устоял, и в результате хеттская армия двинулась дальше на юг до самой Абины (библейская Хова, Быт. 14:15), города близ Дамаска, и Суппилулиума объявил своей границей хребет Ливана. К счастью для него, египетские цари в этот период перестали уделять внимание обороне рубежей и занялись религиозной реформой внутри страны.
В итоге этой блестящей экспедиции, проведённой около 1370 года до н.э., в состав Хеттского царства вошли Халеб (Алеппо) и Алалах (Атшана). По-видимому, именно в то время были заключены дошедшие до нас договоры с царями Нухасси (Центральной Сирии) и Амурру, в состав которого входили территория Ливана и большая часть прибрежной полосы. Однако Каркемиш, контролировавший главную переправу через Евфрат, и область, известная хеттам под названием «Астата» и простиравшаяся вдоль Евфрата от Каркемиша к югу до устья Хабура, не подчинились хеттам и по-прежнему могли рассчитывать на поддержку Душратты, ценой собственной репутации сохранившего войско.
Суппилулиуму же призвали обратно в столицу неотложные дела. Задача удержания Сирии, которую царь вверил своему сыну, Телепину-«жрецу», оказалась весьма нелёгкой. Сирийские княжества разделились на две враждующие группировки: одна поддерживала хеттов, другая — митаннийцев, и обе напряжённо следили за борьбой двух великих держав. Но, к счастью для хеттов, само царство Митанни погрязло в междоусобицах. Царь Душратта и его предшественники поддерживали союзнические отношения с Египтом, и династии двух этих стран были связаны дипломатическими браками. Но в свете последних событий обнаружилось, что на Египет надежды мало, и конкурирующая ветвь митаннийской царской семьи решила захватить власть, воспользовавшись позором Душратты. Эта группировка обратилась за помощью и поддержкой к властолюбивому ассирийскому царю Ашшурубаллиту, предшественники которого платили дань царям Митанни. В итоге Душратта был убит, а новый царь Артатама и наследовавший ему сын Шуттарна признали независимость Ассирии и вознаградили её царя богатыми дарами из дворца.
Несмотря на все опасности, которыми было чревато для хеттов это внезапное возвышение нового, полного молодых сил, государства на Тигре, всё же после крушения Митанни завоевать Сирию уже не составляло труда. Вернувшись на сирийские земли около 1340 года до н.э., Суппилулиума захватил огромную крепость Каркемиша всего после восьми дней осады, и вся Сирия от Евфрата до моря попала в зависимость от хеттов. Телепину стал царём Алеппо, а ещё один из царских сыновей, Пияссили, — царём Каркемиша. Царство Киццуватна оказалось в изоляции и было вынуждено заключить мир с хеттами, которые признали её дружественной державой на условиях почти полного равенства (см. ниже, стр. [74]).
О том, какую широкую известность приобрёл в своё время Суппилулиума, можно судить по одному происшествию, случившемуся в то время, когда хеттское войско стояло лагерем у стен Каркемиша. К Суппилулиуме прибыл посланник из Египта с письмом от своей царицы, в котором говорилось: «Мой супруг скончался, а сына у меня нет, но о тебе говорят, что у тебя много сыновей. Если бы ты прислал ко мне одного из своих сыновей, он стал бы моим мужем. Я ни за что не возьму в мужья никого из своих подданных. Я очень боюсь». Суппилулиума так удивился, что отправил своего посланника к египетскому двору — удостовериться, что его не обманывают. Посол возвратился со вторым пиьсмом от царицы: «Почему ты говоришь: ‘Они меня обманывают’? Если бы у меня был сын, разве стала бы я писать чужеземцу, объявляя во всеуслышание о своей беде и о несчастье моей страны? Говоря так, ты меня оскорбляешь. Тот, кто был моим мужем, ныне мёртв, а сына у меня нет. За своего подданного я не выйду замуж ни за что. Я не писала никому, кроме тебя. Все говорят, что у тебя много сыновей; дай же мне одного из них, чтобы он стал моим мужем». Египетская царица, писавшая эти письма, — не кто иная, как Анхесенамон, третья дочь царя-«еретика» Эхнатона, которая уже в ранней юности стала вдовой царя Тутанхамона, не дожившего и до восемнадцати лет. Оставшись бездетной, она имела право (по крайней мере, формальное) избрать второго мужа самостоятельно и тем самым решить дальнейшую судьбу египетского трона. Разумеется, Суппилулиума не пожелал упустить такой невероятный шанс. Но план провалился. Хеттского царевича убили сразу по прибытии в Египет — очевидно, по поручению придворного жреца Эйе, который впоследствии и стал преемником Тутанхамона, заключив фиктивный брак с Анхесенамон и узаконив тем самым узурпацию престола. Не вызывает сомнений, что именно от этого брака Анхесенамон пыталась спастись с помощью хеттского царя.
Вскоре после этого с просьбой о помощи к Суппилулиуме обратился сын покойного Душратты, сам едва избежавший гибели. Будучи тонким политиком, хеттский царь не замедлил воспользоваться этой возможностью создать буферное государство, которое защитило бы хеттов от стремительно набиравшей силу Ассирии. Он отослал юного просителя под начало Пияссили. Сообща двое царевичей переправились через Евфрат во главе большого войска и вторично захватили митаннийскую столицу Вашшукканну. В результате образовалось новое зависимое царство Митанни, которое, впрочем, оказалось слишком слабым и не смогло устоять под натиском Ашшурубаллита, вскоре после смерти Суппилулиумы присоединившего эту территорию к своим владениям. После этого только Евфрат отделял хеттские земли от ассирийских.
Но владычеству хеттов в Сирии более ничто не угрожало. Даже когда болезнь унесла в могилу царя Суппилулиуму, а вскоре и его старшего сына Арнуванду II, и трон перешёл к неопытному младшему сыну Мурсили II, наместники Алеппо и Каркемиша сохранили ему верность. Угроза теперь исходила в основном из западных областей империи, но в этом отношении многое остаётся неясным, так как установить точное местоположение большинства населённых пунктов, упоминаемых в документах того периода, пока не удаётся. Могущественное царство Арцава, некогда покорённое самим Лабарной, отложилось от Хеттского царства, когда то пришло в упадок, и царь Арцавы дажё вёл дружескую переписку с египетским царём. Суппилулиума завоевал Арцаву повторно, но в правление Мурсили II она опять взбунтовалась, и к этому восстанию присоединился ряд городов-государств: Мира, Кувалийя, Хапалла и «земля реки Сеха».
Однако Мурсили оказался истинным сыном своего отца. В итоге масштабной военной кампании, которая продлилась два года и о которой сохранился подробнейший отчёт, Арцава была сокрушена, царь её убит, а на троны нескольких мелких царств посажены хеттские наместники. По крайней мере одного из последних уже связывали с хеттским царским домом узы родства: он был женат на хеттской царевне. Такое положение дел сохранялось до смерти Мурсили, но мир на западных окраинах Хеттской империи всегда был непрочным, и каждому очередному царю приходилось подавлять очередное восстание.
Северные рубежи тоже доставляли немало хлопот, хотя и по другой причине. Здесь проблема заключалась не в соседстве с могущественным соперником, а, напротив, в том, что с севера к Хеттской империи не примыкало вообще никакого государства, с которым можно было бы заключить мирный договор. В стратегически важных пунктах стояли хеттские гарнизоны, но, судя по всему, им не хватало сил сдерживать набеги буйных варваров-касков, населявших горные долины к северу от Хатти. Полагать, что каски получали какую-то помощь от других противников Хеттского царства, у нас нет оснований; но, несмотря на это, раз в несколько лет царю приходилось вести войско в северные горы и усмирять эти буйные племена. Мурсили II провёл десять таких кампаний — в 1-й, 2-й, 5-й, 6-й, 7-й, 9-й, 19-й, 24-й и 25-й годы своего правления (сохранились детальные описания этих походов). Все кампании завершались успешно, но полной победы достичь так и не удалось: как только империя начинала проявлять малейшие признаки слабости, набеги возобновлялись. Поэтому можно заподозрить, что причины этих неурядиц таились глубже, чем казалось самим хеттам.
На седьмом году правления Мурсили от Хеттской империи отложилось царство Ацци-Хайаса, и его пришлось завоёвывать повторно. На первом этапе командование доверили одному из царских полководцев, так как царь в это время исполнял предписанные ему законом религиозные обязанности в городе Кумманни (античная Комана).
А тем временем взбунтовалась даже Сирия (здесь, по-видимому, не обошлось без подстрекательства со стороны Египта, где в то время власть узурпировал полководец Харемхеб). Наместник Каркемиша Шар-Кушух, брат Мурсили, успешно правивший вверенными ему землями на протяжении десяти лет, тоже отправился на праздник в Кумманни и там заболел и умер. За время его отсутствия кто-то, по-видимому, захватил Каркемиш. Так или иначе, возникла необходимость в личном вмешательстве царя, и на девятом году своего правления Мурсили привёл войско в Сирию. Чтобы усмирить сирийских царьков, достало одного лишь появления хеттской армии. Сын Шар-Кушуха взошёл на трон в Каркемише, и в том же году Мурсили смог двинуться дальше на север и возглавить боевые действия против Ацци-Хайасы.
Соотнести с известными географическими пунктами другие кампании этого царя не удаётся. Как ни странно, в документах периода его правления ничего не говорится о походе на Киццуватну, хотя известно, что вскоре после восшествия Мурсили на трон эта область взбунтовалась. Так как после смерти Суппилулиумы I упоминания о царях Киццуватны полностью исчезают из документов, а при Мурсили II это государство, по-видимому, полностью утратило независимость и вошло в состав Хатти, то естественно будет предположить, что Мурсили завоевал его повторно, а текст с описанием этой кампании просто утрачен.
Своему сыну и наследнику Муваталли царь Мурсили II оставил сильную, упроченную империю, окружённую множеством зависимых царств. При восшествии на престол Муваталли не столкнулся ни с какими серьёзными затруднениями. Известно лишь, что потребовалась демонстрация силы на западных рубежах, но имя неприятеля, нарушившего покой нового царя, история не сохранила. Муваталли подтвердил полномочия царей Арцавы, остававшихся данниками Хатти, и заключил новый мирный договор с неким Алаксанду, царём Вилусы — страны, входившей в состав Арцавы, но неизменно хранившей верность Хатти со времён царя Лабарны. Обеспечив таким образом безопасность западных границ, Муваталли смог сосредоточить внимание на новой угрозе с юга. Египетский колосс пробудился от долгого сна. Цари XIX династии жаждали отвоевать сирийские земли, некогда покорённые Тутмосом III, но потерянные в правление Эхнатона, уделявшего внимание только своим религиозным реформам. Около 1300 года до н.э. Сети I выступил в поход на Ханаан. Восстановив там закон и порядок, он двинулся дальше и дошёл до самого Кадеша, что на Оронте. Но хетты, по-видимому, быстро дали ему отпор, и до конца правления Сети I между Египтом и хеттской державой сохранялся мир. Однако по восшествии на трон Рамсеса II в 1290 году до н.э. стало ясно, что избежать масштабного столкновения между двумя соперничающими империями более не удастся. Муваталли собрал войска из всех союзных государств. Список их приводят египетские писцы (хеттские анналы времён правления Муваталли не сохранились), и здесь впервые появляются упоминания о дарданах, известных нам по гомеровской «Илиаде», и о филистимлянах, а также о шерданах — народе, название которого часто встречается в египетских надписях. Но в дошедших до нас хеттских документах ни один из этих народов не упоминается, и поскольку хеттскими хрониками того периода мы не располагаем, то о причинах их участия в войне на стороне хеттов остаётся только гадать. Армии двух империй встретились у стен Кадеша на пятом году правления Рамсеса (1286/1285 гг. до н.э.). Надписи на стенах одного из египетских храмов восхваляют фараона за доблесть, проявленную в этой кампании, однако на деле хетты удержали за собой Сирию. Муваталли удалось даже расширить свои владения, завоевав Абу (Абину), область близ Дамаска. Таким образом, не приходится сомневаться, что битва за Кадеш завершилась победой хеттов. Некоторые подробности этого сражения изложены ниже (см. стр. [110]).
В царствование Муваталли северо-восточные области хеттской державы обрели статус княжества со столицей в Хакпи, где правил талантливый и честолюбивый брат царя, Хаттусили. Сам же царь перенёс свою резиденцию южнее, в город Датассу, — поближе к театру военных действий в Сирии. В результате позиции Хаттусили оказались слишком сильны, и не удивительно, что Урхи-Тешуб
Хаттусили III взошёл на трон в 1275 году до н.э., в возрасте около пятидесяти лет, будучи уже опытным полководцем. Под его властью Хеттская империя вступила в полосу относительного мира и благополучия. Правда, поначалу возникли какие-то трения с Египтом, и касситский царь Кадашман-Тургу даже пообещал Хаттусили оказать военную помощь, если дело дойдёт до войны. Но разногласия уладили мирным путём. Очевидно, Хатти и Египет были вынуждены сплотиться перед лицом нового грозного противника — набиравшей силу Ассирии. С тех пор дружба между двумя бывшими соперниками крепла с каждым годом, и в 1269 году до н.э. был заключён знаменитый мирный договор, призванный обеспечить мир и безопасность на землях Леванта. Поздравительными посланиями по этому случаю обменялись не только цари, но и царицы двух держав; одно из этих писем сохранилось. Наконец, через тринадцать лет после заключения договора, две империи скрепили дружбу браком: хеттская царевна стала женой Рамсеса II. Тот факт, что у шестидесятидевятилетного Хаттусили имелась дочь брачного возраста, объясняется тем, что сам он женился на Пудухепе, дочери жреца Киццуватны, лишь двадцатью девятью годами ранее, по возвращении из похода против египтян, в котором он участвовал под началом своего брата.
При Хаттусили III столицей Хеттского царства снова стал Хаттусас, за время пребывания Муваталли на юге разграбленный племенами касков. Город был восстановлен; кроме того, по распоряжению царя писцы сняли копии с архивов. Хаттусили и его супруга Пудухепа издали множество религиозных и административных указов, что, на первый взгляд, можно принять за свидетельство порядка и процветания в стране.
Однако единственный небольшой фрагмент, сохранившийся от анналов Хаттусили, заставляет предположить, что в западной части империи не всё было так благополучно. По-видимому, возникла необходимость в военных действиях против старинного врага — Арцавы; но подробности этой кампании нам неизвестны. Отношения с Вавилонией после смерти Кадашман-Тургу в 1270 году до н.э. также ухудшились. В дошедшем до нас письме к юному Кадашман-Энлилю Хаттусили выражает недовольство тем, что этот новый царь касситов со времени своего восшествия на трон так и не направил в Хатти своего посланника. Возможно, здесь не обошлось без происков Урхи-Тешуба, так как в одном из документов Хаттусили сообщает, что царь-изгнанник был замечен в связях с вавилонянами и по этой причине сослан из Нухасси «прочь, на море». Смысл этой фразы не вполне ясен, но, возможно, имелся в виду остров Кипр. О том, что позднее Урхи-Тешуб жил на чужбине — не исключено, что именно на Кипре, — мы узнаём из другого документа. Здесь он попытался войти в доверие к царю Египта. Но если он стремился заручиться помощью фараона с тем, чтобы вернуть себе трон, то успеха он явно не добился.
Царь Хаттусили — автор одного весьма примечательного документа, о котором мы подробно поговорим в главе VIII. По-видимому, он поставил перед собой задачу оправдать узурпацию трона и изгнание законного царя. Хаттусили заявляет, что поступил так лишь под давлением обстоятельств и по прямому указанию богини Иштар, покровительницы города Самуха. Полностью доверять столь тенденциозному описанию событий, естественно, нельзя, но как свидетельство высокоразвитого политического сознания этот документ не имеет себе равных в древнем мире.
Исходя из того, что Хаттусили взошёл на престол уже в зрелом возрасте, следует предположить, что умер он вскоре после того, как дочь его вышла замуж за египетского царя. Его сын и наследник Тутхалия IV, по-видимому, уделял особое внимание религии и провёл ряд реформ, связанных с религиозными праздниками и прочими церемониями. Не исключено, что именно Тутхалия IV распорядился украсить рельефами скалу в Язылыкая (см. ниже, стр. [134, 144, 199]), ибо на главной галерее этот царь изображён со своей «монограммой» (см. илл. 8, № 64), а на боковой — в объятиях своего бога-покровителя (см. илл. 15 на вклейке). Всё это позволяет предположить, что по крайней мере в первые годы его правления в стране царили мир и благополучие. Только на западе по-прежнему было неспокойно, но в конце концов и там утвердился порядок: земли Ассувы (позднее — римская провинция Азия, название которой теперь носит весь азиатский континент) вошли в состав Хеттской империи.
Но незадолго до конца правления Тутхалии с запада надвинулась новая угроза. Территории зависимых стран на крайнем западе Анатолии стали опустошать царь Аххиявы (возможно, предводитель ахейцев; см. ниже) и вождь Аттариссия из той же страны. Некто Маддуватта (имя которого исследователи сопоставляли с именами древних царей Лидии — Альятты и Садьятты), изгнанный из своей страны Аттариссией, предстал перед хеттским царём и получил в дар маленькое зависимое царство где-то на западе Малой Азии. Из этого можно сделать вывод, что Тутхалии всё ещё хватало сил отражать дальнейшие атаки.
Но дни Хеттской империи уже были сочтены. При следующем царе, Арнуванде III, ситуация на западе резко ухудшилась. Маддуватта перешёл на сторону Аттариссии, и несмотря на то, что хеттский царь в своём пространном рескрипте называет его не иначе, как вероломным слугой, нетрудно заметить, что расстановка сил в регионе уже существенно изменилась. В частности, сообщается, что Маддуватта «захватил всю землю Арцавы». В то же время в восточных горах, где прежде находилось царство Хайаса, объявился ещё один противник — некто Митас. Тождество его имени с именем царя мушков, который правил в VIII веке до н.э. и которого обычно отождествляют с фригийским Мидасом — персонажем греческих мифов, может оказаться не более чем совпадением, однако не исключено, что мушки-фригийцы уже вторглись в эту область и что имя «Митас» было династическим. Впрочем, как бы то ни было, нам достоверно известно, что на тот период пришлось великое переселение народов; и несмотря на то, что в указах Арнуванды мы не находим никаких предвестий надвигающейся беды, было уже очевидно, что хрупкий союз государств, входивших в состав Хеттской империи, не устоит под натиском мигрантов. Арнуванде наследовал его брат, Суппилулиума II, но правление его, по-видимому, оказалось коротким, так как имя этого царя не упоминается нигде, кроме записи о том, как ему присягнули на верность несколько сановников и должностных лиц. В анналах Рамсеса III повествуется о том, как хетты и другие народы бежали в Сирию от неких завоевателей, которые сообща с так называемыми «народами моря» оказались в опасной близости от границ Египта и вытеснили филистимлян на побережье Палестины (которая таким образом и получила своё современное название). Если верить гомеровскому преданию, то именно в этот период Малая Азия перешла во власть фригийцев.
4. НЕОХЕТТСКИЕ ЦАРСТВА
Итак, хетты лишились господствующего положения в Малой Азии. Но несмотря на это, в юго-восточных областях бывшей империи хеттская культура оставила о себе воспоминания по меньшей мере на пять столетий. В ассирийских хрониках Сирию и область Тавра по-прежнему именовались «страной Хатти». Там же упоминаются цари с такими именами, как Сапалульме, Муталлу, Катуцили и Лубарна (ср. Суппилулиума, Муваталли, Хаттусили или Кантуццили, Лабарна), а в Ветхом Завете эти сирийские государи называются «царями Хеттейскими» (4 Цар. 7:6, 2 Пар. 1:17); многие из них воздвигали каменные памятники с длинными надписями, выполненными хеттской иероглификой. Всё это свидетельствует о том, что традиции хеттской культуры сохранялись на всей территории от Малатьи и до границ Палестины вплоть до того времени, как весь этот регион вошёл в состав Ассирийской империи.
Однако по языку и религии авторы этих «неохеттских» надписей отличаются как от хеттов Хаттусаса, так и от хурритов, обитавших в Сирии во времена Новохеттского царства. По всей вероятности, какой-то другой народ, прежде населявший одно из зависимых царств Хеттской империи, завоевал Сирию и перенял культуру хеттов; данная тема подробнее обсуждается в главе VI, где высказывается гипотеза, что эти завоеватели пришли из Киццуватны. Но речь идёт не об организованном вторжении под началом единого вождя, а, скорее, о разрозненных захватах небольших территорий, так как на протяжении XII века до н.э. в Сирии возник целый ряд мелких «царств». Попытаемся изложить то немногое, что нам о них известно.
Тувана (античная Тиана), Тунна (античная Тинна), Хуписна (античная Кибистра), Шинухту и Иштунда, расположенные в горах Тавра и на южной окраине центрального плато, были не более чем городами-государствами. Где-то в том же районе, либо к северу или к востоку от него, находился союз племён под названием Табал (библейский Фувал); и не исключено, что перечисленные выше города-государства входили в его состав. К этому периоду относится первое в истории упоминание современной Малатьи (под именем Мелид) и современного Мараша (Маркази) — столиц двух государств, именовавшихся соответственно Камману и Гургум. К югу от Мелида находился Куммух (античная Коммагена), простиравшийся до Еврафта, а к югу от него располагалось ещё одно сравнительно крупное царство со столицей в Каркемише. Область между Каркемишем и Гургумом занимало царство Арпад, к западу от которого и вплоть до залива Александретты тянулась территория государства, которое позднее носило имя Самал (а в те времена, вероятно, Ядия) и столица которого, ныне хорошо известная археологам, находилась на месте современного Сенджерли. Равнина Амук в поздний период той эпохи именовалась Унки, а в начальный период — Хаттина; столицей её был город Киналуа (библейский Халне). Вокруг Алеппо сформировалось ещё одно царство, название которого, по-видимому, несколько раз менялось; страна, вероятно, называлась Лухути, а столица, первоначально размещавшаяся в Алеппо, позднее была перенесена в Хатарикку (библейский Хадрах из Зах. 9:1). Южнее всего располагалось могущественное царство Хамат и несколько зависимых от него стран у западного побережья. И, наконец, к востоку от Евфрата, недалеко от Каркемиша (вниз по течению) находилось царство со столицей в Тил-Барсип (ныне Телль-Ахмар).
Этот перечень названий ясно показывает, что с падением великой державы Хатти рухнули и зависевшие от неё сирийские царства. От Хеттской империи сохранились только Каркемиш и три города — Туванува, Тунна и Хуписна. Алеппо, один из важнейших городов эпохи империи, фигурирует в документах неохеттского периода под именем Халман и заметно уступает по значению новоявленному Арпаду —ближайшему из своих северных соседей. Все прочие названия новы, и многие из этих городов, вероятно, были основаны уже после крушения Новохеттского царства.
Проследить историю этих городов и царств можно только в самых общих чертах, опираясь на хроники крупных соседних держав — Ассирии, Урарту и Израиля. В хеттских иероглифических надписях встречаются имена царей, но в большинстве своём эти надписи носят посвятительный характер и почти не содержат исторической информации.
Первым из ассирийских царей, дошедших до Евфрата после падения Хаттусаса, стал Тиглатпаласар I. В 1110 году до н.э. он обнаружил царство со столицей в Мелиде, которое назвал «Великим Хатти». Это может означать, что правители окрестных городов подчинялись царю Мелида. Тиглатпаласар добрался до побережья Средиземного моря, а на обратном пути принял дань от другого царя «Великого Хатти» — вероятно, от правителя Каркемиша, так как маршрут ассирийского царя пролегал именно через этот город. Таким образом, гегемонии в Северной Сирии первыми добились эти два крупных города, расположенных у переправ через Евфрат.
Вскоре после этого ассирийская держава вступила в полосу упадка, и прежде, чем один из её царей рискнул снова приблизиться к Евфрату, прошло ещё немало времени. За этот период с востока пришли арамейские кочевники, основавшие в Сирии ряд государств и династий. Первым и самым могущественным из этих царств стал Дамаск, расположенный южнее черты расселения хеттов. Двинувшись дальше на север, арамеи, очевидно, столкнулись с сопротивлением неохеттских городов-государств, но одержали ряд побед. Они захватили царства Тил-Барсип, Ядия и Арпад, во главе которых до тех пор стояли хеттские династии; Ядия получила новое имя — Самал (или, иначе, «Бит-Габбари» — «Дом Габбара», по имени основателя новой династии); Тил-Барсип и Арпад также стали столицами новых царств — Бит-Адини и Бит-Агуси. Арамейские цари оставляли надписи либо на литературном финикийском, либо на собственном, арамейском, языке. Остальным хеттским царям удалось удержать власть, и они по-прежнему воздвигали монументы с иероглифическими надписями.
История Киликии того периода оставалась «белым пятном» вплоть до открытия надписей в Кара-тепе, да и по сей день интерпретация этих текстов вызывает затруднения. Автор надписей, некто Аситаванда, был не царём, а данником или наместником царя Аданы. В финикийском варианте текста последний именуется не царём Аданы (как в хеттском варианте), а царём Dnnym — народа, название которого было переведено как «данунеи». Так как финикийский и хеттский варианты текста практически идентичны по содержанию, то следует сделать вывод, что название «данунеи» произведено от имени города Адана; но это не противоречит гипотезе о связи этого народа с «дененами», которые упоминаются в числе «народов моря» в египетских надписях XII века до н.э. и с равным успехом могли быть выходцами из того же древнего города Адана (хеттская Атания). Но версия о связи «данунеев» с гомеровскими данайцами более проблематична. В VIII веке до н.э. (которым, по всей вероятности, следует датировать надписи из Кара-тепе) существовало царство со столицей в Адане, занимавшее большую часть Киликийской равнины. О предыстории этого царства нам ничего не известно, но поскольку других неохеттских надписей в Киликии так и не нашли, нельзя исключать, что «данунеи» принадлежали к иной группе народов, чем их соседи. Ассирийцы знали Киликию со времён Салманасара III под именем «Куэ» или «Каве» (происхождение этого названия до сих пор не ясно).
За бурным, но недолгим периодом преобразований последовал столь же краткий период мира и благоденствия: Ассирия в то время получала от неохеттских и арамейских царств богатую дань золотом и серебром. Традиции хеттской культуры распространились на юг и проникли в Палестину; в израильском войске служили хеттские наёмники, такие как Урия (2 Цар. 11:3 и далее) и Ахимелех (1 Цар. 26:6); в числе жён царя Соломона были хеттеянки.
Вновь набирать силу Ассирия начала при царе Адад-нерари II (912 — 891 гг. до н.э.) и его преемнике Тукулти-Нинурте II (891 — 884 гг. до н.э.), но сирийские царства не заметили надвигающейся опасности. Ашшурнасирпал (884 — 859 гг. до н.э.) быстро закрепил военные достижения своих предшественников и в первые семь лет правления восстановил контроль над большей частью земель к востоку от Евфрата. Когда в 876 году до н.э. он подступил к Каркемишу, царь этого города не посмел оказать сопротивление и выплатил ассирийцам огромную дань, в том числе двадцать талантов (около 450 кг) серебра. Ассирийское войско переправилось через Евфрат и прошло через всю Сирию до самого побережья. Другие хеттские царства, встретившиеся ему на пути, последовали примеру Каркемиша. Неспособность объединиться перед лицом врага, вероятно, объясняется тем, что неохеттские государства враждовали между собой, хотя прямыми указаниями на это мы не располагаем. Только восемнадцать лет спустя четыре государства — Каркемиш, Хаттина, Бит-Адини и Самал — попытались совместными усилиями остановить наступление Салманасара III, когда тот форсировал Евфрат и двинул войска дальше на север. Однако сопротивление было подавлено, и ассирийцы покорили Северную Сирию, а на следующий год осадили и захватили Каркемиш. Успешно отразить натиск ассирийской армии удалось только царям Хамата и Дамаска, которые призвали на помощь войска из двенадцати зависимых стран (главным образом, из приморских земель Финикии) и в 863 году до н.э. в битве у Каркара смогли противопоставить Салманасару армию, насчитывавшую 63 тысячи пехотинцев, 2 тысячи всадников лёгкой кавалерии, 4 тысячи колесниц и тысячу верблюдов. В этом сражении войско государств-союзников понесло тяжёлые потери, однако ассирийцам пришлось отступить. Таким образом, очевидно, что совместными усилиями сирийские царства могли бы сдержать наступление Ассирии. Но уже в следующем году Салманасар снова атаковал Дамаск и так ослабил это государство, что около 804 года до н.э. Адад-нерари IIIпривёл его к полному повиновению (с помощью арамеянина Закира, который несколькими годами ранее покорил хеттский город Хамат) и провозгласил себя владыкой всех земель «Хатти, Амурру и Палашту».
Однако спустя около полувека Ассирия вновь утратила господство над этим регионом, так как в северных горах у неё появился новый соперник — царство Урарту. На борьбу с ним асирийские цари бросили главные силы своей империи. В Южной Сирии к этому времени безраздельно господствовали арамеи, но хеттские государства Северной Сирии, вероятно, чувствовали некое этническое или культурное родство с Урарту. Сначала Мелид, а затем Гургум, Самал, Унки (Хаттина), Арпад, Куммух и Куэ вступили в союз с урартскими царями Аргишти I и Сардури II. Таким образом, Сирия раскололась на две части, и внутренние торговые маршруты, прежде достигавшие южных финикийских портов — Тира, Сидона и Библа, — теперь изменили направление, и целью их стало устье Оронта, где возникла греческая колония — город Посейдейон, который сэр Леонард Вулли недавно отождествил с древним поселением Ал-Мина.
Но такое положение дел сохранялось сравнительно недолго, и с восшествием на трон ассирийского царя Тиглатпаласара III (745 — 727 гг. до н.э.) ситуация резко изменилась. Уже на третьем году своего правления, в 742 году до н.э., этот царь повёл войско на запад, чтобы раз и навсегда навести порядок в Сирии. Сардури выступил на помощь своим сирийским союзникам, но потерпел полное поражение и позорно бежал с поля битвы. Чтобы принудить к повиновению Арпад, потребовалось ещё три года, но уже к 740 году до н.э. все сирийские государства вновь склонились перед Ассирией. И всё же по прошествии ещё двух лет Тиглатпаласару пришлось снова выступить в Сирию для подавления очередного восстания и распространить на этот беспокойный регион уже испытанную политику аннексий. Первым из хеттских царств в ассирийскую провинцию превратился город Унки, а вскоре та же судьба постигла и большинство его соседей. Политику Тиглатпаласара с ещё большей беспощадностью продолжили его преемники Салманасар V и Саргон II. Самал и Куэ были присоединены к Ассирии около 724 года до н.э., Хамат — в 720 году до н.э., Каркемиш — в 717, Табал — в 713, а Куммух (объединившийся к тому времени с Мелидом) — в 709 году до н.э.
Так завершилась история хеттских городов-государств, возникших в Северной Сирии после распада империи Хатти. Когда этих земель достигли греческие путешественники, они обнаружили здесь только ассирийские провинции. И само имя Хатти к тому времени было прочно забыто.
5. АХЕЙЦЫ И ТРОЯНЦЫ В ХЕТТСКИХ ТЕКСТАХ
Во введении мы кратко упомянули о сенсационном сообщении Э. Форрера и о том, как отреагировало на него учёное сообщество. Форрер заявил, что в хеттских текстах ему удалось обнаружить ссылки на гомеровских ахейцев и даже имена конкретных личностей — Атрея, Этеокла и Андрея. Теперь можно рассмотреть подробнее некоторые факты, имеющие отношение к данной теме, и привести аргументы «за» и «против» форреровской версии.
Полемика развернулась вокруг страны, которая в хеттских текстах именуется «Аххиява» или, изредка, «Аххия». В первый раз она упоминается в документе времён Суппилулиумы I, который сослал в эту страну кого-то из своих подданных — по одной из возможных интерпретаций, свою супругу. Из этого Форрер сделал вывод, что Суппилулиума был женат на ахейской царевне. Помимо гипотезы о тождестве Аххиявы со страной ахейцев, т.е. микенской Грецией (к этой проблеме мы ещё вернёмся), Форрер опирался на довольно спорную трактовку принятой у хеттов процедуры изгнания, а именно, на допущение о том, что ссылать человека, а в особенности — царицу, в чужую страну дозволялось лишь при условии, что ссыльный был уроженцем этой страны. Можно было бы согласиться, что применительно к царице такой аргумент выглядит резонным; однако если мы вспомним, что царя Урхи-Тешуба сослали в чужую страну, предположительно на Кипр (см. выше, стр. [37]), то версия о том, что изгнанию могли подвергаться только уроженцы иных земель, не выдержит критики. С уверенностью утверждать можно только следующее: страна, которую избирали местом ссылки, должна была находиться в дружественных отношениях с царством Хатти, ибо в противном случае нельзя было рассчитывать на то, что власти этой страны обеспечат подобающий надзор за изгнанником. Таким образом, можно сделать вывод, что в период правления Суппилулиумы I между Хатти и Аххиявой поддерживались дружественные отношения.
В «Анналах Мурсили II» (3-й год) появляется первое упоминание о связи между Аххиявой и городом (здесь — «страной») Миллаванда; но текст сильно испорчен и с равной вероятностью может быть истолкован несколькими способами. То же относится и к другому фрагменту (4-й год), и это особенно досадно, так как здесь упоминается корабль а, следовательно, данный фрагмент мог бы разрешить вопрос о том, действительно ли Аххиява находилась «за морями».
Однажды царь Мурсили заболел, и жрецы-гадатели провели «расследование», чтобы выяснить причины обрушившегося на страну божественного гнева (см. ниже, стр. [159]). Сохранилась большая табличка с вопросами жрецов и ответами оракула. Из этого текста выясняется, что жрецы рассчитывали на помощь бога Аххиявы и бога Лацпы, а само «расследование» должно было прояснить подробности подобающего ритуала для воззвания к этим божествам. Это, опять-таки, свидетельствует о дружбе между Хатти и Аххиявой; что касается Лацпы, то некоторые исследователи отождествляют её с островом Лесбос.
Но самым важным из документов, относящихся к данной проблеме, является так называемое «Письмо Тавагалавы» — послание к царю Аххиявы от хеттского царя, имя которого не сохранилось и о котором известно лишь то, что в момент написания этого текста он был уже в преклонном возрасте. Письмо занимает по меньшей мере три таблички, из которых мы располагаем только третьей и, быть может, фрагментом первой или второй. Текст сильно пострадал и, вдобавок, изобилует трудными для понимания аллюзиями, но, тем не менее, представляет для нас огромный интерес. Из него явствует, что некто Пияма-раду, в прошлом высокопоставленный подданный хеттского царя, подался в разбойники и принялся грабить и разорять «земли Лукки» (предположительно, Ликии), часть которых входила в состав Хеттской империи. Набеги он совершал из соседнего города Миллаванды (в других тестах — Милавата), хеттам не принадлежавшего, но находившегося под косвенным контролем царя Аххиявы. В «Письме Тавагалавы» хеттский царь просит царя Аххиявы, чтобы тот добился высылки Пияма-раду и тем самым положил конец набегам на «земли Лукки». Но интерпретация этого письма осложняется тем, что в нём упоминается инцидент с неким Тавагалавой (или Тавакалавой), который, по-видимому, был родственником (но не братом, как утверждали некоторые исследователи) царя Аххиявы и жил в той же Миллаванде или где-то неподалёку. Жители Лукки сперва обратились за помощью к этому Тавагалаве — вероятно, именно потому, что он жил поблизости; но позже, когда кто-то напал на город Аттаримма (кто именно, неясно; имя в тексте испорчено, но можно с уверенностью утверждать, что это был не Пияма-раду), они обратили свои мольбы к хеттскому царю. На основании этого можно предположить, что Лукка представляла собой полосу «ничейной земли» между двумя державами — Аххиявой и Хатти, и что границы её не были строго определены. Тавагалава, обосновавшийся в пределах Лукки, направил хеттскому царю послание с просьбой признать его данником. Хеттский царь, по-видимому, не имел ничего против и послал своего сына, высокопоставленного военачальника, принять присягу у Тавагалавы. Но Тавагалава отказался встретиться с посланником, сочтя оскорбительным то, что царь хеттов не направил к нему самого главнокомандующего. Вероятно, в «Письме Тавагалавы» хеттский царь счёл нужным упомянуть этот эпизод для того, чтобы Тавагалава и его союзники не истолковали его намерения превратно, и чтобы подчеркнуть, что сам он в данном случае действует совершенно корректно. После того, как мятеж в «землях Лукки» был подавлен, царь Аххиявы отправил хеттскому царю письмо, в котором сообщал, что послал в Миллаванду своего представителя, уполномоченного передать Пияма-раду в руки хеттов. Получив это письмо, хеттский царь лично направился в Миллаванду, но его ждало разочарование: посланец Аххиявы позволил Пияма-раду сесть на корабль и скрыться, что и стало основанием для претензий в адрес аххиявского царя. Здесь нам следует обратить внимание на то, что Миллаванда в данном тексте фигурирует как приморский город. Остаток письма посвящён разнообразным аргументам и предложениям, призванным убедить царя Аххиявы выдать Пияма-раду. Среди прочих гарантий безопасности Пияма-раду хеттский царь предлагает царю Аххиявы оставить у себя в заложниках гонца, привезшего это послание, добавляя, что «этот гонец — человек важный: он возничий мой, возивший меня на колеснице с самой юности, и не только меня, но также и брата твоего, и Тавагалаву». Эти слова свидетельствуют о том, что некогда Хатти и Аххиява — или, по меньшей мере, царские дома двух этих государств — поддерживали между собой чрезвычайно тесные отношения. Да и всё письмо выдержано в весьма дружелюбном и почтительном тоне. Подразумевается, что царь Аххиявы не вполне осведомлён о происходящем и с удовольствием исполнит просьбу хеттского царя, как только суть дела будет изложена ему во всех подробностях. Но в то же время из текста явствует, что представители Аххиявы в Миллаванде располагали значительной свободой действий, и создаётся впечатление, что полностью контролировать события в Миллаванде царь Аххиявы не мог.
Называя Тавагалаву «эолийским царём», Форрер исходит из ошибочной интерпретации текста. Для отождествления Тавагалавы с Этеоклом (первоначально — ’ΕτεFοκλεFης, т.е. Etewoclewês), сыном Андрея, царя Орхомена, нет никаких иных причин, кроме весьма отдалённого сходства имён. Столь же слабо обосновано и заявление Форрера о том, что в вышеописанном гадательном тексте якобы упоминается сам Андрей.
Проблема авторства «Письма Тавагалавы» связана с другим документом, в котором упоминаются имена Пияма-раду и Атпы и который, следовательно, можно датировать приблизительно тем же перидом. Это письмо некоему хеттскому царю от Манапа-Датты, который правил «землёй реки Сеха» от 4-го года царствования Мурсили II и ещё какое-то время после воцарения Муваталли. Таким образом, автором «Письма Тавагалавы», очевидно, был либо Мурсили, либо Муваталли. Известно, что имя Пияма-раду встречается также во фрагменте, относящемся ко времени правления Хаттусили. Но фрагмент этот слишком краток, и остаётся неясным, говорится ли здесь о Пияма-раду как о современнике или же история с ним упоминается как некий прецедент.
Несколько позднее (когда именно, неизвестно) правитель Миллаванды стал данником хеттского царя. Различные аспекты взаимоотношений между империей и этим зависимым городом рассматриваются в так называемом «Милаватском письме», текст которого сильно пострадал. Здесь автор ссылается на эпизод с Пияма-раду именно как на прецедент и далее, по-видимому, подразумевает, что царь Аххиявы удовлетворил просьбу хеттского царя и выдал разбойника.
Кроме того, мы располагаем письмом, написанным, вероятно, во времена Хаттусили и содержащим просьбу принять участие в доставке неких даров от царя Аххиявы к царю Хатти. В другом фрагменте, где речь идёт о событиях, относящихся к перевороту Хаттусили, топоним Аххиява связывается с именем Урхи-Тешуба, но контекст этого упоминания невосстановим.
Важную информацию о том, какое положение занимала Аххиява среди ближневосточных держав той эпохи, даёт следующий отрывок из договора между Тутхалией IV и царём Амурру: «…цари, равные мне в достоинстве: царь Египта, царь Вавилона, царь Ассирии и царь Аххиявы»; правда, слова «и царь Аххиявы» были стёрты, но прочесть их всё же удалось. Едва ли писцу пришло бы в голову вставить в этот перечень царя Аххиявы, если бы в то время эта страна действительно не входила в число великих держав, а то, что слова эти впоследствии были вымараны, свидетельствует лишь о том, что канцелярия Хеттской империи не желала признавать этот факт официально. Далее в договоре перечисляются нормы, которые Амурру предписано соблюдать при ведении дел с этими государствами. К сожалению, фрагмент, в котором говорится об Аххияве, сильно испорчен, как и многие другие подобные тексты, но из него, по крайней мере, можно сделать вывод, что дипломатические отношения между Амурру и Аххиявой поддерживались при посредстве аххиявского корабля, стоявшего на рейде у побережья Сирии.
В другом фрагментарном тексте, относящемся, вероятно, ко времени Тутхалии IV, сообщается о царе Аххиявы в связи с «землёй реки Сеха» и утверждается, что царь этот «удалился». Очевидно, что для того, чтобы «удалиться», царь Аххиявы должен был лично присутствовать в Малой Азии. «Земля реки Сеха» зависела от Хеттской империи, но находилась за её пределами; по-видимому, в данном тексте описывается ситуация, напоминающая ту, о которой идёт речь в «Письме Тавагалавы». В том случае аххиявские подданные, обосновавшиеся близ границ Хеттской империи (на «землях Лукки»), также «удалились» по требованию хеттского царя. Впрочем, от таблички периода Тутхалии сохранился такой маленький фрагмент, что не исключены и другие интерпретации.
В правление того же Тутхалии IV действовал Аттариссия (в некоторых текстах — Аттарсия). Его описывают как «человека из Аххии», и Форрер предположил, что его можно отождествить с Атреем; однако нигде не сказано, что он был «царём» Аххии, да и фонетическое сходство между двумя этими именами не настолько тесное. Аттариссия упоминается в одном из самых поздних по времени написания хеттских документов — в обвинительном письме царя Арнуванды III, адресованном мятежному даннику Маддуватте (см. выше, стр. [38]). Сначала Аттариссия изгнал Маддуватту из его страны (местоположение которой неизвестно), и тот предстал перед хеттским царём как беженец. Тутхалия IV милостиво выделил ему в управление территорию в «Горной земле Циппаслы», «поблизости от Земли Хатти». Предполагать, что это маленькое царство находилось на побережье, у нас нет оснований. Здесь Аттариссия напал на Маддуватту снова. Хеттский царь направил на помощь даннику отряд во главе с одним из своих военачальников. Разыгралась битва, на которую Аттариссия вывел сто колесниц и неизвестное количество пеших воинов. Проиграв сражение, он отступил, а Маддуватта продолжал править своим уделом. Но спустя какое-то время Маддуватта, очевидно, переметнулся на сторону Аттариссии, и сообща они атаковали Аласию, которую царь Арнуванда причислял к зависимым от Хеттской империи государствам. Аласию обычно отождествляли с Кипром, но трудно представить себе, каким образом отрезанные от моря хетты могли притязать на господство над этим островом. Гораздо более убедительной представляется версия, помещающая Аласию на побережье Северной Сирии, хотя данных в поддержку этой гипотезы у нас недостаточно. Но в любом случае создаётся впечатление, что набег на Аласию был совершён с моря.
Такова, в общих чертах, история отношений между Хатти и Аххиявой. Поначалу две эти страны поддерживали между собой столь тесную дружбу, что родственники царя Аххиявы приезжали в Хатти обучаться колесничной езде, а хеттские жрецы взывали к богам Аххиявы о помощи в исцелении своего царя. Но затем представители Аххиявы стали творить всё более дерзкие бесчинства на границах Хатти, и в конце концов, уже в правление Тутхалии IV и Арнуванды III, «человек из Аххии» по имени Аттариссия совершил ряд нападений на земли, подвластные Хеттской империи. Но несмотря на то, что первые осложнения такого рода возникли ещё при царе Мурсили, официальные отношения с царём Аххиявы оставались дружественными (по крайней мере, формально) вплоть до конца правления Хаттусили. После этого царь Аххиявы упоминается лишь в одном документе, из которого следует, что он появился собственной персоной и, не исключено, с враждебными намерениями, на территории одного из подчинённых хеттам государств. Никаких указаний на дружбу между Аххиявой и Хатти в этом тексте мы не находим.
Не вызывает сомнений, что Аххиява была могущественной морской державой, корабли которой добирались по меньшей мере до побережья Сирии (Амурру). О силе этого государства свидетельствует и то, что даже вождь-одиночка Аттариссия смог привести из Аххиявы в глубь Малой Азии довольно большое войско. Воины из Аххиявы по меньшей мере четырежды посягали на территории, граничащие с Хеттской империей: на «земли Лукки», «землю реки Сеха», «землю Циппаслы» и Аласию. Но этих фактов недостаточно для того, чтобы определить местонахождение самой Аххиявы, так как нападение на Аласию было совершено с моря, а местоположение остальных царств из этого перечня нам также неизвестно. Вызывает сомнения даже отождествление Лукки c Ликией позднейших времён. В хеттских документах упоминается лишь один-единственный город, в определённой степени подвластный царю Аххиявы, — Миллаванда. Однако Миллаванда не входила в состав царства Аххиява. Это была отдельная «земля», и несмотря на то, что правитель её, как явствует из «Письма Тавагалавы», подчинялся приказам царя Аххиявы, в более позднем «Милаватском письме» он уже предстаёт данником хеттского царя. Соотнеся между собой все эти свидетельства, можно сделать вывод, что царь Аххиявы был плохо осведомлён о положении дел в Милавате и получал от своих подчинённых искажённые отчёты.
С другой стороны, нам известно, что со времён падения Кносса (около 1400 года до н.э.) и вплоть до вторжения дорийцев (XII век до н.э.) на море безраздельно господствовали микенские греки, то есть гомеровские ахейцы-Achaioi (первоначально — ’ΑχαιFοι, т.е. Achaiwoi). Характерные изделия, вышедшие из их мастерских, в изобилии встречаются на островах, в особенности на Кипре, Крите и Родосе, где наверняка должны были находиться ахейские колонии. Множество таких изделий обнаружено и в некоторых районах Сирии и Киликии, а время от времени они попадаются и на местах поселений, располагавшихся вдоль южного и западного побережий Малой Азии (в первую очередь, в Милете). Архаический диалект, на котором позднее говорили жители Памфилии, побудил некоторых исследователей предположить, что и здесь находилось ахейское поселение, хотя археологических данных в поддержку этой версии не обнаружено. Исходя из всего этого, Форрер без колебаний отождествил Аххияву с гипотетической Ахайей (’ΑχαιFα, т.е. Achaiwa), а Миллаванду — с памфилийской Милией. Однако в своей первоначальной форме классический греческий топоним Achaïa (в иониЩскои диалекте — AchAiiê) выУлядел, по-видимому, не как Achaiwā, а как Achaiwiā. Ф. Зоммер заявлял, что мы не имХем ПравР допускать существованиХ формы Achaiia ранее VII века до н.э., Поскольку Гомер, наш древнейший авторитетный источниЪ, использует форму Achaiis, а не Achaiia. Но этот аргумент несостоятелен, так как совершенно очевидно, что в выборе словоформ Гомер подчинялся требованиям поэтического метра. Таким образом, можно смело утверждать, что на языке микенских греков словом Achaiwia обозначалась «земля ахейцев», тем более что после дешифровки микенской письменности выяснилось, что их язык представлял собой раннюю форму греческого. Названия Achaiwiā и Ahhiyawā (Аххиява) действительно схожи друг с другом, но не тождественны. Хетты поддерживали связи с Аххиявой на протяжении около двух столетий, и едва ли у них нашлась бы причина заменить в названии этой страны ch (звук, произносящийся не как шотландский или немецкий «ch», а как твёрдый «k» с придыханием) на hh, ai (хорошо знакомый хеттам дифтонг) — на iya и, наконец, ia на a. И ещё труднее было бы объяснить возникновение усечённой формы Ahhiyā (Аххия).
Поэтому Зоммер и другие учёные пришли к выводу, что сходство названий здесь является простым совпадением и что все известные нам факты нетрудно объяснить, исходя из гипотезы, что Аххиява располагалась на побережье Малой Азии. Версию Форрера объявили предвзятой, так как он сам открыто заявил о своём желании отыскать в хеттских текстах упоминания о троянцах и греках. И всё же основания для подобной «предвзятости» у него имелись: ведь по крайней мере в Киликии, а возможно, и на побережье Эгейского моря микенцы так или иначе должны были контактировать с хеттами, и те скудные сведения о народе Аххиявы, которые нам удаётся извлечь из хеттских текстов, отлично согласуются с тем, что нам известно о микенцах. Многое здесь упирается в общую проблему политической географии хеттов — проблему, ещё очень далёкую от окончательного разрешения. Но трудно не согласиться с тем, что и «земли Лукки», и «земля реки Сеха», и «земля Циппаслы», и Миллаванда, каково бы ни было их точное местоположение, примыкали к самым дальним западным рубежам Хеттской империи. В таком случае, если Аххиява действительно находилась в Малой Азии, то она должна была располагаться где-то на западной оконечности полуострова, и тогда морские контакты Аххиявы с Амурру и Аласией никак не могли оказаться случайными, единичными эпизодами. Жители Аххиявы, как и микенцы, должны были господствовать над морями, однако эта версия противоречит греческому преданию о последовательной смене «талассократий», согласно которому в один и тот же период времени в восточном Средиземноморье не могло существовать более одной державы, господствующей на морях. Можно лишь надеяться, что в вопросе о границах Хеттской империи исследователи рано или поздно придут к согласию, и тогда мы получим и ответ на вопрос, оставалось ли в те времена на территории Малоазиатского полуострова место для столь значительного государства, как Аххиява. Если ответ окажется отрицательным, то исторические основания для отождествления жителей Аххиявы с ахейцами станут настолько вескими, что соображениями лингвистического толка можно будет пренебречь. Более того, многие филологи уже предчувствуют такой поворот событий и пытаются так или иначе объяснить расхождения между хеттской и греческой формами названия этой страны.
Если принять тождество народа Аххиявы с ахейцами хотя бы как рабочую гипотезу, то перед нами откроется возможность для построения новых гипотез. Хеттам Аххиява была известна как единое царство. Судя по данным археологии, в XIV — начале XIII вв. до н.э. материковая Греция была объединена под властью микенских царей. Обозначалось ли именем «Аххиява» само это Микенское царство? Или же то было одно из островных царств (например, Крит, Родос или Кипр), сохранявших в тот период относительную независимость от Микен? И в том, и в другом случае Аххиява должна была располагать флотом; однако предводителем похода в глубь Малой Азии или участником политических интриг на рубежах Хеттской империи легче представить правителя островного государства, чем царя одного из материковых греческих городов. Самым правдоподобным претендентом на эту роль выглядит младший из известных нам критских «Миносов» (ибо из гомеровских поэм явствует, что Минос, сын Зевса, был ахейцем, предком героя Идоменея, а не правителем более древнего «минойского» царства со столицей в Кноссе). Согласно преданию, у Миноса был сильный флот, с помощью которого он истребил карийских пиратов, промышлявших у островов Эгейского моря (ср. историю Пияма-раду), а братья Миноса, Сарпедон и Радамант, колонизировали прибрежные районы Карии и Ликии. Кроме того, у Миноса был сын Девкалион, и хотя предание не связывает этого критского царевича с Малой Азией, в имени его обнаруживается удивительное сходство с именем Тавакалавы. Что же касается Миллаванды, то рассказ о посещении её хеттским царём позволяет отождествить этот город скорее с Милетом, где в те времена несомненно находилась ахейская колония, чем с Милией, добраться до которой с Анатолийского плато было нелегко. Впрочем, подробное рассмотрение всех этих версий выходит за рамки нашей книги.
Здесь же необходимо добавить несколько замечаний по поводу гипотезы о том, что в хеттских текстах упоминаются город Троя и троянский царевич Александр-Парис. Хеттский топоним Ta-ru-(u-)i-ša, отождествляемый некоторыми исследователями с Троей (греч. Τροία), имеет несколько вариантов произношения: Tarūwisa, Tarōwisa, Tarwisa, Trūisa или Trōisa. Он встречается только однажды — в перечне городов и областей «земли Ассува», которая, в свою очередь, нигде более не упоминается. Но некоторые из городов и областей, входящих в этот список, известны также по другим текстам, и, в целом, учёные сходятся во мнении, что очерченная в данном перечне территория простирается от «земель Лукки» в направлении, противоположном тому, в котором располагаются страны и города, знакомые нам по прочим хеттским документам. Коротко говоря, это означает, что Ассува, по всей вероятности, находилась на западном побережье Малой Азии, и выдвигалась гипотеза, что её название есть не что иное, как первоначальная форма слова «Азия», ибо римская провинция Азия располагалась именно в этом регионе. Текст, о котором идёт речь, входит в состав сильно пострадавших от времени анналов Тутхалии IV, который, по-видимому, первым из хеттских царей посетил эту область. Название Ta-ru-(u-)i-ša стоит в списке последним, а это должно означать, что данный город отстоял дальше всего к северу от границ Хеттской империи; таким образом, весьма вероятно, что он действительно находился где-то в окрестностях Троады. Но никакими иными сведениями в поддержку тождества двух этих топонимов мы не располагаем. Правила греческой фонологии не предусматривают развития Troisa >Troia, и полагать, что в данном частном случае имеет место исключение из правил, у нас нет никаких оснований. Единственный возможный выход из ситуации — предположить, что Ta-ru-(u-)i-ša представляет собой дериват первоначальной формы Ta-ru-i-ya (ср. Karkisa и Karkyiya), несмотря на то, что в известных текстах последняя не обнаружена.
Непосредственно перед топонимом Ta-ru-(u-)i-ša в перечне городов стоит название U-i-lu-ši-ia, по своему звучанию — Wilusia (Вилусия) — напоминающее гомеровский Ilios (Илион; первоначально — Fιλιος). Сразу же напрашивается сопоставление с названием зависимого государстваU-i-lu-ša, т.е. Wilusa (Вилуса), царём которого в период правления Муваталли (около 1300 года до н.э.) был Алаксанду. Читатель, безусловно, подметит разительное сходство с именем троянского (илионского) царевича Александра (Alexandros), более известного как Парис. И, наконец, Стефан Византийский передаёт легенду о том, что город Самилия в Карии был основан неким Мотилом (Motylos), которые «принимал [у себя в гостях] Елену и Париса» (по-видимому, во время их путешествия из Спарты в Трою); представляется, что перед нами — реминисценция исторического договора между Муваталли и Алаксанду.
Ни одно из этих отождествлений не придёт в противоречие с фонетическими законами при условии, что мы примем гипотезу о существовании формы Ta-ru-i-ya и будем считать имя «Александр» грецизированной формой анатолийского «Алаксанду», а не исконно греческим именем. Если бы у нас имелись основания утверждать или, по крайней мере, предполагать с известной долей уверенности, что хетты никогда не проникали на запад до Троады, то всю эту систему гипотез следовало бы отвергнуть без малейших колебаний. Однако мы располагаем совершенно иными данными: по свидетельству одного египетского текста, Drdny (очевидно, дарданы — единственный из известных нам этнонимов, близких по звучанию) сражались на стороне хеттов в битве при Кадеше. Можно было бы возразить, что большинство учёных отличают Вилусу от Вилусии, локализуя первую на южном побережье Малой Азии, так как Вилуса входила в союз земель Арцавы и географически должна быть тесно связана со всем арцавским комплексом. Но до тех пор, пока не дан определённый и точный ответ на вопрос о том, где проходили границы Хеттской империи, дискуссию о местоположении Вилусы нельзя считать закрытой.
Более серьёзный аргумент против отождествления Алаксанду с Александром-Парисом относится к области хронологических несоответствий. Согласно традиционной хронологии, базирующейся, главным образом, на генеалогиях, Троянская война имела место около 1190 года до н.э. По археологическим данным, эта дата соответствует гибели Трои VIIа, уничтоженной пожаром. В таком случае Алаксанду от Александра отделяет целое столетие. Однако, с другой стороны, Алаксанду — современник падения великого города Троя VI, облик которой ближе всего соответствует гомеровскому описанию, но которая, как полагают, погибла при землетрясении. Если пренебречь генеалогиями и приурочить Троянскую войну приблизительно к 1300, а не к 1190 году до н.э., то Алаксанду действительно может оказаться самим Парисом; можно будет предположить, что после отплытия греков он унаследовал значительно ослабленное и уменьшившееся в размерах царство, после чего заключил договор с хеттским царём. Нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что именно землетрясение дало грекам шанс на захват осаждённого города, и в этом случае «деревянный конь» мог представлять собой благодарственную жертву Посейдону ennosigaios
6. ХЕТТЫ В ПАЛЕСТИНЕ
Теперь пора обратить внимание на тот парадоксальный факт, что, вопреки встречающимся в Ветхом Завете упоминаниям о хеттах как об одном из народов Палестины, в ходе изучения истории древнего народа Хатти мы отступали от палестинских земель всё дальше и дальше, пока, наконец, не обнаружили страну хеттов в центральной части Анатолийского плато. Более того, мы выяснили, что вплоть до царствования Суппилулиумы I ни одного хеттского государства к югу от Тавра не существовало; что сирийские царства, правители которых подчинялись царю Хеттской империи, были сосредоточены на территории к северу от Кадеша, города на Оронте; и, наконец, что хеттские войска доходили до Дамаска, но никогда не вступали на территорию самой Палестины. Все неохеттские царства располагались севернее Хамата, а последний был отделён от Палестины арамейским царством со столицей в Дамаске.
Таким образом, указания на то, что хетты жили в Палестине до вторжения израильтян, порождают интересную проблему. И все накопленные к настоящему времени сведения о народе Хатти не только не помогают разрешить эту проблему, но и отдаляют нас от её разгадки. С одной стороны, эпизод с покупкой Махпелы (Быт. 23) и упоминания о хеттеянках — жёнах Исава (Быт. 26:34 и Быт. 36:1-3) относятся к «Жреческому кодексу», составленному уже после Вавилонского пленения, и следовательно, ценность их как исторических свидетельств невелика; не намного раньше были составлены и различные перечни ханаанских народов. Но указание из Числ. 13:30 объяснить таким образом не удаётся. Здесь с полной определённостью утверждается, что хетты обитали в горах Палестины, хананеи — на прибрежной равнине и в долине Иордана, а амаликитяне — в южной части страны. Этот фрагмент относится к более древнему пласту библейского текста — Элохисту, и поскольку приведенные в нём сведения о месте обитания хеттов согласуются с рассказом о том, как Авраам купил у хеттеянина пещеру Махпела, расположенную близ Хеврона, то можно сделать вывод, что этот рассказ основан на более ранних источниках.
Следует также принять во внимание фрагмент из Иис.Н. 1:2-4, где Яхве говорит Иисусу Навину: «…встань, перейди через Иордан сей, ты и весь народ сей, в землю, которую Я даю им, сынам Израилевым. … от пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата, всю землю хеттеев; и до великого моря к западу солнца будут пределы ваши». Это повеление кажется бессмысленным: ведь шатры сынов Израилевых в то время стояли на Моавитских равнинах, а, следовательно, по ту же сторону от Иордана, что и территория между Ливаном и Евфратом, которую, кстати сказать, израильтяне так и не заняли. В действительности они переправились через Иордан и обосновались в горах Иудеи — в той самой местности, которая в Числ. 13:30 названа областью расселения хеттов. Но если мы опустим слова «…от пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата», то весь фрагмент сразу же прояснится. Слова эти, по всей вероятности, были вставлены позднейшим переписчиком, для которого этноним «хеттеи» ассоциировался только с неохеттскими царствами Сирии и во времена которого в горах Иудеи никаких хеттов уже не было.
Но кто же такие «хеттеи», обитавшие некогда в палестинских горах? Весьма оригинальный ответ на этот вопрос предложил в своё время Э. Форрер
«Когда хаттийский бог грозы привёл людей Курустаммы в землю египетскую, и когда хаттийский бог грозы связал их
Вторжение было успешным, и хетты захватили множество пленных, но именно среди этих пленников и началась эпидемия, распространившаяся затем по всей стране Хатти. С точки зрения Мурсили, бог грозы таким образом отомстил хеттам за нарушение клятвы.
Город Курустамма находился в северной или северной-восточной части Хеттского царства, на границе территории, которую Муваталли выделил своему брату Хаттусили (см. выше, стр. [35]). Как ни удивительно, из приведенного выше текста с очевидностью явствует, что в правление Суппилулиумы некоторые люди из этого малоизвестного северного города пришли в «землю египетскую» (каковым термином, по-видимому, обозначалась вся подвластная египтянам территория). При каких обстоятельствах это произошло, остаётся неясным, но упоминание в данном контексте хаттийского бога грозы свидетельствует в пользу версии о том, что это было спланированное переселение, а не бегство мирных жителей от хеттского войска, как предполагал Форрер. Но в любом случае, можно с уверенностью утверждать, что некая группа хеттов (т.е. подданных царя Хатти) переселилась на территорию, подвластную египтянам, и не исключено, что они обосновались именно в горах Палестины, где плотность населения в то время была невелика. Разумеется, это лишь умозрительное предположение. Но в палестинских горах могли жить и другие переселенцы из подвластных хеттам земель, хотя людей, пришедших из ближайших к Палестине «хеттских» территорий в Сирии, скорее всего, не называли бы хеттами, так как сирийские земли покорились Суппилулиуме лишь незадолго до того времени. И едва ли случаи эмиграции анатолийских хеттов в Палестину были часты.
Существует и ещё одно возможное решение этой загадки. Древнейших обитателей Анатолии мы называем хаттами, так как они говорили на языке, обозначавшемся в хеттских текстах как Ëattili (хаттили)
ГЛАВА II
ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО ХЕТТОВ
1. ЦАРЬ
На древнейшем этапе развития хеттского государства положение царя, по-видимому, было довольно шатким. Одним из первых документированных событий в истории Хаттусаса стала попытка переворота, когда вместо Лабарны I, которому предстояло унаследовать трон после отца, хеттские вельможи провозгласили царя по своему выбору; и вся последующая история царства буквально пестрит мятежами и заговорами в среде царских родичей и сообщениями о том, как цари всеми силами старались удержать политическое равновесие в стране. Смерть царя, как правило, влекла за собой кризис власти, и мудрые монархи пытались предотвращать его ещё при жизни, публично провозглашая имя своего будущего преемника. Все эти факты были истолкованы как свидетельство того, что первоначально хеттские цари не наследовали престол, а избирались: по мнению исследователей, процедура объявления наследника перед собранием знати включала в себя формальную просьбу об одобрении заявленной кандидатуры, и без этого одобрения преемник не мог быть признан законным царём. В свете того, что выборные монархии существовали также у англо-саксов и других германских народов, эта теория представляет большой интерес. И всё же традицию провозглашения наследника можно интерпретировать и как свидетельство того, что конфликт интересов между знатными особами, имевшими известные права на власть, и царём, стремившимся утвердить принцип наследственной передачи трона, делал положение царя ненадёжным. Такая трактовка позволяет объяснить, почему в речах царей мы не встречаем ссылок на традиционные права знати.
В конце концов царь Телепину ввёл закон о престолонаследии, сформулированный следующим образом:
«Да станет царём царевич, сын жены первого ранга. Если нет царевича первого ранга, да станет царём сын второго ранга. Если же нет царевича, да возьмут мужа для дочери первого ранга, и да станет он царём».
Этот законодательный акт стал поворотной точкой в истории хеттского государства. Если прежде страну то и дело сотрясали внутриполитические катаклизмы, то с принятием закона о престолонаследии утвердилась стабильность, и властолюбивые вельможи более ни разу не пытались оспорить авторитет царя. Закон этот действовал так эффективно, что даже около двухсот лет спустя, когда царь Муваталли умер, не оставив законного наследника, трон беспрепятственно занял Урхи-Тешуб — сын наложницы, и только через семь лет своей некомпетентностью и пренебрежением к государственным обязанностям этот юноша вынудил своего могущественного дядю Хаттусили совершить переворот.
Властители Древнехеттского царства именовали себя «великими царями» — табарна. Титул «великий царь» принадлежал к слою дипломатической лексики и означал, что хеттский царь притязает на роль правителя одной из величайших держав своего времени, властвующего над царьками не столь значительных государств. «Табарна» — это, по всей вероятности, не что иное, как слегка видоизменённое имя древнего царя Лабарны, к которому хеттские цари возводили свою династию. Титул это носил только живой монарх, и выдвигалась гипотеза, что каждого очередного царя хетты считали инкарнацией основателя царского рода. Изменение начальной буквы (л > т) может свидетельствовать о том, что первоначальная (хаттская?) форма имени содержала непривычный согласный, труднопроизносимый для индоевропейцев-хеттов.
В более поздние времена, в период империи, вместо «табарна» чаще всего использовался другой титул со значением «моё солнце». Очевидно, такова была официальная форма обращения подданного к царю, наверняка заимствованная из практики, принятой в Митанни и Египте, вместе с символом царского достоинства — крылатым солнцем (см. стр. [211 — 212]). В эпоху империи впервые появляется и восточное представление о том, что царь наделён сверхчеловеческими способностями. Оно отразилось и в устойчивом обороте «…герой, возлюбленный бога (или богини)…», которым сопровождается имя каждого из царей этого периода, и в таких текстах, как следующий фрагмент из автобиографии Хаттусили III: «Богиня, госпожа моя, всегда держала меня за руку; и так как был я оделён благоволением богов и ходил у богов в милости, то никогда не совершал я злодеяний среди людей». К тому же периоду относятся многочисленные описания сложных ритуалов, соблюдавшихся при дворе и призванных защитить царя от малейшей скверны.
При жизни хеттских царей не обожествляли. Но существовал официально признанный культ духов покойных царей, поэтому смерть царя обычно обозначалась эвфемистическим оборотом «он стал богом».
Царь был верховным главнокомандующим, верховным судьёй и верховным жрецом в одном лице; кроме того, будучи главой государства, он естественным образом нёс ответственность за все дипломатические связи с другими государствами. По-видимому, только обязанности судьи могли препоручаться подданным. Военные и религиозные обязанности царь должен был исполнять лично; если же последними приходилось пренебречь в связи с дальним военным походом, это считалось грехом, грозящим навлечь божественный гнев на весь народ. Иногда царю даже приходилось вверять командование своим военачальникам и спешно возвращаться в столицу для участия в религиозном празднестве. Но, как правило, летние месяцы монарх посвящал военным кампаниям, а зимние — проведению праздников и отправлению прочих жреческих обязанностей, которые требовали от него личного посещения всех главных культовых центров страны. Сохранились тексты с описаниями подобных поездок, в которых царя обычно сопровождали царица и наследный царевич. Эти тексты — важный источник сведений о местонахождении ряда городов, так как в них указывается точное время, требовавшееся для переезда из одного центра в другой.
Именно в своей функции жреца хеттский царь чаще всего изображается на памятниках. На рельефах из Аладжа-Хююка (илл. 16 на вклейке) он изображён перед быком (символом бога грозы) с приветственно поднятыми руками, а на рельефах из Малатьи — совершающим возлияния перед самим богом грозы — великим покровителем Хатти. На этих и многих других изображениях царь облачён в длинную ризу, доходящую до лодыжек и искусно задрапированную покрывалом; покрывало наброшено на одну руку и пропущено под другой; конец его свободно свисает вдоль тела спереди; на голове царя — плотная шапочка, в руке — длинный посох, напоминающий lituus римских авгуров (см. илл. 15 и 16 на вклейке, а также илл. 8, № 64 и илл. 17). Это — ритуальное облачение солнечного бога (см. илл. 8, № 34).
2. ЦАРИЦА
Ещё одной специфической чертой хеттской монархии было весьма независимое положение царицы. Свой титул «таваннанна», произведённый от имени супруги царя Лабарны, царица получала лишь после смерти своей предшественницы. До тех пор, пока оставалась в живых царица-мать, супругу ныне здравствующего монарха именовали только «женой царя».
Характерная особенность большинства хеттских цариц — сильная, но не всегда привлекательная личность. Так, вдова царя Суппилулиумы причиняла своему сыну Мурсили II столько беспокойства, что он вынужден был изгнать её из дворца, что и стало причиной её смерти. Это происшествие ещё долго продолжало тяготить совесть царей, о чём свидетельствует Хаттусили III, взошедший на трон около полувека спустя. Супруга последнего, Пудухепа, играла важную роль в государственных делах. Имя её постоянно фигурирует в официальных документах наряду с именем самого Хаттусили. Более того, Пудухепе было дозволено вести независимую переписку с египетской царицей. На одном из сохранившихся изображений она приносит жертвы великой богине хеттов в Ферахеттине (Фрактине), а из текста мирного договора между Хеттским царством и Египтом явствует, что она владела собственной государственной печатью, на которой была изображена в объятиях той же богини.
3. ОБЩЕСТВЕННЫЕ КЛАССЫ
Властители Древнехеттского царства по меньшей мере дважды созывали собрание граждан для важного публичного заявления: по случаю провозглашения Мурсили I наследником трона и по случаю издания царём Телепину указа, включавшего в себя закон о престолонаследии и реформу судебной системы. Тексты двух этих царских речей служат нам бесценным источником сведений о структуре хеттского общества в древние времена.
Из них мы, прежде всего, узнаём, что родственники царя, именовавшиеся в совокупности «великим семейством», пользовались особыми привилегиями, которыми постоянно злоупотребляли. За ними были зарезервированы высшие государственные посты. Весьма красноречивы титулы этих сановников: начальник телохранителей, главный придворный, главный виночерпий, главный казначей, главный скипетроносец, начальник «надсмотрщиков над тысячей», «отец дома». Подобные звания свидетельствуют о том, что носившие их должностные лица были, в первую очередь, придворными, а тот факт, что они зачастую занимали также высокие посты в армии, позволяет сделать вывод, что история военной экспансии хеттов была относительно недолгой в сравнении с традициями организованной придворной жизни. Более того, нам известно, что цари и дворцы существовали во многих анатолийских городах уже в период ассирийских торговых колоний, и придворная жизнь в них, скорее всего, строилась по той же модели, что и в древнейшем царстве со столицей в Хаттусасе.
Очевидно, что в каждом из придворных ведомств, во главе которых стояли эти сановники, были свои работники, хотя соотнести ту или иную известную из текстов группу подчинённых с возглавлявшим их должностным лицом удаётся не всегда. Перечисляя эти классы следующим списком: «Придворные, телохранители, оруженосцы золотого копья, чашники, стольники, повара, скипетроносцы, надсмотрщики над тысячей и казначеи», — царь Телепину в своём обращении к ним в совокупности употребляет слово «панку», которое в данном контексте означает, по всей видимости, «собрание». Таким образом, когда собрание, созванное Хаттусили, описывается как «воины из рядов панку и сановники», а позднее — как «воины, слуги и вельможи», становится ясно, что в обоих случаях речь идёт об одних и тех же классах и что в своей совокупности эти классы составляли всё общество, принимавшее участие в государственных делах.
Однако из речи Хаттусили также явствует, что большинство населения страны к этому избранному обществу не принадлежало. Обращаясь к сыну, царь замечает: «Старейшины Хатти не будут говорить пред тобой; не будут говорить пред тобой ни человек из …, ни человек из Хеммувы, ни человек из Тамалкии, ни человек из …; никто из людей этой страны не будет говорить пред тобой». Таким образом, никто из упомянутых лиц на собрании не присутствовал. ПоразитХльнк то, что в этот перЕчень включены «старейшины», так как из старейшин состояЫ орУан городского управления, сТоего роФа городской совет, с которым наместники областей обязаны были сотрудничать в решении судебных и административных деЫ. Вывод напрашивается сам собой: первоначально страна состояла из независимых, самоуправляемых городов, во главе которых стояли советы старейшин, а централизованное хеттское государство было создано позднее, и организовала его привилегированная каста, захватившая власть над коренным населением. Этот вывод согласуется с лингвистическими свидетельствами, согласно которым группа пришельцев индоевропейского происхождения покорила местный народ «хатти».
По-видимому, на первом этапе развития хеттской государственности собрание-панку выполняло судебные функции, так как Телепину ссылается на один случай, когда он приказал отсрочить казнь трёх младших чиновников, обвинённых в убийстве двух предшествующих царей и осуждённых панку на смерть. По-видимому, эти трое чиновников действовали по приказу неких более важных особ, и Телепину, стремившийся обуздать властолюбивую знать, распорядился, чтобы впредь панку заботилось о наказании не только исполнителей, но и зачинщиков преступлений, будь то даже высокопоставленные сановники или сам царь. Однако не вполне ясно, руководствовался ли Телепину желанием расширить полномочия панку или просто напоминал собранию об обязанностях, которые оно должно было исполнять, но не исполняло из страха перед вельможами.
После царя Телепину упоминания об этом собрании исчезают из текстов. Правда, текстов от периода, непосредственно следовавшего за его правлением, до нас вообще не дошло, однако тот факт, что за два последних столетия империи, от которых сохранилась обильная документация,панку не упоминается ни разу, невозможно счесть чистой случайностью. Быть может, в ходе стабилизации внутриполитического положения и по мере превращения города-государства в империю сфера деятельности панку постепенно сузилась и, в конце концов, народное собрание полностью утратило свою былую роль. С исчезновением этого специфически хеттского института поздняя империя приобрела более тесные черты сходства с абсолютными монархиями Востока, где государством управляли чиновники, назначаемые царём. Не исключено и то, что класс, из которого набирались должностные лица, со временем утратил кастовую замкнутость. Однако высшая знать до последних дней империи оставалась закрытым сообществом. Многим вельможам царь жаловал во владение большие уделы. Воины-колесничие, на которых зиждилась мощь хеттской армии, также были выходцами из рядов знати, ибо приобрести столь дорогое снаряжение мог только богатый человек.
О простонародье мы знаем сравнительно немного. Большинство населения страны, очевидно, составляли крестьяне-земледельцы, но существовал также и чётко очерченный класс ремесленников, живших, по преимуществу, в городах и обозначавшихся термином «люди орудия». Строители, ткачи, кожевники, горшечники и кузнецы упоминаются особо. В нескольких реестрах имущества, сохранившихся от крупных поместий, земледельцы и ремесленники представлены как крепостные, привязанные к земле; но такое положение дел, по-видимому, было исключением. Обычные граждане были свободными людьми, хотя в любой момент их могли призвать для исполнения государственной трудовой повинности (хеттск. луцци), а ремесленники, как правило, владели землёй и другим имуществом.
Статус слуг, принадлежавших к хозяйствах более зажиточных граждан, не вполне ясен. В античных государствах и в Вавилонии раб считался имуществом, собственностью хозяина, и мог быть куплен или продан, как и любой другой товар. Положение хеттского слуги достаточно полно описано в следующих двух фрагментах, разъясняющих взаимоотношения между человеком и богами:
«Относятся ли боги [к людям] иначе, нежели сами люди [к другим людям]? Нет! Может, хоть в чём-то здесь между ними есть различие? Нет! Одинаково они относятся [к людям]. Слуга предстаёт перед своим господином, прежде вымывшись и облачившись в чистые одежды; и он подносит ему пищу или питьё. А он, господин его, ест и пьёт, и отдыхает душой, и преисполняется к нему благорасположения (?). Но если он [т.е. слуга] вечно нерасторопен (?) или непослушен (?), тогда к нему другое отношение. Если же слуга досаждает своему господину, то его убивают, или увечат ему нос, глаза или уши; или же он [т.е. господин] призывает его к ответу, [и также] его жену, его сыновей, брата, сестру, его родственников по браку и его семью, будь то слуга-мужчина или служанка-женщина. И затем его осуждают прилюдно (?) и обращаются с ним как с никчёмным. И если полагают ему умереть, то умирает он не один, но и его семья с ним. Если же кто досаждает богу, то разве его одного наказывает бог за это? Разве не наказывает он за это и его жену, его детей и потомков, его семью, его рабов и рабынь, его коров и овец и его урожай, и не уничтожает его совершенно?»
И второй фрагмент:
«Если слуга попадает в беду, он обращается с просьбой к своему господину; и господин его внимает ему и [благоволит] ему, и поправляет то, что его беспокоило. Если же слуга как-либо провинился и признает свою вину перед господином, то господин сделает с ним всё, что пожелает. Но поскольку он признал свою вину перед господином, то душа господина смягчилась, и господин не призовёт сего слугу к ответу».
Очевидно, что господин обладал неограниченной властью над слугой, вплоть до права распоряжаться его жизнью и смертью. А это, несомненно, рабство, даже если на практике хозяин руководствовался не прихотью, а здравым смыслом и соображениями нравственного порядка.
В связи с этим довольно странным представляется то, что многие статьи из государственного свода законов защищают жизнь и физическое здоровье слуги, при том, однако, что размер компенсации за увечье, нанесённое рабу, ровно вдвое меньше пени, назначаемой за аналогичное увечье, нанесённое свободному человеку; а также то, что в этих статьях не упоминается хозяин, при том что он, по всей видимости, мог причинять своим рабам телесный ущерб, не неся за это ответственности, а в случае, если обидчиком оказывалась третья сторона, должен был сам получать компенсацию за порчу принадлежащего ему имущества. И наоборот, если преступление — будь то даже нанесение телесных увечий, — совершал раб (слуга), то на него накладывался штраф вдвое меньший, нежели тот, что должен был выплатить за аналогичное преступление свободный человек. Во всём своде законов мы находим только два косвенных указания на то, что хозяин мог отвечать за преступления, совершённые его слугой. Таким образом, хеттский «слуга» обладал законными правами и обязанностями. Более того, «слуги», как правило, владели собственным имуществом, а в законодательстве имеются статьи, регламентирующие брачные отношения между «слугами» и свободными женщинами, из чего следует, что подобные браки заключались нередко и признавались совершенно легальными, если жених преподносил невесте положенные по закону свадебные дары. Человек, обладающий такими правами, не может считаться рабом в привычном для нас понимании; скорее, его положение схоже со статусом вавилонского мушкенума (лица с ограниченными правами) времён Хаммурапи. Не исключено, что эти неясности упираются в проблему текстуального или литературного свойства, связанную с источниками самого свода законов. Так как частными документами мы не располагаем, то о путях приобретения и о происхождении хеттских слуг нам ничего не известно. Правда, во фрагменте одного из писем от египетского царя упоминаются рабы-негры, но это, несомненно, исключение из обычной практики.
4. ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ
Традиционный гражданский уклад в стране был по существу патриархальным. Населённые пункты не были связаны в единую иерархическую систему, и в каждом городе и селении имелся свой совет «старейшин». Эти советы занимались местными административными делами и, главным образом, разрешением тяжб. По-иному были организованы только культовые центры. Страбон описал, как был устроен священный город Комана в период правления римского императора Тиберия. От него мы узнаём, что с незапамятных времён подобные города находились в полной зависимости от храма и что верховный жрец был одновременно и правителем города. В хеттских текстах об устройстве священных городов говорится только косвенно, но не приходится сомневаться, что описанная Страбоном форма правления возникла ещё в глубокой древности.
Непосредственный контроль над новыми территориями, приобретёнными в ходе военной экспансии, цари Хаттусаса поначалу сохраняли за собой, сажая своих сыновей наместниками в этих землях. Вспомним, что по возвращении из ежегодных военных походов сыновья Лабарны отправлялись в области, выделенные им в управление. Позднее наместниками стали назначать военачальников, которые, как правило, тоже состояли с царём в родстве. На правителя области возлагались такие обязанности, как ремонт дорог, общественных зданий и храмов, назначение жрецов, проведение религиозных церемоний и отправление правосудия. По-видимому, должность наместника была неофициальной и временной, и особый титул за её носителем закреплялся не всегда.
Но после того, как империя расширилась за пределы Каппадокийского плоскогорья, такая система управления стала неэффективной. Новая система зародилась даже раньше — зачатками её можно считать практику распределения уделов между царскими сыновьями, которые в одном из ранних текстов уже именуются «государями» таких городов, как Цальпа, Хуписна, Усса, Сугзия и Ненасса. Впоследствии же, так как путь к зависимым сирийским землям вёл через горы и быстрое сообщение было невозможным, возникла необходимость и в назначении постоянных наместников, облечённых достаточно большой полнотой власти и связанных с царём Хатти торжественной клятвой верности. Более того, к расширяющейся Хеттской империи охотно присоединялись мелкие и более слабые соседние государства. В особо опасном положении — между двумя великими державами, Хатти и Египтом, — оказались сирийские царства. Стараясь удержаться на троне, правители их проводили гибкую политику, заключая союзы с той державой, которая на данный момент казалась сильнее. Кроме того, в орбиту влияния Хеттской империи были втянуты Амурру (ливанское царство амореев) и киликийская Киццуватна, считавшиеся зависимыми царствами наряду с теми землями, которые хеттским царям удалось покорить силой оружия.
Статус завоёванных областей зависел от целого ряда факторов. Такие стратегически важные города, как Алеппо, Каркемиш и Даттасса, включались в состав империи. Наместниками их становились царские сыновья, связанные между собой и с царём Хатти особо тесными отношениями, основной тон которых ясно выражен в следующей фразе из договора с правителем Алеппо: «Мы, сыновья Суппилулиумы, и весь наш дом, да будем едины». По-видимому, такие ручательства во взаимопомощи представляли собой обязательный пункт подобных договоров; оговаривать их условия во всех подробностях даже не считали нужным.
Противоположную крайность представляли собой, условно говоря, «протектораты» — главным образом, те царства, которые в недавнем прошлом обладали известным престижем. Дабы не испортить с ними отношения, хеттский царь обычно оставлял им некое подобие независимости. Типичным примером такого формально независимого государства служит Киццуватна, некогда господствовавшая на Киликийской равнине: отделение этого царства от Митанни, с которым его прежде связывали союзнические отношения, было представлено как акт освобождения от зависимости, и почти на каждое обязательство, принятое на себя царём Киццуватны, хеттский царь скрупулёзно отвечал аналогичным обязательством со своей стороны. Но, тем не менее, царь Киццуватны находился под опекой царя Хатти: он обязан был ежегодно представать перед ним в Хаттусасе и воздерживаться от всяких дипломатических контактов с царём Хурри.
Следовало бы ожидать, что Ациру, правитель страны Амурру, также добровольно вверивший свою страну попечительству хеттского царя, должен был получить аналогичные привилегии. Но Амурру, в отличие от Киццуватны, не была в прошлом влиятельной державой, а потому Ациру принял договор с Хатти на точно таких же условиях, что и правитель Нухасси — зависимого сирийского царства, которое выказало неповиновение Суппилулиуме и, соответственно, подвергалось в дальнейшем более жёсткому обращению. Схожим образом и «земля реки Сеха», подчинившаяся хеттам добровольно, приняла те же условия, что и завоёванные царства Арцавы.
Большинством зависимых царств управляли местные уроженцы, но полномочия свои они поручали непосредственно от хеттского царя, представая перед ним либо как беженцы, либо как вожди местных сторонников хеттской власти. Зависимый царь правил своими землями самостоятельно, но вступать в дипломатические отношения с другими государствами ему запрещалось; приняв у себя при дворе иноземных послов, он совершил бы тяжкое преступление. Как правило, такой царь должен был поставлять воинов в хеттскую армию, если та выступала в поход против страны, находившейся по соседству с его владениями или против одной из крупных держав. Кроме того, он обязан был выдавать всех беженцев из страны Хатти, но на ответную любезность такого рода рассчитывать не мог (хетты прекрасно сознавали, что такие беженцы могут оказаться весьма полезными, если зависимый царь не оправдает возложенного на него доверия). Он приносил клятву верности царю Хатти и всем его преемникам на веки веков. Со своей стороны, царь Хатти обычно гарантировал ему защиту от врагов и обеспечение законного престолонаследия.
В знак верности своей присяге зависимый царь должен был ежегодно представать перед царём Хатти и выплачивать ему дань. Позднее дань стали привозить посланники.
Договоры такого рода были выгодны, главным образом, правителю империи и отражали реальное соотношение сил между царём Хатти и его данником. На момент введения в должность бывший беженец обычно оставался вполне доволен своей участью. Но хетты, вслед за шумерами и аккадцами, знали, как быстро разгорается аппетит к власти, и при первом удобном случае провоцировали в зависимых царствах мятежи. Так сложилась известная в Месопотамии с древнейших времён традиция заручаться помощью богов как свидетелей и хранителей договора, скреплённого клятвой. В Месопотамии ради соблюдения клятвы иногда также брали заложников, но хетты не переняли этот обычай, так как находили его отвратительным. Они ограничивались торжественной клятвой именем богов, нарушение которой считалось ужасным проступком. Обычно в свидетели призывались боги обеих сторон, так как у каждого народа в те времена были свои религиозные воззрения.
И всё же хетты не могли не понимать, что страх перед небесной карой — недостаточно прочный фундамент для долгосрочного союза. Самым излюбленным средством склонить зависимого царя на сторону имперской династии был дипломатический брак. Кроме того, цари Хатти постоянно взывали к чувству благодарности данников, предваряя договоры пространным описанием услуг, которые оказал им в прошлом хеттский властитель, и тем самым представляя невыгодный для данника договор как справедливое и честное возвращение долгов. Подобные обращения к лучшим чувствам зависимых государей — весьма типичное проявление гуманности, отличавшей хеттов и во многих других отношениях.
Текст договора обычно выбивался на пластине драгоценного металла (серебра, золота или железа) и скреплялся оттиском царской печати. Но ни один из таких договоров до нас не дошёл. Сохранились только сделанные для дворцовых архивов копии на глиняных табличках, и ни на одной из них царской печати нет. Оригинал договора удостоверял полномочия зависимого царя, и потеря его влекла за собой серьёзные последствия. Когда договор с царём Алеппо украли из храма, где он хранился, царю пришлось приложить немало усилий, чтобы получить дубликат в имперской канцелярии.
К сожалению, столь продуманная система отношений между центром и провинциями не успела принести богатых плодов. Наступление Ассирии с востока, мятежи в Арцаве на западе и авантюры таких проходимцев, как Маддуватта и Мита, повлекли за собой утрату зависимых земель, не вошедших в состав империи, а удерживать границы удавалось лишь ценой бесконечных войн.
5. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Древнейшие цари хеттского государства видели врагов во всех своих соседях. С уверенностью утверждать, что изменение внешнеполитического курса ознаменовалось договором царя Телепину с Киццуватной, мы не можем, так как текст этого договора не сохранился. Ко времени воцарения Суппилулиумы вся территория Западной Азии находилась под контролем трёх «великих царств»: Египта (Мисри, библейский Мицраим), Вавилонии (которая в тот период именовалась Кар-Дуниаш) и Митанни (хурритское царство, во главе которого стояли вожди индоиранского происхождения). Между этими державами установилось равновесие сил. Из дипломатической переписки, найденной в Телль-эль-Амарне, явствует, что монархи этих стран поддерживали между собой тёплые дружественные отношения. Они регулярно обменивались богатыми дарами, называли друг друга «братьями» и не забывали скреплять дружбу дипломатическими браками. Но затем Суппилулиума разгромил Митанни, и хеттское государство естественным образом заняло место хурритского в этом трёхстороннем альянсе.
Договоры между «великими царями» заключались на условиях полного равенства и обоюдной выгоды. Единственный из подобных договоров, дошедших до нас, был заключён между Хаттусили III и Рамсесом II около 1269 года до н.э., но известно, что ему предшествовало ещё по меньшей мере два договора между Хатти и Египтом, и можно не сомневаться, что дружба Вавилонии с двумя этими державами покоилась на такой же договорной основе. Основной тон подобных договоров — утверждение «братских» отношений, которые подразумевали невозможность войны между данными державами и обязывали их к наступательным и оборонительным союзам. Эти условия разрабатывались довольно подробно. Кроме того, каждый монарх обещал в случае смерти другого позаботиться о законной передаче трона его наследнику. Как мы видели, обоюдные гарантии поддержания династии занимали важное место и в договорах с зависимыми царствами, ибо государство в те времена отождествлялось с правящей династией и революция влекла за собой крушение самого государства, каков бы ни был прежде его статус на международной арене. Включалось в «братские» договоры и взаимное обязательство выдачи беженцев. В остальном суверенитет двух держав никоим образом не ограничивался. Обе они сохраняли за собой право вступать в дипломатические отношения с любой третьей стороной. Формулировки всех пунктов договора с обеих сторон были полностью идентичны; более того, каждая сторона составляла весь договор полностью и отсылала другой для рассмотрения и одобрения. Так, договор между Рамсесом и Хаттусили найден в двух версиях: одна высечена на стенах храма в Карнаке египетскими иероглифами, а другая записана на глиняной табличке из Богазкёя аккадской клинописью. Изредка аналогичную привилегию в качестве особой милости даровали зависимому царю.
Проводя тот или иной политический манёвр, властители великих держав следили за тем, чтобы не оскорбить своих могущественных «братьев». Хорошей иллюстрацией к этому служит история договора между Суппилулиумой и царём Киццуватны — одного из древнейших хеттских договоров, дошедших до наших дней. Привлечение Киццуватны на сторону Хеттского царства представлено как вопрос самоопределения и оправдано ссылкой на прецедент, когда на основе аналогичного принципа свою правоту отстаивал царь Митанни.
«Народ Исувы [, — говорит Суппилулиума, — ] бежал от Моего Величества и перешёл в страну хурритов. Я, Солнце, отправил хурритам послание: ‘Верните мне моих подданных!’ Но хурриты ответили Моему Величеству таким посланием: ‘Нет! Эти города прежде … пришли в страну Хурри и поселились там. Верно, что потом они вернулись в землю Хатти как беженцы; но теперь скот наконец выбрал себе стойло, они решительно вернулись в мою страну’. Так хурриты и не выдали мне моих подданных… И я, Солнце, отправил хурритам такое послание: ‘Если какая-нибудь страна отпадёт от вас и перейдёт в землю Хатти, как тогда будет?’ Хурриты ответили мне: ‘Точно так же’. Ныне же народ Киццуватны — хеттский скот; он выбрал себе стойло, он ушёл от хурритов и пришёл к Моему Величеству. … Земля Киццуватны ликует, радуясь своему освобождению».
Разумеется, от нашего искушённого современника не укроется, что это — откровенно пропагандистский текст. И всё же приведенный фрагмент свидетельствует, что хеттскому царю приходилось считаться с неким международным общественным мнением и оправдывать в его глазах свои поступки.
ГЛАВА III
ЭКОНОМИКА
Анатолийское плоскогорье — в известном смысле продолжение русской степи, и климат здесь суровый. В зимние месяцы резкий северный ветер приносит обильные снегопады, а очаровательная, но короткая весна сменяется долгим знойным летом. Дождевые облака собираются в основном над склонами Тавра и у хребтов, окаймляющих побережье Чёрного моря. Таким образом, центральное плато — это продуваемая всеми ветрами степная местность, и найти воду и защиту от непогоды здесь можно только в речных долинах. Унылое холмистое плато простирается во все стороны до самого горизонта, и лишь после многих часов пути однообразный пейзаж внезапно обрывается и далеко внизу путник видит плодородную долину, за которой, однако, тянется вдаль всё та же равнина, покрытая округлыми холмами. На территории древнего Хеттского царства, к северу от реки Каппадокс (Делидже-Ырмак), рек и долин больше и рельеф в целом не столь однообразен. Эта местность заселена очень густо, каждый клочок земли усердно возделан, но на возвышенностях деревьев почти нет, а следовательно, нет и защиты от суровых зимних ветров (см. илл. 31 на вклейке).
Условия жизни в эпоху хеттов едва ли существенно отличались от современных. Тот факт, что местные жители, как и в наши дни, занимались преимущественно земледелием и скотоводством, находит подтверждение в исторических текстах. Государственный свод законов — наш основной источник сведений о характере хеттского общества —составлен с явным расчётом на аграрную экономику. Кроме того, сохранлись перечни сельскохозяйственных угодий и документы на право собственности с подробными реестрами имущества, которым располагали крупные поместья.
Приведём несколько статей из свода законов, наглядно иллюстрирующих сельскохозяйственный уклад, лежавший в основе хеттской цивилизации:
«75. Если кто возьмёт в долг и запряжёт вола, коня, мула или осла, а тот падёт, или будет сожран волками, или же заблудится и пропадёт, то одолживший пусть выплатит полную его стоимость; но если скажет он: ‘От руки бога он умер’, — то пусть поклянётся в том.
86. Если свинья зайдёт на гумно, на поле или в сад, а владелец того луга, поля или сада забьёт её до смерти, то пусть вернёт эту свинью её владельцу; если же не вернёт, то станет вором.
105. Если кто положит [хворост (?)] на огонь и [оставит] его так, а огонь перекинется на виноградник и лозы, яблони, гранатовые деревья и груши (?) сгорят, то за каждое дерево пусть выплатит он по [шесть] сиклей серебром и заново насадит сад. Если же он раб, то пусть выплатит три сикля серебром.
151. Если кто наймёт пахотного вола, то за каждый месяц наёма пусть выплатит один сикль серебром.
159. Если кто запряжёт упряжку волов, то плата за неё — полмешка ячменя.
191. Если кто украдёт пчёл из улья, а прежде они приносили одну мину серебром, то ныне пусть заплатит он за них пять сиклей серебром».
А вот характерный фрагмент грамоты об условном держании земли:
«Поместье Тиватапары: 1 мужчина, Тиватапара; 1 мальчик, Харувандули; 1 женщина, Ацция; 2 девочки, Анитти и Хантавия; (итого) 5 человек; 2 вола, 22 овцы, 6 тягловых волов…; [18] овец, и при них 2 ярочки и два барашка; 18 коз, при козах 3 козочки и 1 козлёнок; (итого) 36 голов мелкого рогатого скота; 1 дом. Пастбище для волов — 1 акр
В этих цитатах перечислены почти все виды домашних животных и многие плодовые деревья, имевшиеся в хозяйстве у хеттов. В основном этот перечень соответствует составу сельскохозяйственной продукции, производимой крестьянами на Анатолийском плоскогорье в наши дни.
Главными зерновыми культурами были ячмень и эммер (разновидность полбы), из которых не только делали муку и пекли хлеб, но и варили пиво. Виноград считается местным анатолийским растением; во времена древних хеттов он широко культивировался. Оливковые деревья в римскую эпоху выращивали в окрестностях Мелитены (Малатьи) и на Понтийском побережье, но в нагорьях оливки не вызревают, так что масло, по-видимому, хетты получали из миндального ореха. В стандартных молебствиях благословение богов призывалось на зерновые, вино и масло, которые, очевидно, и были главными сельскохозяйственными продуктами. Кроме того, в текстах изредка упоминаются горох и бобы. Кое-где, вероятно, также выращивали лён, как и в наши дни.
Горные массивы Анатолии богаты полезными ископаемыми, залежи которых, несомненно, разрабатывались с глубокой древности. Незадолго до основания царства Хатти главной статьёй экспорта ассирийских торговцев в Каппадокии была медь. С тех же времён и в дальнейшем серебро служило хеттам мерилом стоимости, а значит, в этом металле они также не испытывали недостатка. Определить точное местонахождение древних медных рудников невозможно, но не приходится сомневаться, что главным центром добычи серебра и свинца уже в ту эпоху, как и в наше время, был Булгар-Маден в киликийской части Тавра, так как в его окрестностях сохранились неохеттские памятники. В хеттских и ассиро-каппадокийских текстах приводятся названия гор и городов, в которых добывали эти металлы, но отождествить эти топонимы с современными, к сожалению, не удаётся. Недра анатолийских гор изобилуют и железными рудами, но до конца II тысячелетия до н.э. железо в Анатолии, как и повсюду на Ближнем Востоке, считалось драгоценным металлом, поскольку ещё не стали общеизвестны секреты его плавления и методы получения высоких температур, необходимых для его обработки. Для изготовления оружия и всевозможной утвари использовали медь и бронзу, широко распространённые в ту эпоху. Железных предметов от хеттского периода сохранилось очень мало, и несмотря на то, что в хеттских текстах упоминаются железные мечи, железные пластины для письма и даже железные статуи богов и животных, всё это были особые предметы — дары, предназначенные храмам или царям. Предположительно древнейшее упоминание о дарах такого рода мы встречаем в надписи Анитты (см. выше, стр. [20]), где царь утверждает, что получил в дань от города Пурусханды железный скипетр и железный трон. Но поскольку аутентичность этого документа вызывает сомнения, считать его надёжным свидетельством того, что столь крупные железные предметы изготавливались уже в столь раннюю эпоху, мы не можем, невзирая на то, что, мелкие железные предметы — булавки, украшения и т.п. — производились и значительно раньше. Судя по всему, техникой обработки железа в хеттский период владело лишь несколько искусных кузнецов, и, в отсутствие конкуренции, изделия, выходившие из их мастерских, ценились очень высоко.
Тот факт, что в XIII в. до н.э. жителям Малой Азии была известна железная металлургия, подтверждается знаменитым фрагментом из письма хеттского царя Хаттусили III к одному из его современников (вероятно, к царю Ассирии):
«Что же до хорошего железа, о котором ты писал мне, то хорошего железа в моём доме печатей в Киццуватне нет. Для производства железа, о котором я писал, время сейчас неподходящее. Хорошее железо будет. но пока ещё его не доделали. Когда доделают, я тебе пришлю. А на сей день отправляю тебе железное лезвие для кинжала».
Было бы ошибкой вкладывать в это письмо какой-то особый смысл — к примеру, утверждать, будто хеттский царь из военных соображений наложил запрет на экспорт железа. Слова о «неподходящем времени для производства железа» можно объяснить гипотезой, опирающейся на известные нам обычаи других стран, а именно, что плавлением железа крестьяне занимались у себя дома в зимние месяцы, когда не было полевых работ. Поэтому не исключено, что к концу лета или к осени запасы железа истощались. Первоначально этот фрагмент сочли свидетельством того, что Киццуватна находилась в области Понта, где позднее, согласно греческим источникам, обитали халибы, кузнецы которых славились своими железными изделиями. Но теперь мы знаем, что Киццуватна располагалась на юге и включала в себя Катаонию и часть Киликии. Таким образом, здесь, по-видимому, просто находилось временное хранилище для шедшего на экспорт железа, которое либо привозили из какой-то другой области страны, либо добывали в горах Тавра.
Основным средством обмена в Хеттском царстве, как и во всём ближневосточном мире, служило в то время серебро (а для мелких расчётов — свинец) в брусках или кольцах, оценивавшееся по весу; упоминания о более примитивном методе расчётов мерами ячменя встречаются редко. Весовой единицей был сикль, 60 сиклей составляли 1 мину, как и в Вавилонии, но не исключено, что хеттский сикль весил меньше вавилонского (8,4 грамма). Во всяком случае, в одном из договоров особо указывается, что дань должна взвешиваться «на весах торговцев Хатти», а из другого, значительно более позднего текста мы узнаём, что мина Каркемиша весила 300 граммов, в отличие от вавилонской мины, вес которой составлял 505 граммов. Рассмотрим фрагменты из перечня цен, включённого в хеттский свод законов:
1. Домашние животные
Овца — 1 сикль
Коза — 2/3 сикля
Корова — 7 сиклей
Лошадь — 14 сиклей
Лошадь «для упряжки» — 20 (или 30?) сиклей
Вол «для пахоты» — 15 сиклей
Бык (или взрослый вол?) — 10 сиклей
Мул — 1 мина
Далее в тексте утверждается, что жеребец, кобыла для упряжки, осёл и ослица для упряжки стоят «одинаково», но сколько именно — не указывается. Цена на свинью также не приводится.
2. Мясо
Цены на мясо приведены в «овцах», но пересчитывать их в сикли не понадобится, так как 1 овца стоит ровно 1 сикль:
Мясо 1 овцы — 1/10 овцы
Мясо 1 вола — 1/2 овцы
Мясо 1 ягнёнка — 1/20 овцы
Мясо 1 козлёнка — 1/20 овцы
Мясо 1 телёнка — 1/10 овцы
3. Шкуры
Шкура овцы с руном — 1 сикль
Шкура остриженной овцы — 1/10 сикля
Шкура козы — 1/4 сикля
Шкура остриженной козы — 1/15 сикля
Шкура взрослого вола — 1 сикль
Шкура ягнёнка — 1/20 сикля
Шкура козлёнка — 1/20 сикля
Шкура телёнка — 1/10 сикля
4. Сельскохозяйственная продукция
Соответствия мер точно не установлены.
1 парису эммера — 1/2 сикля
1 ципиттани растительного масла — 2 сикля
1 ципиттани сливочного масла — 1 сикль
1 парису ячменя — 1/4 сикля
1 ципиттани топлёного свиного жира — 1 сикль
1 ципиттани мёда — 1 сикль
1 парису вина — 1/2 сикля
1 круг сыра — 1/2 сикля
5. Земля
1 акр орошаемой земли — 3 сикля
1 акр земли-халани — 2 сикля
1 акр виноградника — 1 мина
Значение термина «халани» неясно.
6. Одежда и ткани
Одеяние из тонкой ткани — 30 сиклей
Одеяние из синей шерсти — 20 сиклей
Головная повязка — 1 сикль
Тонкая рубаха — 3 сикля
Большое полотнище льняной ткани — 5 сиклей
7. Металлы
1 мина меди — 1/4 сикля
Серебряная меновая единица и вавилонские названия мер веса — ещё одно культурное достижение, которым хеттская цивилизация была обязана своим восточным соседям. В своде законов упоминается, что хеттские купцы совершали путешествия в зависимые области Лувия и Пала, и нет причин сомневаться, что они возили свои товары и за границу, в соседние страны. Воссоздать довольно точную картину международной торговли в древнейшую эпоху можно по табличкам ассирийских колонистов XIX века до н.э., которые были всего лишь торговыми посредниками между Ашшуром и древними анатолийскими царствами. Из Анатолии вывозили металлы, главным образом медь, а из Месопотамии в Анатолию ввозили ткани и олово; последнее, таким образом, добывали где-то к востоку от хеттского царства и доставляли (по крайней мере, в те времена) через Ашшур. Но с уверенностью утверждать, что в эпоху расцвета Хеттского царства ситуация не изменилась, мы не можем. Не исключено, что хетты получили прямой доступ к залежам олова в кавказском регионе. Кроме того, в одном религиозном тексте упоминается между прочим, что медь ввозили из Аласии — то есть, вероятно, с Кипра, где находилось богатейшее в древнем мире месторождение этого металла. Следует ли из этого, что месторождения меди в Анатолии истощились? Если Аласия не входила в состав империи, то, по-видимому, на этот вопрос придётся ответить утвердительно. Но не следует забывать, что хеттский царь Арнуванда III заявлял, по крайней мере, о принадлежности Аласии к сфере хеттского влияния. И если Аласия была всего лишь дополнительным поставщиком меди в рамках империи, то становится ясно, почему этот металл ценился так низко в сравнении с серебром (1:240; см. приведенный выше перечень цен); и не исключено, что в таком случае оставались ещё излишки меди для экспорта, как в прежние времена. Впрочем, прямых сведений об организации внутренней и внешней торговли в Хеттском царстве ни тексты, ни раскопки нам почти не дают.
ГЛАВА IV
ПРАВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ
1. СВОД ЗАКОНОВ
В развалинах Богазкёя обнаружилось множество фрагментов глиняных табличек с текстами законов. Две таблички сохранились почти целыми, и содержание их в основном удалось реконструировать по параллельным фрагментам. На каждой из этих табличек записано по сто параграфов. Указаний на то, что их следует считать частями единого свода, у нас нет, однако современные учёные в большинстве своём рассматривают эти двести статей как связную последовательность и для удобства ссылок придают им сквозную нумерацию. Обломки других табличек, первоначальное количество которых неизвестно, содержат фрагменты других подобных текстов — от почти точных копий основной серии до подборок, в которых законы сформулированы существенно иначе. В некоторых таких подборках появляются дополнительные законы. Однако ни малейших свидетельств того, что кроме основного свода существовали ещё и другие, независимые от него, у нас нет.
Таким образом, в нашем распоряжении оказалось несколько тесно связанных, но не идентичных друг другу сборников законов. В основном своде часто встречается утверждение, что за то или иное преступление «прежде» полагалось такое-то наказание, но «теперь» царь назначил другое (как правило, менее суровое). Очевидно, хетты боролись с тенденцией к застою, заложенной в самой природе процесса кодификации, и без колебаний реформировали свои законы в соответствии с меняющимися обстоятельствами. Хеттское право можно уподобить живому развивающемуся организму, а различные версии свода законов, по-видимому, отражают последовательные этапы его развития. Но поскольку таблички не датированы, не исключено и другое объяснение, а именно, что в различных областях страны применялись разные законы. В пользу этого предположения говорит следующий отрывок из инструкций, адресованных начальнику одного хеттского гарнизона:
«Как в разных странах в прошлом поступали с людьми, совершившими преступление, караемое смертью, [так пусть и поступают впредь:] в том городе, где казнили его, да и казнят впредь, но в том городе, где изгоняли его, пусть и впредь изгоняют».
Но как бы то ни было, о постепенном развитии хеттского свода законов свидетельствует сама его внутренняя организация. Структуру его можно представить следующим образом:
Табличка 1 («Если мужчина…»)
1 — 6. Убийство.
7 — 18. Разбойное нападение и нанесение побоев.
19 — 24. Нормы рабовладения, в т.ч. обращения с беглыми рабами.
25. Санитарные нормы.
26 — 36. Процедура заключения брака (особые случаи).
37 — 38. Оправданное убийство.
39 — 41. Повинности, связанные с землевладением.
42. Наём в армию (ответственность и оплата).
43. Несчастные случаи при переправе через реку.
44а. Убийство (если преступник толкнул жертву в огонь).
44б. Наведение порчи.
45. Находка имущества.
46 — 56. Условия землевладения.
57 — 92. Угон скота и прочие преступления, связанные со скотом.
93 — 97. Воровство.
98 — 100. Поджог.
Табличка II («Если лоза…»)
101 — 118. Преступления, связанные с виноградниками и садами.
119 — 145. Воровство и нанесение ущерба различным формам имущества.
146 — 149. Торговые правонарушения.
150 — 161. Оплата различных видов работ.
162. Преступления, связанные с оросительными каналами.
163. Преступления, связанные со скотом.
164 — 169. Религиозные предписания, связанные с сельским хозяйством.
170. Колдовство.
171. Лишение наследства матерью.
172. Компенсация за содержание в голодное время.
173. Отказ от исполнения приговора (неповиновение власти).
174. Убийство.
175. Иррегулярный брак (случай, аналогичный §35).
176а. Преступление, связанное с быком (неясно).
176б — 186. Перечень цен.
187 — 200а. Половые преступления.
200б. Стандартная плата за обучение подмастерья.
Из этой схемы явствует, что некоторые предметы, в особенности те, что перечислены в начале первой таблички, рассматривались относительно систематически, но частные случаи тех же правонарушений трактуются отдельно в других статьях, которые, по-видимому, были добавлены к своду позднее. Тема землевладения разделена на две группы статей, между которыми размещено пять параграфов, посвящённых совершенно посторонним вопросам. Далее, в одной из статей второй таблички рассматривается случай, уже описанный в первой табличке, но предписания даются различные (§§ 35 и 175), и это, разумеется, наводит на мысль о том, что считать две эти таблички частями единого целого всё же неправомерно.
Высказывалось и такое предположение, что две сохранившиеся таблички не могут представлять собой полный свод законов Хеттского царства, поскольку, например, предмет брака здесь рассматривается лишь на примере исключительных случаев, а такие важные темы, как усыновление, наследование или заключение договоров не рассматриваются вовсе. Но как могли исчезнуть без следа остальные статьи законодательства, если до нас дошло так много вариантов основной серии? Кроме того, никакими свидетельствами, способными поддержать гипотезу о том, что хетты когда-либо руководствовались некой иной системой законов, к которой эти две таблички служили бы только поправками, мы не располагаем. Поэтому, видимо, следует принять как данность, что хетты не сочли нужным издать законы, относящиеся к указанным предметам. Быть может, по данным вопросам просто не возникало судебных тяжб и все разногласия улаживались в рамках обычного права.
Вправе ли мы утверждать, что эти двести законов воссоздают подлинную картину юридической практики хеттов? Схожие вопросы возникали и в отношении месопотамских законов. Но в Вавилонии и Ассирии сохранилось множество частных договоров и протоколов судебных разбирательств, позволяющих оценить, в какой мере законы соблюдались на практике. От хеттов же до нас не дошло ни единого частного документа. Из текстов мы знаем, что подобные документы существовали, и не исключено, что рано или поздно мы их найдём. Но до тех пор, пока этого не случилось, нам остаётся полагаться лишь на сами тексты законов.
По образцу законов Хаммурапи и других древних законодательств, хеттские законы, за редкими исключениями, облечены в форму гипотетических казусов, за изложением которых следует судебное предписание. Многие из них необычны и изобилуют несущественными деталями, а следовательно, по всей видимости, восходят к реальным прецедентам. Не вызывает сомнений, что именно так сложилась большая часть свода. В одной статье даже содержится краткое описание реальной тяжбы, разбиравшейся при царском дворе. Таким образом, можно смело полагать, что значительных расхождений между теорией и практикой не наблюдалось, хотя в различных областях страны, как мы уже видели, законы могли слегка варьироваться.
Особую проблему представляют собой статьи, в которых перечисляются цены на различные товары и нормы оплаты тех или иных видов работ. Трудно поверить, что эти предписания соблюдались повсеместно. Ведь цены неизбежно колеблются в зависимости от спроса и предложения, и для контроля за ними потребовался бы такой огромный и разветвлённый бюрократический аппарат, какого в те времена существовать не могло. Аналогичные нормы, закреплённые законами Хаммурапи, не соответствуют реальным фактам, отражённым в частных договорах. Можно предположить, что приведенные в хеттском законодательстве цифры — это не обязательные цены, а лишь максимально допустимые. Впрочем, даже эта приблизительная структура цен позволяет воссоздать довольно точную картину экономической ситуации.
Итак, мы вправе сделать вывод, что бóльшая часть хеттских законов восходит к реальным судебным решениям. Но что нам известно о хеттском судопроизводстве?
2. СУДОПРОИЗВОДСТВО
С самого начала придётся признать, что из-за отсутствия частных документов наши сведения о судах и судопроизводстве в стране Хатти весьма скудны.
Низшей инстанцией для рассмотрения тяжб, по-видимому, были суды старейшин, составлявших органы городского управления в большинстве городов страны. Такой суд упоминается в своде законов лишь однажды, в статье, посвящённой спорам о праве собственности на скот, отбившийся от стада. Скорее всего, это был народный арбитражный суд, и государственные чиновники имели к нему лишь косвенное отношение.
Представителем государства в судебных делах обычно выступал один из командиров царской армии — к примеру, начальник гарнизона, обязанности которого полностью изложены в документе, дошедшем до нас в хорошем состоянии. Приведём несколько цитат из этих инструкций.
«Возвратившись в город, призови к себе весь народ этого города. У кого будет иск, рассмотри его и вынеси решение. Если раб мужчины, служанка мужчины или ваннумияженщины предъявит иск, рассмотри его и вынеси решение.
Не оправдывай неправого и не осуждай правого. Поступай по справедливости».
Предполагалось, однако, что начальник гарнизона будет разбирать судебные тяжбы не самостоятельно, а в сотрудничестве с местными властями:
«Итак, пусть начальник гарнизона, глава городского совета и старейшины вершат суд справедливо, и народ будет идти к ним со своими тяжбами».
Из другого фрагмента того же текста явствует, что решение последней инстанции выносил царь:
«Если кто придёт с тяжбой, (предварительно) скреплённой печатью на табличке, то пусть командир разберёт дело справедливо и вынесет решение. Но если дело находится под давлением (?)
По-видимому, царь должен был принимать решение по всем искам, связанным с колдовством, а также по всем случаям преступлений, влекущих за собой смертную казнь. Кроме того, ему препоручалось рассмотрение дел, связанных с кражей древесины общим весом более двух талантов.
Авторитет судов покоился на суровых наказаниях, ожидавших всякого, кто откажется исполнять судебное решение:
«Если кто воспротивится решению царя, то дом его превратится в руины (?)
Термин «сановник», по-видимому, обозначает представителя царя.
Примечательная особенность хеттского судопроизводства —чрезвычайно тщательная проверка фактов. Сохранились подробнейшие протоколы судебных допросов по обвинениям в растрате государственных средств и пренебрежении должностными обязанностями. Эти документы звучат на удивление современно, и в литературе Древнего Востока они занимают совершенно уникальное место. Лучше всего сохранившийся текст этой группы начинается так:
«Что касается запасов, которые [царица] вверила [человеку по имени] ‘Велик-Бог-Грозы’, сыну Уккуры, ‘начальника над десятью’, — к сведению, [были там колесницы], изделия бронзовые и медные, одеяния и ткани, луки, стрелы, щиты, [булавы], гражданские пленники (!), волы, овцы, лошади и мулы, — то запасы эти он раздавал всем, не ставя печатей, и не было у него ни дусдуми, ни лалами [значение двух этих слов неизвестно]. И царица сказала: ‘Пусть “золотые прислужники” и казначеи царицы и [человек по имени] “Велик-Бог-Грозы” и (?) Уккура, начальник над десятью, пойдут и принесут торжественные клятвы в храме Лилвани’».
Слушание начинается со скреплённых клятвой заявлений отца обвиняемого и ещё одного свидетеля, в совокупности занимающих девяносто пять строк. Затем с вопросом обращаются к обвиняемому:
«Так сказал Марува: ‘Одну пару мулов ты дал Хилларицци’. Велик-Бог-Грозы ответил: ‘Эти мулы принадлежат Хилларицци; я взял их и вернул обратно целыми и невредимыми (?)’.
Так сказал Марува: ‘Ты дал мулов Пиха-…….’. Велик-Бог-Грозы ответил: ‘Они были не из того хлева’.
Так сказал Яррацалма, ‘золотой прислужник’: ‘Цуваппи продал лошадь и получил талант бронзы’. Велик-Бог-Грозы ответил: ‘Он сказал мне, что она пала!’»
Затем следуют выступления различных свидетелей, после чего текст внезапно обрывается; вероятно, протокол продолжался на другой табличке. Разумеется, судебные разбирательства, связанные с делами при дворе, происходили нечасто. Но в приведенном тексте наглядно отражён дух непредвзятого и тщательного расследования, который, весьма возможно, был характерен и для всего хеттского судопроизводства в целом.
3. НАКАЗАНИЯ И РЕСТИТУЦИИ
В первобытном обществе наказание отождествляется с возмездием, а «гражданские» преступления не отличаются от «уголовных». Потерпевший мстит обидчику сам, насколько это в его силах, а если он погибает, то долг отмщения ложится на его родственников. Так начинается кровная месть. Впрочем, дело может быть улажено миром, если обидчик согласится выплатить потерпевшему или его родным определённую сумму денег; такой договор в юриспруденции называется «компромиссным соглашением».
Государство ставит во главу угла соблюдение закона и порядка, а потому изначально должно стремиться к ограничению, а затем и к полному искоренению обычая личной мести. Первый этап этого процесса, по-видимому, отразился в так называемом «законе талиона» («око за око, зуб за зуб»): потерпевший не мог нанести обидчику ущерб, превышающий тот, что нанёс ему обидчик. Впоследствии же находился достаточно разумный и просвещённый законодатель, который понимал, что из двух зол добра не выйдет, и давал себе труд задуматься о цели наказания. Он приходил к выводу, что кара сама по себе полезна лишь как сдерживающее средство, тогда как уже совершённое преступление можно исправить только реституцией или компенсацией ущерба. И лишь на довольно позднем этапе некоторые законодатели начинали принимать в расчёт третий фактор — исправление преступника.
В этом отношении хеттская пенитенциарная система довольно прогрессивна. Наказания в своде законов занимают значительно менее важное место, чем реституции. Смертная казнь полагалась только за такие преступления, как изнасилование, скотоложество и неподчинение авторитету государства, а рабам — ещё и за неповиновение хозяину и колдовство. Телесным увечьям, которые в Ассирии были одним из самых распространённых наказаний, у хеттов могли подвергаться только рабы. За все преступления, совершённые свободными людьми, включая разбойное нападение, занятия чёрной магией и убийство, а также воровство и нанесение ущерба имуществу в самых разных формах, предписывались только компенсации или реституции; элемент наказания мог проявлять только в том, что за некоторые преступления ответчику приходилось выплачивать штраф, в несколько раз превышающий сумму нанесённого ущерба. Иногда ущерб возмещался натурой (например, ответчику предписывалось отстроить сожжённый дом или заменить испорченный предмет новым), но чаще всего — деньгами (серебром).
Приведём несколько примеров:
«11. Если кто сломает свободному человеку руку или ногу, пусть он выплатит ему двадцать сиклей серебром, — и он [т.е. истец] отпустит его домой
12. Если кто сломает руку или ногу рабу или рабыне, пусть он выплатит десять сиклей серебром, — и он [т.е. истец] отпустит его домой.
63. Если кто украдёт пахотного вола, то прежде ему полагалось бы вернуть пятнадцать волов, но ныне пусть он даёт десять волов: трёх волов двухлетних, трёх годовалых и четырёх сосунков (?), — и он [т.е. истец] отпустит его домой.
170. Если свободный мужчина убьёт змею и назовёт имя другого [разновидность колдовства], то пусть выплатит один фунт серебром; если же раб сделает это, то пусть умрёт.
25. Если мужчина положит грязь в горшок или чан, то прежде ему полагалось бы заплатить шесть сиклей серебром: тот, кто положил грязь, платил три сикля серебром [владельцу?] и три сикля серебром — дворцу, куда его [т.е. горшок] носили. Но ныне царь отменил долю дворца: тот, кто положил грязь, платит только три сикля серебром, и он [т.е. истец] отпускает его домой.
98. Если свободный мужчина подожжёт дом, то пусть он отстроит дом заново; но если кто погибнет в этом доме, будь то человек, вол или овца, платить за это пеню он не должен».
Интересно сравнить законы об убийстве с соответствующими статьями других древних законодательств. В хеттском своде законов во всех случаях предписывается компенсация, причём пеня за убийство раба всегда ровно вдвое меньше пени за убийство свободного человека. Законы для свободных людей таковы:
«1. Если кто убьёт мужчину или женщину в ссоре, то пусть похоронит его [или её] и даст четырёх человек, мужчин или женщин [соответственно], — и он [т.е. наследник покойного] отпустит его домой.
3. Если кто ударит свободного мужчину или женщину, и он [или она] умрёт, то, если виною тому [только] его рука, то пусть он похоронит [умершего] и даст двух человек; и он [т.е. наследник покойного] отпустит его домой.
5. Если кто убьёт хеттского купца, пусть заплатит 1 1/2 (?) фунта серебром, и он [т.е. наследник купца] отпустит его домой; если [это случится] в стране Лувия или в стране Пала, пусть он заплатит 1 1/2 (?) фунта серебром и возместит утрату его товаров; если же в стране Хатти, пусть [также ?] похоронит этого купца.
6. Если кого-либо, мужчину или женщину, убили в другом городе, то пусть человек, на чьей земле он умер, отрежет 100 локтей того поля, и он [т.е. наследник] возьмёт её.»
В параллельном тексте два последних параграфа приводятся в ином варианте:
«III. Если кто убьёт хеттского купца ради его товара, то пусть даст … фунтов серебром и заплатит за товар втрое. Но если у него [т.е. купца] нет при себе товара, а убит он в ссоре, то пусть [убийца] даст шесть фунтов серебром. Но если виною тому [только] его рука, то пусть даст два фунта серебром.
IV. Если кто убит на чужой земле, то, если это свободный человек, то пусть он [т.е. владелец земли] даст поле, дом [и] один фунт и двадцать сиклей серебром; если это женщина, то пусть даст три фунта серебром. Но если та земля, находящаяся в чужом владении, невозделанна, [то пусть отмерят] расстояние в три мили туда и сюда, и какое селение обнаружится на [этой территории], то он [т.е. наследник] пусть возьмёт такую же [компенсацию там]; если же не будет селения, то уйдёт он ни с чем».
В обеих версиях чётко проводится разграничение между убийством в гневе и нечаянным убийством; любопытно, однако, что единственный случай, который мы могли бы описать как преднамеренное убийство, связан с купцом, который, по всей видимости, рассматривается как некая специфическая персона и ассоциируется с мотивом ограбления. Особой статьи, посвящённой преднамеренному убийству, нет ни в своде законов Хаммурапи, ни в числе ассирийских законов. В израильском своде законов этот род преступлений трактуется весьма подробно, но из таких фрагментов, как Втор. 19:12, явствует, что древнееврейский судья не мог сделать с убийцей ничего, кроме как передать его в руки gō’el — «мстителя», т.е. ближайшего родича убитого. На основании этого исследователи делают вывод, что в странах Древнего Востока кара за предумышленное убийство всё ещё осуществлялась во внесудебном порядке — посредством личной мести. О существовании кровной мести в Древнехеттском царстве свидетельствует следующий отрывок из «Указа Телепину»:
«Закон крови таков. Кто совершит кровопролитие, то [будет то], что ни скажет ‘владыка крови’ [то же, что древнееврейский gō’el]: если скажет он: ‘Пусть умрёт’, — то пусть умрёт; но если скажет он: ‘Пусть возместит ущерб’, — то пусть возместит ущерб; царю здесь сказать нечего».
Примечательна практика расплаты «людьми» за убийство. Обычно в таких предписаниях подразумеваются рабы. Не исключено, что этих рабов убивали на могиле покойного, как в некоторых других древних обществах.
Если убийце удавалось скрыться, компенсацию родственникам убитого выплачивали жители ближайшего селения, и этот обычай издавна был широко распространен в странах Востока. Аналогичные статьи мы находим и в кодексе Хаммурапи и в законах современных мусульман; известен случай, когда один араб, работавший на раскопках близ Мосула, выразил намерение убить первого попавшегося человека из некоего селения, в котором убили его родственника. Во Второзаконии 21:1-10 разъясняется, каким образом старейшины города, ближайшего к месту убийства, могут очиститься от вины за пролитую кровь, проведя торжественный обряд; тем самым подразумевается, что в противном случае ответственность за преступление ляжет на город. Уникальной особенностью хеттского закона является ограничение расстояния радиусом в три мили: селения, находящиеся дальше от места убийства, ответственности не несли.
Параграф 5 не вполне ясен. Можно, конечно, предположить, что пеня за убийство купца в такой далёкой стране, как Лувия или Пала, была ниже штрафа за убийство в пределах Хатти по той причине, что отправившись в дальние края, чуждые цивилизации, купец сознательно взял на себя риск. Однако вывести этот смысл непосредственно из текста закона довольно сложно (главным образом потому, что не удаётся в точности восстановить указанные в тексте цифры).
4. КОЛЛЕКТИВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Как мы видели, в хеттском обществе сохранялись пережитки примитивного обычая кровной мести. Именно с этой традицией связано убеждение в том, что вина ложится на всё семейство преступника и что наказанию, следовательно, могут подвергаться и члены его семьи.
Следы этого принципы встречаются только в одном из хеттских законов — в уже цитированном §173, где говорится, что за неподчинение царскому приказу карается весь «дом» ослушника, т.е. все его родственники и домочадцы. Во всех остальных статьях соблюдается принцип индивидуальной ответственности.
Однако приведенный выше фрагмент, на примере которого мы рассматривали положение рабов в хеттском обществе, наглядно показывает, что принцип коллективной ответственности по-прежнему действовал применительно к рабам: «И если полагают ему умереть, то умирает он не один, но и его семья с ним». В том же тексте отношения между рабом и хозяином уподобляются отношениям между человеком и богами, поэтому нет ничего удивительного в том, что божественная кара традиционно мыслится как возмездие, постигающее не только преступника, но и всю его семью и потомков (ср. Исх. 20:5). Но вне религизоной сферы подобный принцип проводится крайне редко.
5. БРАК И СЕМЬЯ
Из свода законов с несомненностью явствует, что в хеттской семье царил патриархальный уклад. О том, что мужчина обладал неограниченной властью над своими детьми, свидетельствует и предписание статьи 44а, где сказано, что человек, убивший ребёнка, должен отдать его родителям своего собственного сына, и тот факт, что отец был волен «отдать» свою дочь жениху. Власть мужа над женой косвенно подтверждается выбором лексики в статьях, где речь идёт о заключении брака: муж «берёт» жену и «владеет» ею; если он уличит её в прелюбодеянии, то волен сам решить её судьбу.
Известно, что в некоторых областях Малой Азии, в особенности среди ликийцев, ещё во времена Геродота соблюдался счёт происхождения и наследования по материнской линии, и не исключено, что некоторые привилегии, сохранявшиеся за хеттскими женщинами, преставляли собой пережитки этой древней системы. Так, в одном не вполне ясном законе (§171) описываются обстоятельства, при которых мать может лишить сына наследства, а в другом (§§ 28 — 29) подразумевается, что в выдаче дочери замуж участвует не только отец, но и мать. Вероятно, схожими пережитками объясняется и в высшей степени независимое положение хеттской царицы.
Брачные обычаи хеттов и вавилонян во многом очень схожи. Сначала заключалась помолвка, при которой жених дарил невесте подарки. Однако окончательной силы помолвка не имела, и девушка, с согласия родителей или без оного, по-прежнему могла выйти замуж за другого мужчину — при условии, что отвергнутый жених получал обратно свои подарки. При заключении брака жених обычно вручал семье невесты некий символический дар (хеттск. кусата), в точности соответствующий вавилонскому терхату; но по ряду причин было бы ошибкой считать этот подарок «выкупом за невесту» и свидетельством того, что у хеттов и вавилонян первоначально практиковалась «покупка невест». Невеста, в свою очередь, получала от отца приданое (хеттск. ивару). В случае, когда после этого обмена дарами жених отказывался от консуммации брака или тому препятствовали родственники невесты, это приравнивалось к неисполнению договора. Помолвка расторгалась, и виновная сторона подвергалась наказанию: либо жених лишался кусаты, либо семья невесты выплачивала жениху компенсацию в двойном или тройном размере. Как правило, молодожёны обзаводились собственным хозяйством, но закон оставлял за женой и возможность остаться в родительском доме (такой же обычай существовал и у ассирийцев). После консуммации брака жена должна была хранить супружескую верность и за прелюбодеяние могла быть наказана смертью.
После смерти жены её приданое переходило в собственность мужа, если она жила в его доме; но если она жила в доме своего отца, муж ей не наследовал. Текст в этом месте испорчен, но, судя по всему, приданое переходило к её детям.
В законе подробно оговаривается запрет на близкородственные браки. Мужчине запрещено вступать в половую связь со своей матерью и дочерью, с матерью, сестрой или дочерью (от бывшего брака) своей жены, а также с жёнами своего отца и брата при жизни последних. С другой стороны, в §193 утверждается следующее: если мужчина умрёт, его вдова должна сначала выйти замуж за его брата, затем (т.е., очевидно, если брат умрёт) — за его отца, а затем, если умрёт и отец, — за его племянника. В контексте соседних статей этот пункт представляется всего лишь исключением из ряда запретов, и в одном из вариантом к нему прибавлены слова: «Это не наказуемо». И всё же данный закон примечательно схож с еврейским обычаем левирата, согласно которому, если мужчина умирал бездетным, его брат (или отец, или ближайший из оставшихся в живых родственников) обязан был взять вдову в жёны, и ребёнок от этого брака становился наследником покойного. Иллюстрациями к этому обычаю служат истории Иуды и Ира (Быт. 37) и Руфи и Вооза (Руфь 4); смысл его, по всей видимости, состоял в том, чтобы продолжить род покойного, «чтоб имя его не изгладилось в Израиле» (Втор. 25:6). Вавилоняне и ассирийцы добивались той же цели другими средствами, и нужды в левирате у них не было; но §193 свидетельствует о том, у что хеттов этот обычай существовал, несмотря на то, что в контексте он не формулируется как закон в своём праве и упоминается с иной целью. Схожим образом, в §190 утверждается, что половая связь с мачехой после смерти отца не наказуема, и это, по-видимому, свидетельство ещё одного древнего обычая, широко распространённого среди народов древности, — обычая, в согласии с которым сын получал в наследство жён отца (за исключением собственной матери). Примечательно, что брак между братом и сестрой хеттскими законами не запрещается; и нам известно, к примеру, что царь Арнуванда I был женат на собственной сестре.
Законными признавались и такие браки, в которых один из супругов принадлежал к сословию рабов. Условия таких браков оговариваются по меньшей мере в шести статьях, однако между версиями этих законов имеется множество расхождений.
6. ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ
Право землевладения у хеттов было сопряжено со сложной системой государственных повинностей, детали которой ещё весьма далеки от прояснения. Этому предмету посвящено по меньшей мере четырнадцать законов, из чего можно сделать вывод, что спорные вопросы землевладения довольно часто становились причиной судебных тяжб.
Различаются два класса землевладельцев: условно говоря, «вассалы», т.е. держатели поместий, и «люди орудия (или оружия)». Земли, принадлежавшие последним, можно было продавать и покупать без ограничений, но первые, по-видимому, были связаны договорами об условном держании земли, так что их поместья могли переходить из рук в руки только при наличии судебной резолюции. Проводя аналогию с системой, которую Хаммурапи ввёл в Ларсе, многие отстаивали гипотезу о том, что «человек оружия» был воином, получавшим надел за службу. Но в свете последних исследований перед нами обнаружилась иная картина. Выяснилось, что «человек оружия» в действительности был «человеком орудия», т.е. представителем класса ремесленников. Основное различие между двумя формами землевладения заключалось в том, что «вассал» получал свой титул от царя, а «ремесленник» — от местного управляющего; соответственно, со смертью «вассала» его земля возвращалась во владение дворца, а со смертью «ремесленника» — присоединялась к землям города или деревни, где он проживал. Теоретически, «вассал» владел своим имением на условиях несения службы (хеттск. саххан), но на практике всё нередко сводилось к особой форме арендной платы за землю; «ремесленник» же, как и большинство простолюдинов, нёс трудовую повинность (хеттск. луцци). Однако со временем различия между двумя классами землевладельцев, по-видимому, стёрлись, и земли стали переходить между ними из рук в руки, если новый владелец соглашался принять на себя соответствующие обязанности. Более того, владения «ремесленника» могли по его смерти перейти к «гражданскому пленнику» — представителю многочисленного класса перемещённых лиц, которых вывозили из завоёванных стран и предоставляли в распоряжение царя (см. ниже, стр. [115]). Вместе с землёй такой человек приобретал и статус «ремесленника».
Царю, по-видимому, принадлежали огромные территории, так как многие из наделов, переходивших от него к «вассалам», были очень большими. Помимо того, к числу крупнейших землевладельцев принадлежали храмы, иные из которых представляли собой, по существу, «государства в государстве». Храмы также выделяли наделы земледельцам, которые взамен выплачивали арендную плату натурой.
ГЛАВА V
ВОЕННОЕ ДЕЛО
1. АРМИЯ
Могущество Хеттской империи, как и других современных ей государств, зиждилось на интенсивном развитии нового типа вооружения, распространившегося по всей Западной Азии вскоре после 1600 года до н.э., — лёгкой колесницы, запряжённой лошадьми.
Боевая колесница как таковая новшеством не была. Уже у шумеров применялось два типа колесниц — двух- и четырёхколёсная; но из-за сплошных колёс они были тяжёлыми, и в качестве тягловой силы приходилось использовать диких ослов. Главной боевой силой в шумерском войске всегда оставалась пехота. О том, как обстояло дело в этой области в последующий период аморейских царств, мы знаем не так уж много, но почти наверняка можно утверждать, что лошади в военных целях не применялись. Ассирийские торговцы в Каппадокии использовали лошадей как тягловую силу, но колесницы у них по-прежнему были старого шумерского образца (четырёхколёсные). Запряжённая лошадьми лёгкая колесница со спитчатыми колёсами впервые появилась только после падения аморейских царств. В Вавилонии касситского периода, в Египте XVIII династии и в молодом царстве Митанни такие колесницы возникли примерно в одно и то же время, и появление их вызвало настоящую революцию в военном деле. Отныне решающим фактором в сражении стала скорость.
Ответить на вопрос о причинах этого неожиданного нововведения нам помогают богазкёские архивы: в них обнаружился трактат о выездке и акклиматизации лошадей, записанный на четырёх табличках неким Киккули из Митанни и содержащий некоторые специальные термины из языка, родственного санскриту. На этом языке говорили арии Северной Индии. Из других текстов нам известно, что правители Митанни поклонялись индо-арийским божествам — Индре, Варуне и богам-близнецам Насатьям; и таково же было происхождение их личных имён. Следует сделать вывод, что с этим арийским племенем в Западную Азию пришли мастера-коневоды, от которых местные народы и переняли искусство разведения лошадей. Примечательно, что имена индийских божеств входят в состав личных имён касситских правителей Вавилонии, хотя в прочих отношениях касситский язык не имеет ничего общего с наречием ариев.
При Суппилулиуме и его преемниках Хеттская империя также приобщилась к этому искусству. Наглядное представление о хеттской армии того периода можно создать по египетским рельефам, на которых изображены сцены великой битвы при Кадеше. Здесь сразу бросается в глаза, что колесницы хеттов действительно не имели себе равных. Но вопрос о том, был ли этот вид вооружения столь же развит в эпоху Древнехеттского царства, остаётся открытым. С одной стороны, сообщается, что при осаде Уршу, которая, как мы помним, имела место в ходе одной из ранних кампаний, в битве участвовало восемьдесят колесниц. Но текст, в котором мы находим это указание, — не документ, а литературное произведение, относящееся, по-видимому, к более позднему времени. А трактат Киккули был написан ещё позже, а хетты едва ли стали бы нанимать митаннийского специалиста, если бы к тому времени уже сами освоили искусство выездки лошадей. Впрочем, как бы то ни было, в своём описании хеттской армии мы сосредоточимся исключительно на периоде империи, от которого сохранилось столь впечатляющее свидетельство, как египетские рельефы.
Хеттская колесница отличается по конструкции от египетской. И у той, и другой — колёса с шестью спицами. Но египетская колесница рассчитана на двух седоков — возницу и бойца, а хеттская, несколько более массивная, — на трёх, так как функции нападения и обороны были разделены между двумя бойцами. Оружием нападения служили копья и луки. Наряду с прямоугольными, использовались щиты, напоминающие по форме широкое двойное лезвие боевого топора; такой щит держали вертикально (см. илл. 3 на вклейке). Благодаря дополнительному бойцу хеттская колесница получала преимущество в ближнем бою, который мог последовать за первой атакой.
Пехота в хеттской армии, несомненно, превосходила колесницы по численности, но в бою на открытой местности, к которому хетты всегда стремились принудить своего врага, она играла лишь вспомогательную роль. На египетских рельефах пехотинцы изображены не в сражении, а стоящими вокруг крепостных стен Кадеша на охране царя и обоза.
Таковы были главные роды войск в хеттской армии. Конницы у хеттов не было, хотя в отдельных случаях упоминаются верховые гонцы. Иногда для внезапных атак применялись подвижные отряды «суту» — по-видимому, наёмных легковооружённых лучников. В связи с возведением фортификаций время от времени упоминаются сапёры. Обозы, как свидетельствуют изображения на египетских рельефах, составлялись из массивных четырёхколёсных повозок, запряжённых волами, и тяжело гружёных ослов. Флотом хетты не располагали, и остаётся неясным, какие суда использовались для сообщения с островом Кипр, который, по всей видимости, находился под хеттским контролем.
Что касается экипировки хеттских пехотинцев, то египетские рельефы здесь вступают в противоречие с собственно хеттскими памятниками. На первых хетты изображены в длинных свободных одеяниях с короткими рукавами. А на анатолийских памятниках воины (и божества-воители) облачены в короткие рубахи, наподобие туник, подпоясанные на талии и доходящие только до колена, а иногда — только в юбки, наподобие шотландского килта, причём торс остаётся обнажённым. Высказывалось предположение (впрочем, чисто умозрительное), что длинная одежда, изображённая на египетских рельефах, — это своего рода униформа, в которую хетты облачались на время походов через жаркие сирийские равнины.
Самое интересное и примечательное изображение хеттского воина — горельефная фигура на внутренней стороне огромной монолитной створки так называемых Царских врат в Хаттусасе (см. илл. 4 на вклейке). На этом стражнике — только подпоясанная юбка и шлем; вооружён он коротким мечом и боевым топором. Юбка воина, как на этом, так и на других памятниках представляет собой простой кусок ткани, обёрнутый вокруг бёдер; кромка этого полотнища обозначена на изображении косой полосой, идущей книзу от пояса. На данном рельефе юбка украшена горизонтальными полосами, в орнаменте которых косые линии чередуются со спиральными завитками. Шлем снабжён наушниками, плюмажем и длинным назатыльником. Рукоять меча выполнена в форме полумесяца, клинок слегка изогнут, а ножны оканчиваются резким изгибом кверху. Лезвие боевого топора вырезано по форме человеческой руки, зажавшей рукоять между большим и указательным пальцами; режущий край образует округлую выпуклость над «запястьем». Само местонахождение данного рельефа позволяет с уверенностью утверждать, что перед нами — типичный хеттский воин в боевом облачении
В отличие от этих воинов, хетты, изображённые на египетских рельефах, вооружены длинными копьями. Данный вид оружия встречается и на анатолийских памятниках, но главным образом на тех, что были возведены уже в неохеттский период, после падения империи. Возможно, эти расхождения объясняются неоднородностью культур, входивших в состав Хеттского царства.
Следует иметь в виду, что армия, выступившая против египтян при Кадеше, была самой мощной из всех, что когда-либо удавалось собрать хеттским царям. На эту величайшую в истории хеттов военную кампанию царь Муваталли призвал войска из всех союзных и зависимых государств, связанных соответствующими статьями договоров. В обычных походах хетты, как правило, обходились собственными силами и поддержкой стран, расположенных вблизи места сражения.
В покорённых городах, по всей вероятности, оставался небольшой гарнизон, известную долю которого составляли наёмники, однако о методах его рекрутирования нам почти ничего не известно. Дезертирство считалось тяжким преступлением, и начальнику гарнизона чётко предписывалось сообщать обо всех таких случаях во дворец.
2. ВОЕННЫЕ ОПЕРАЦИИ
Сезон военных кампаний приходился на весенние и летние месяцы; зимним операциям препятствовали обильные снегопады на Анатолийском плоскогорье. Ежегодно с наступлением весны рассматривались знамения, и если они предвещали удачу, то царь отдавал приказ о мобилизации, назначал время и место сбора и лично выступал в поход во главе войска. Как правило, кампания продолжалась всё лето. С приближением осени военачальники нередко говорили царю, что «год слишком короток» и время осталось лишь на мелкие операции, по завершении которых воины возвращались по домам, на зимние квартиры.
Хеттские цари были искусными стратегами и тактиками. Цель кампании всегда состояла в том, чтобы захватить вражеское войско врасплох на открытой местности, где непобедимые хеттские колесницы можно было пустить в ход с полной отдачей. Единственное спасение для неприятеля заключалось в том, чтобы уклониться от решительного сражения, рассредоточить свои войска и перейти к партизанской войне. В этом отношении великий поход в Месопотамию, который Суппилулиума совершил в начале своего правления, обернулся для хеттского царя стратегической неудачей, ибо он прошёл мимо митаннийской столицы в глубь Сирии, так и не встретившись с армией Митанни. Зато в «Анналах Мурсили II» сохранилось краткое описание удачной стратагемы:
«Как только я услышал эти слова [имеется в виду донесение о замысле некоего Питаггаталли, намеревавшегося не допустить хеттское войско в город Сапиддува], я устроил лагерь в Алтанне и оставил там обоз; войску же я приказал заранее построиться в боевой порядок. И поскольку [у неприятеля] были сторожевые заставы, то если бы я попытался окружить Питаггаталли, дозорные заметили бы меня, и тогда он не стал бы меня дожидаться и ускользнул бы до моего прихода. Поэтому я обратился лицом в противоположную сторону, к Питтапаре. Но когда наступила ночь, я развернулся и двинулся на Пигатталли. Я шёл всю ночь без остановки, и рассвет застал меня на окраине Сапиддувы. Как только взошло солнце, я выступил против него на битву; и те девять тысяч человек, которых Пиггаталли привёл с собой, вступили против меня в битву, и я сражался с ними. И боги стояли рядом со мной, величавый бог грозы, господин мой, и богиня солнца из Аринны, госпожа моя, … и я сокрушил врага».
Если хеттам не удавалось застать неприятеля врасплох, тот нередко успевал укрыться в крепости или засесть на вершине горы. Тогда принудить его к капитуляции можно было лишь продолжительной осадой.
О том, каким способом хетты вели осаду, мы знаем не так уж много, но, без сомнения, в этом деле они были мастерами. В противном случае царь Суппилулиума едва ли смог бы взять столь мощную твердыню, как Каркемиш, всего через восемь дней осады. Единственное указание на технику осадного дела мы встречаем в повествовании об осаде Уршу, где упоминаются таран и «гора» — то есть крепостной вал наподобие того, каким позднее пользовались римляне для подведения осадных машин к стенам.
О том, сколь искусны были хеттские цари в тактике ведения боя, лучше всего свидетельствует подробно описанное в одном египетском тексте сражение при Кадеше. Хеттской армии, вставшей лагерем в Кадеше, удалось укрыться от египетских разведчиков. Ничего не подозревающие египтяне подошли к городу и принялись разбивать лагерь. В это время отряд хеттских колесниц незаметно для неприятеля покинул город через противоположные ворота, переправился через Оронт и нанёс сокрушительный удар по центру египетской колонны. Вероятно, египетская армия была бы полностью уничтожена, если бы в этот момент на выручку ей не подоспел отдельный полк, который двигался к Кадешу с другой стороны и, в свою очередь, застал врасплох хеттов, разорявших лагерь. Благодаря этой счастливой случайности египетский царь спас остатки своей армии и сумел представить своим подданным битву с хеттами великой победой; но обмануть беспристрастных исследователей ему не удалось.
3. ОБОРОНА
Искусством обороны хетты владели в таком же совершенстве, как и стратегией и тактикой нападения. Находки археологов наглядно свидетельствуют о том, насколько мощными укреплениями были окружены хеттские города.
[Илл. на стр. 111 оригинала:
Илл. 3. Крепостные стены (реконструкция) и выход из туннеля, Богазкёй.]
Богазкёй почти со всех сторон был защищён природными укреплениями — глубокими ущельями и скалами; но открытый сектор на вершине горы огородили массивными стенами, остатки которых сохранились и по сей день. Укрепления были двойные: перед главной линией стен, примерно в 6 метрах от них, проходило невысокое вспомогательное ограждение. Главная стена состояла из двух слоёв кладки, соединённых поперечными стенками; образованные ими прямоугольные ячейки были заполнены щебнем. Таков типичный для хеттов метод строительства оборонительных стен. Внешний слой стены особенно прочен: он сложен из массивных камней неправильной формы (предпочтение отдавалось камням, близким по форме к прямоугольнику или пятиугольнику) длиной от 0,3 до 1,5 м, плотно подогнанных друг к другу, но не скреплённых строительным раствором. Каменную стену когда-то венчала кирпичная надстройка, но до наших дней она не сохранилась. Оба ограждения — и главное, и вспомогательное, — укреплены выступающими за линию стен прямоугольными башнями, отстоящими друг от друга приблизительно на 30 м; каждые из трёх главных ворот фланкированы гигантскими блоками каменной кладки, выступающими внутрь ограждения. Обе стены покоятся на высоком крепостном валу, передняя сторона которого облицована камнем. Ко всем трём воротам ведут крутые скаты, тянущиеся вдоль наружного ограждения; на уровне верхнего края внешней стены скат резко переходит в площадку шириной около 6 м, по сторонам которой высятся огромные привратные башни; внешние ворота отодвинуты вглубь, за линию наружного ограждения, на четыре с небольшим метра, а внутренние представляют собой проём в главной стене. Кроме того, под крепостным валом проходил туннель, позволявший защитникам города совершать внезапные вылазки. Оборонительная мощь этой системы укреплений настолько очевидна, что трудно понять, каким образом неорганизованным варварским племенам удалось несколько раз захватить и разграбить город. (См. илл. 3 — 6 и илл. 7 на вклейке.)
[Илл. на стр. 112 оригинала:
Илл. 4. План ворот, Богазкёй.
Илл. 5. Ворота, внутренняя сторона (реконструкция), Богазкёй.
Илл. 6. Ворота, наружная сторона (реконструкция), Богазкёй.]
Городская стена, обнаруженная при раскопках в Алишаре (неподалёку от Богазкёя), имела схожее устройство, но вместо башен-бастионов здесь применили менее удачную зубчатую (ступенчатую) конструкцию, при которой анфилада открывается только в одном направлении. А стена небольшой крепости на вершине Юмюк-тепе близ Мерсина в Киликии — почти точная копия главной богазкёйской стены, не считая того, что каменная кладка здесь не столь массивна.
Как уже упоминалось, до нас дошли инструкции, адресованные одному командиру, возглавлявшему гарнизон приграничной крепости. В число его сугубо военных обязанностей (гражданские перечислены в предыдущей главе) входили расстановка часовых для наблюдения за дорогами, запирание ворот на ночь, своевременный ремонт укреплений и поддержание запасов пищи, воды и дров. К сожалению, большая часть пунктов, в которых изложены эти предписания, дошли до нас в плохом состоянии, и процитировать их дословно мы не можем.
Политика позиционной обороны проводилась, главным образом, на северной и юго-западной границах — в точности в тех областях, где были обнаружены города-крепости. Именно в этих направлениях Хеттское царство граничило с суровыми гористыми районами, от завоевания которых хетты отказались, предпочтя удерживать обитавшие там дикие племена на почтительном расстоянии. А от более цивилизованных соседей (Арцавы на западе и Египта на юго-востоке) страну Хатти отделяли зависимые «буферные государства», защищавшие территорию хеттов от внезапной атаки.
4. ЗАКОНЫ ВОЙНЫ
Древнейшие хеттские цари завоёвывали и грабили соседние земли без зазрения совести и в извинениях не нуждались; но к XIV веку до н.э., как мы уже видели, взаимосвязи между цивилизованными государствами окрепли, поэтому хеттские цари эпохи империи никогда не объявляли войну, не подыскав тому оправдания, даже если речь шла всего лишь о конфликте с безвестным племенным вождём у северной границы. Как правило, хеттский царь посылал неприятелю письмо с требованием выдать хеттских подданных, укрывшихся на его территории. Если требование не удовлетворялось, за первым письмом следовало второе, в котором царь возлагал вину за первый акт агрессии на неприятеля и объявлял, что небеса сами укажут правого в этом споре, даровав ему победу в испытании войной. Вот описание переписки такого рода, предварившей нападение на Хайасу в седьмой год правления Мурсили II:
«Покорив землю Типии, я послал письмо Аннии, царю Ацци, и написал ему: ‘Мои поданные, что перешли к тебе, пока мой отец находился в земле Миттани… [верни их мне]’ [Один из списков документа здесь обрывается, и далее мы цитируем по параллельному тексту, в котором содержится сильно пострадавшая от времени другая версия этого письма.]
Но царь земли Ацци написал мне в ответ … следующее: ‘Относительно того, что ты пишешь мне, — если бы [у меня были гражданские пленники,] или кто-либо другой перешёл ко мне, [я бы их не выдал], и если ты требуешь […..…]’.
Но я написал в ответ так: ‘Я пришёл и встал лагерем у границы твоей страны, но я не нападал на твою страну и не захватывал ни гражданских пленников, ни коров, ни овец. Но ты возбудил ссору (?) [с Моим Величеством], и пришёл [и напал на] землю Данкувы [и истребил её жителей]. Посему боги встанут на мою сторону и решат дело в мою пользу’».
В таком же духе выдержан вызов, который Мурсили послал царю Арцавы на третьем году своего правления:
«Мои подданные, что перешли к тебе, — когда я потребовал их обратно, ты мне их не вернул; ты назвал меня ребёнком и не принял меня всерьёз. Вставай же! Сразимся, и пускай бог грозы, господин мой, разрешит наш спор!»
Самой изысканной апологией такого рода следует признать 326-строчный документ, который царь Хаттусили III написал после успешного свержения Урхи-Тешуба. Это произведение, свидетельствующее о высокоразвитом политическом сознании, подробно обсуждается ниже, на стр. [175].
Условия мирного договора с врагом зависели от того, сдался ли тот добровольно или сопротивлялся до последнего. Город, захваченный силой, считался законной добычей победоносного войска; обычно его отдавали воинам на разграбление, после чего сжигали дотла. Иногда руины такого города объявляли навеки проклятым местом и посвящали богу грозы в ходе торжественной церемонии. В дальнейшем это место считалось пастбищем божественных быков Сери и Хурри, а тех, кто осмелился бы нарушить запрет и поселиться здесь, ждала погибель. Выживших жителей разрушенного города переселяли вместе со скотом в Хаттусас, где распределяли как крепостных между хеттскими военачальниками и сановниками. Но, судя по всему, никакого иного вреда им не причиняли. Жестокость и страсть к пыткам, которыми, по свидетельством хроник, отличались ассирийские цари, хеттам были совершенно чужды.
В случае, если неприятель быстро капитулировал, хеттский царь обычно довольствовался присягой на верность. Соображения, которыми он руководствовался в подобных ситуациях, наглядно иллюстрирует эпизод с Манапа-Даттой из «земли реки Сеха», прежде проявившим себя как ненадёжный союзник:
«Как только Манапа-Датта, сын Мувы-льва, услыхал обо мне: ‘Его Величество идёт!’, — он послал гонца мне навстречу и написал мне так: ‘[Господин мой], не убивай меня, но возьми меня в союзники; что же до людей, которые перешли ко мне, то я доставлю их моему господину’. Но я ответил ему так: ‘Некогда твои братья изгнали тебя из твоей земли, а я препоручил тебя жителям Каркисы; я даже послал жителям Каркисы подарки от твоего имени. Но несмотря на это, ты не последовал за мной, а последовал за Ухха-цити, моим врагом. Как же теперь мне взять тебя в союзники?’. Я бы пошёл дальше и уничтожил бы его, но он послал навстречу мне свою мать; и она пришла, и пала к моим ногам, и сказала так: ‘Господин наш, не убивай нас, но возьми нас, господин, в союзники!’ И поскольку женщина вышла навстречу мне и пала к моим ногам, я сделал одолжение этой женщине и не пошёл в землю реки Сеха».
Приняв капитуляцию, хеттский царь прекращал военные действия против бывшего врага и заключал с ним договор, в соответствии с которым правитель неприятельского царства оставался на троне, но попадал в зависимость от хеттского царя и принимал на себя ряд обязательств. Жители побеждённого царства в этом случае именовались «покорёнными на месте». О типичных условиях таких договоров можно судить по следующим выводам, завершающим рассказ о завоевании Арцавы:
«Итак, я покорил землю Арцавы. И одних я взял в Хаттусас, а других покорил на месте и наложил на них дань войсками; и с тех пор они поставляли мне войска регулярно. И когда я покорил всю землю Арцавы, общее число гражданских пленников, которых я, Моё Величество, привёл в свой царский дворец, составило 66 тысяч гражданских пленников; тех же гражданским пленников, волов и овец, что привели с собою в Хаттусас знатные люди, воины и колесничие, — их было не счесть. И когда я покорил всю землю Арцавы, я возвратился домой, в Хаттусас».
ГЛАВА VI
ЯЗЫКИ И НАРОДЫ
A. ПИСЬМЕННЫЕ ЯЗЫКИ
В 1919 г. Э. Форрер заявил, что в языковом составе клинописных текстов из Богазкёя возможно выделить восемь различных языков. С тех пор неоднократно высказывались гипотезы о многоязычном характере Хеттской империи. До некоторой степени это верно, но утверждение Форрера не следует понимать в том смысле, что население Хеттского царства говорило на всех этих восьми языках или что все они представлены в текстах в равной мере. Для официальных документов хеттские цари использовали только два языка — хеттский и аккадский; кроме того, изредка встречаются полные тексты на хурритском языке. Что касается остальных языков, то три из них представлены лишь в форме отдельных фраз в составе религиозных текстов, а ещё один удалось выделить лишь по нескольким специальным терминам в одном-единственном документе. Восьмой же язык — шумерский — присутствует лишь постольку, поскольку хеттские писцы составляли для личного пользования словари, основанные на шумерских словниках.
Рассмотрим основные характеристики этих языков.
1. ХЕТТСКИЙ
Принадлежность хеттского языка к индоевропейской языковой семье продемонстрировал в 1915 году чешский учёный Б. Грозный. Гипотеза о том, что во II тысячелетии до Рождества Христова население Малой Азии говорило на индоевропейском языке, показалась в то время невероятно смелой, и поначалу к ней отнеслись с большим недоверием; однако связь хеттского с другими языками этой семьи была доказана неоспоримо, и вот уже более двадцати лет все исследователи, работающие в данной области, признают этот факт.
Связь эта очевидным образом проявляется в склонении имени существительного. В хеттском языке шесть падежей (именительный, винительный, родительный, дательный, отложительный и творительный); личные имена обладают также звательным падежом, выраженным чистой основой. Сходство падежных окончаний с соответствующими флексиями древнегреческого и латинского языков наглядно показано в следующей таблице:
Падеж | Окончание | Пример | Древнегреческий и латынь |
Им. | -s | humant-s (хуманца) | λόγος, νύξ,mon-s |
Вин. | -(a)n |
humant-an (хумантан) | λόγον, νύκτ-α,mont-em |
Род. | -as | humant-as (хуманташ) | (λόγου), νυκτ-ός,mont-is |
Дат. | -I | humant-I (хуманти) | λόγω, νυκτ-ί,mont-i |
Отл. | -ts |
humant-a-ts (хумантац) | ’εκ-τός,fundi-tus |
Инстр. | -it | humant-it (хумантит) | ? ? |
В отличие от греческого и латинского, хеттское имя существительное имеет только два рода, выражающих, соответственно, одушевлённость и неодушевлённость; имена прилагательные в неодушевлённом роде имеют нулевую флексию в именительном и винительном падежах единственного числа, а в остальном склоняются по вышеприведенной схеме. В склонении множественного числа сходство с индоевропейскими языками не столь заметно. Двойственного числа в хеттском языке нет.
Энклитичные личные местоимения –mu («ко мне»), –ta («к тебе») и –si («к нему») содержат те же согласные звуки, что и соответствующие латинские местоимения –me («мне»), –te («тебе») и –se («себе самому»).
Глагол имеет два залога — актив и медиопассив. Спряжение глагола в активном залоге разительно схоже со спряжением греческих глаголов на -μι:
Ед.ч. | 1 | -mi | ya-mi (иями) | τίθημι |
2 | -si | ya-si (ияси) | τίθης | |
3 | -tsi | ya-tsi (ияци) | τίθητι (дорийск.) | |
Мн.ч. | 1 | -weni | ya-weni (иявени) | τίθεμεν |
2 | -teni | ya-teni (иятени) | τίθετε | |
3 | -ntsi | ya-ntsi (иянци) | τίθετι (дорийск.) |
Существует также другой тип активного спряжения, до некоторой степени близкий к спряжению перфекта в других языках, но здесь сходство не столь очевидно, а признаков семантического различия между глагольными окончаниями двух этих типов не наблюдается.
С другой стороны, в лексике индоевропейский элемент проявлен относительно слабо. Этимология некоторых слов, несомненно, индоевропейская:
wātar — «вода»; греч. ’ύδωρ — «вода».
akw–anzi — «они пьют»; лат. aqua — «вода».
genu — «колено»; лат. genu — «колено».
kwis — «кто»; лат. quis — «кто».
Однако бóльшая часть словарного состава имеет неиндоевропейское происхождение. Вот лишь несколько примеров: tanduki- — «род человеческий»; tītita- — «нос»; kunna- — «правая (рука)»; taptappa– — «гнездо»; amiyara- — «канал».
С углублением наших познаний в хеттском языке развернулась широкая дискуссия о том, какое именно место он занимает в индоевропейской семье. Довольно скоро было подмечено, что в хеттском отсутствуют основные признаки так называемых satem-языков (переход первоначального kв s, qu — в k, а e — в o или a), из чего сделали вывод, что хеттский принадлежит к centum-группе (включающей латинский, греческий, кельтский и различные германские языки). Но дальнейшие исследования показали, что такое отнесение весьма сомнительно, и сейчас общим признанием пользуется версия, согласно которой хеттский язык относится к особой ветви индоевропейских языков, не совпадающей ни с одной из десяти ветвей, выделенных к настоящему времени. Многие учёные идут ещё дальше. Там, где в языках прочих десяти ветвей образовались общие инновации, в хеттском языке сохранились следы архаических форм, и на этом основании высказывают гипотезу, что хеттская ветвь отделилась от праязыка раньше прочих. Но другие исследователи не соглашаются с таким предположением, и вопрос этот до сих пор остаётся в высшей степени спорным.
Следует отметить, что в известном отношении хеттский язык оказал индоевропеистике важную услугу. Издавна считалось, что различные формы, которые приобретают определённые слова в различных языках, можно удовлетворительно объяснить только допущением, что все эти языки утратили определённые гортанные (ларингальные) звуки, первоначально присутствовавшие в праязыке. Однако в хеттском языке буква Ëчасто встречается в позициях, точно соответствующих тем, где в других языках предположительно утратился гортанный звук, и этот факт, вне зависимости от его детальной интерпретации (к примеру, от того, как именно произносилась эта буква Ë), нанёс сокрушительный удар по так называемой «ларингальной» теории в целом. Вот лишь некоторые из слов, содержащих данную букву:
paËËur — «огонь»; греч. πΰρ; англ. pyre («костёр»).
laËËu — «лить»; лат. lavit — «он мыл»; англ. lave — «мыть».
Ëastai — «кость»; греч. ’οςτέον; ср. англ. osteo-(pathy) — «остеопатия».
Ëanti — «напротив»; греч. ’αντί, англ. anti-.
Распознать истинную природу этого языка первым дешифровщикам помешали особенности хеттского письма. Заимствованная хеттами клинопись представляла собой слоговое письмо: каждый знак читался как слог, состоящий из сочетания «гласный+согласный», «согласный+гласный» или «согласный+гласный+согласный». Такое письмо хорошо приспособлено к семитским языкам, где редко встречаются стечения более двух согласных, но в хеттском (как и в других индоевропейских языках) такие группы часты, и на письме хетты были вынуждены обозначать их сочетанием слоговых знаков, при последующем прочтении которых гласные опускались. Ещё одно затруднение заключалось в том, что звонкие и глухие согласные (например, d и t, b и p, g и k) различались на письме не соответствующими знаками, как в аккадском (эти знаки хетты использовали беспорядочно), а при помощи такой условности, как удвоение букв для обозначения глухих согласных. В результате из-за обилия лишних гласных и согласных многие слова искажаются до неузнаваемости.
В связи с этим можно отметить ещё одну особенность хеттского письма — «аллографию», т.е. практику обозначения произносимого слова на письме иным словом. Хеттские тексты изобилуют вставками аккадских и шумерских слов, причём последние, как правило, записываются одиночным знаком, опознать в котором «идеограмму» (точнее говоря, «шумерограмму») нередко удаётся лишь по контексту, так как подобный знак может совпадать с одним из тех, которыми обозначаются обычные слоги. Но при чтении эти «иностранные» слова, вероятно, не произносились (во всяком случае, шумерские не произносились наверняка): они просто обозначали соответствующее хеттское слово, которое следовало подставлять на их место. Несомненно, писцы пользовались этим приёмом как своего рода скорописью. С точки зрения исследователя, он имеет как свои достоинства, так и недостатки. С одной стороны, тексты, содержащие много аккадских слов, можно частично перевести ещё до расшифровки хеттских слов; но, с другой стороны, правила «аллографии» были, по-видимому, настолько жёсткими, что многие употребительные хеттские слова (такие, например, как «женщина», «овца», «медь» и т.д.) вообще никогда не записывались фонетически, а потому до сих пор нам не известны.
Если же «иностранные» слова предназначались для буквального прочтения, то в текстах их предварял значок, соответствующий нашим кавычкам. Определить, к какому языку принадлежит такое слово, нередко бывает затруднительно.
Современные учёные назвали этот клинописный язык — официальный язык страны Хатти — «хеттским», и термин этот получил всеобщее признание; однако в строгом смысле слова он неточен. Дело в том, что в текстах словом Ëattili (буквально «на хеттском языке») предваряются фрагменты, написанные на совершенно ином языке, о котором речь пойдёт в следующем разделе. Обнаружив это, учёные принялись искать в текстах подлинное название официального языка. Но Грозный решил, что его следует называть «неситским» (т.е. языком города Неса), а Форрер отдал предпочтение термину «канишский» (т.е. язык города Каниш), и поскольку к единому мнению прийти не удалось, термин «хеттский» так и остался общепринятым. Недавно было высказано предположение, что словом našili, от которого Грозный произвёл термин «неситский», в действительности обозначался некий иной язык и что в текстах название официального языка не встречается вовсе. Что же касается названия «канишский», то попытка его введения основана на том факте, что многие фрагменты на хеттском обозначены как слова некоего «певца из Каниша» (возможно, этот язык использовался в канишских религиозных обрядах).
2. ПРОТОХЕТТСКИЙ (ХАТТСКИЙ) ЯЗЫК
Этот язык присутствует в высказываниях жрецов в различных религиозных культах, в том числе культов главных божеств хеттского пантеона. Но все подобные высказывания очень кратки, и для того, чтобы ясно воссоздать структуру или словарь языка, этого материала недостаточно. По-видимому, для данного языка было характерно обильное использование префиксов (к примеру, множественное число от слова binu — «ребёнок» — образуется с помощью префикса lē– — lēbinu). Установить, с какой языковой группой он мог быть хотя бы отдалённо связан, пока не удалось.
Как уже отмечалось, фрагменты, записанные на этом языке, предваряются в текстах словом Ëattili. Во избежание путаницы с официальным хеттским большинство учёных согласились называть этот язык протохеттским, однако данный термин условен: ведь перед нами — не ранняя форма хеттского, а совершенно иной язык, с хеттским никак не связанный. Название «хаттский» следует признать более удачным, так как оно произведено непосредственно от наречия Ëattili (ср. «лувийский» — от luwili; см. следующий раздел).
3. ЛУВИЙСКИЙ ЯЗЫК
Этот язык тесно связан с хеттским, но отличается от него, среди прочего, изобилием гласных a и тем, что множественное число имён существительных, местоимений и прилагательных в лувийском образуется с помощью флексии –nzi (произносившейся, вероятно, как «-нц»), а не–es, как в хеттском. Однако главная особенность лувийского языка состоит в том, что зависимость одного существительного от другого выражается в нём не родительным падежом, как в других индоевропейских языках, а с помощью притяжательного прилагательного, которое образуется присоединением суффикса –sas (со значением «принадлежащий ему») к зависимому существительному. Именно так образуются топонимы: к примеру, названия «Датасса» и «Тархунтасса» означают «принадлежащий (богам) Датте и Тархунду». Это позволяет прояснить смысл многих известных по греческому периоду топонимов, оканчивающихся на –assos. Лувийский язык тоже встречается лишь в сравнительно кратких высказываниях жрецов в ритуалах, посвящённых некоторым божествам, но материал этот обширнее, чем в случае с хаттским языком. Высказывания на лувийском предваряются в текстах наречием luwili, от которого и произведено название данного языка.
4. ПАЛАЙСКИЙ ЯЗЫК
Об этом языке, встречающемся лишь в ритуалах одного-единственного божества, Ципарвы, мы знаем ещё меньше. Название его произведено от наречия palaumnili. Не так давно исследователи установили, что палайский, подобно хеттскому и лувийскому, принадлежит к индоевропейской языковой семье.
5. ХУРРИТСКИЙ ЯЗЫК
Материал для изучения хурритского языка несравненно более обилен. В текстах из Богазкёя хурритские фрагменты в ритуалах встречаются очень часто, и, более того, удалось обнаружить несколько полных текстов на хурритском, в том числе переводные фрагменты эпоса о Гильгамеше — величайшего из литературных памятников вавилонской цивилизации. Однако главным источником для исследования хурритского языка по-прежнему остаётся письмо, написанное царём Митанни Душраттой египетскому царю Аменофису III около 1400 года до н.э. и найденное в Телль-эль-Амарне более пятидесяти лет назад. Этот документ содержит около 500 строк связного текста, дошедшего до нас в хорошем состоянии. Недавно были обнаружены и другие хурритские тексты — в Телль-Харири (древнее царство Мари) в среднем течении Евфрата (около 1750 г. до н.э.) и в Рас-Шамре (Угарит) на побережье Сирии. Непосредственно от хурритского произошёл язык царей Урарту, известный нам по царским надписям, выполненным ассирийской клинописью в VII веке до н.э. О прочих родственных связях хурритского языка нам ничего не известно. Характерная его особенность — изобилие суффиксов — коренным образом отличает его от другого языка с неизвестным родством — протохеттского. Не исключено, что со временем обнаружится связь хурритского с малоизвестными языками народов Кавказа.
Название этого языка почерпнуто из хеттских текстов, где фрагменты на хурритском обычно предваряются особыми формулами: «…певец земли Хурри поёт так» или «певец поёт так hurlili» (по какой причине в это наречие вставлена дополнительная буква l, мы не знаем).
6. АРИЙСКИЙ (ИНДОИРАНСКИЙ) ЯЗЫК ПРАВИТЕЛЕЙ МИТАННИ
В трактате о выездке лошадей, составленном Киккули из Митанни (см. выше, стр. [104 — 105]), встречаются некоторые специальные термины, при анализе которых выявились элементы, тесно связанные с санскритскими числительными:
aika–wartanna — «один поворот». Ср. санскр. eka vártana–m — «один поворот».
tēra–wartanna — «три поворота». Ср. санскр. tri vártana–m — «три поворота».
panza–wartanna — «пять поворотов». Ср. санскр. pañca vártana–m — «пять поворота».
satta–wartanna — «семь поворотов». Ср. санскр. sapta vártana–m — «семь поворотов».
navartanna — «девять поворотов». Ср. санскр. nava vártana–m — «девять поворотов».
Текстов на этом языке нет, однако эти несколько слов свидетельствуют, что в хеттские времена на нём говорили. Ниже мы покажем, что это был язык правителей Митанни. Поэтому можно было бы называть его «митаннийским», если бы прежде этим термином не обозначали хурритский язык. Форрер, отождествивший царей Митанни с Umman Manda из некоторых вавилонских и ассирийских текстов, изобрёл для этого языка название «мандейский», но оно так и не привилось. Удовлетворительного наименования данный язык не получил до сих пор.
7. АККАДСКИЙ ЯЗЫК
Это общепринятое ныне название хорошо изученного языка Вавилонии и Ассирии; хетты, однако, называли его «вавилонским». В древности на Ближнем Востоке аккадский язык широко применялся в дипломатической переписке и международных документах. В общении со своими южными и восточными соседями хеттские цари следовали этой традиции. Поэтому многие хеттские договоры и письма написаны полностью на аккадском языке и были переведены задолго до того, как удалось расшифровать основной корпус текстов из Богазкёя. Кроме того, как уже упоминалось, аккадские слова в форме аллографов часто встречаются в текстах, написанных на хеттском языке.
8. ШУМЕРСКИЙ ЯЗЫК
Это древнейший язык Нижней Месопотамии. Ко времени образования Хеттского царства он уже вышел из разговорного употребления, однако и в Хаттусасе, и в Вавилонии его активно изучали, о чём свидетельствуют, среди прочего, обнаруженные при раскопках шумерско-хеттские словари. Шумерские слова в большинстве своём односложны, и многие из слоговых обозначений, принятых в хеттской клинописи, в действительности представляли собой шумерские слова, значение которых к тому времени уже забылось. Поэтому знаток шумерского языка мог использовать одиночные знаки как «идеограммы» для передачи того или иного значения, экономя тем самым время, которое иначе пришлось бы потратить на запись значительно более длинного хеттского или аккадского слова. Таким образом, шумерский язык играл роль скорописи, и образованные хеттские писцы часто прибегали к этой разновидности аллографии.
Таковы восемь языков, встречающихся в клинописных текстах на глиняных табличках из Богазкёя-Хаттусаса. Но наш обзор письменных хеттских языков не будет полным, если мы не уделим внимания ещё одному из них — иероглифическому.
9. ХЕТТСКИЙ ИЕРОГЛИФИЧЕСКИЙ (ТАБАЛСКИЙ) ЯЗЫК
Историю открытия хеттских иероглифических надписей мы изложили во введении к этой книге. Почти все они высечены на скальных рельефах или каменных (чаще всего базальтовых) памятниках. Исключение составляют лишь несколько надписей на печатях и семь свинцовых полос из Ашшура, свёрнутых в форме иероглифических знаков, отчёт о которых был опубликован в 1924 году. Древнейшей известной нам формой монументальной письменности такого рода были рельефные, выпуклые иероглифы; позднее на их основе развилась курсивная форма письма. Сами по себе знаки представляют собой пиктрограммы; предметы, обозначаемые ими, во многих случаях легко узнаваемы. Обширный класс знаков образуют части человеческого тела — кисти рук в различных положениях, лица (всегда изображаемые в профиль), ноги и ступни; встречаются также головы различных животных (быков и коров, лошадей, собак, свиней, львов, оленей, зайцев, птиц и рыб), предметы мебели (стулья, столы) и части зданий, среди которых следует отметить тщательно прорисованный фасад двухэтажного дома. Принятым способом письма был бустрофедон
Первых успехов в дешифровке хеттских иероглифов учёные добились лишь несколько лет назад; но теперь, по крайней мере, ясно, что язык этих надписей тесно связан с хеттским, лувийским и палайским (хотя и не тождествен ни одному из них), но ещё теснее — с ликийским языком, известным нам по надписям греческой эпохи. Гипотеза о том, что иероглифический хеттский относится к группе satem-языков, опирается лишь на спорную интерпретацию одного-единственного знака и нуждается в дальнейшем подкреплении.
Большинство надписей на памятниках, выполненных этим письмом, были сделаны уже после падения Хеттской империи. Но хеттские иероглифы использовались и раньше. Правда, к периоду расцвета Хатти относится лишь несколько достаточно длинных надписей, и мы не можем утверждать наверняка, что язык их тождествен языку неохеттских памятников; но исследования последних лет свидетельствуют в пользу этого тождества, а следовательно, иероглифический хеттский также следует включить в число языков, которыми пользовались писцы Хеттской империи. Иероглифы не только применялись для длинных надписей, но и регулярно служили для обозначения имён хеттских царей (как своего рода монограммы) на каменных памятниках и на печатях. Не исключено, что в действительности они использовались гораздо шире, чем может показаться исследователю сохранившихся свидетельств: выдвигалась гипотеза, что иероглифическим письмом велась вся административная документация Хеттского царства, которая велась на деревянных дощечках, а потому до наших дней не дошла.
Древнее название этого языка в текстах не зафиксировано. Форрер назвал его «табалским», так как бóльшая часть этих надписей обнаружена в области, которая в ассирийскую эпоху именовалась «Табал» (в Ветхом Завете — «Тувал»). Но большинство других исследователей отдали предпочтение довольно громоздкому обороту «хеттский иероглифический язык».
B. РАЗГОВОРНЫЕ ЯЗЫКИ
Теперь настало время перейти к вопросам о том, кто, где и когда говорил на этих языках.
Аккадский и шумерский языки в этом отношении проблем не вызывают: их родина и история нам известны, а в Хаттусасе они использовались только в письменной форме.
Не возникает затруднений ни с хурритским языком, ни с арийскими терминами из коневодческих текстов, автор которых был хурритом из Митанни. Известно, что с 2300 года до н.э. и далее хурриты постепенно мигрировали к югу и западу из первоначальных мест своего обитания — горного района к югу от Каспийского моря; и что во втором тысячелетии до н.э. они основали несколько могущественных государств в верхнем течении Евфрата и Хабура. Во главе одного из этих царств, Митанни (языком дипломатической переписки которого, как мы видели, был хурритский), стояла династия царей, имена которых имеют арийскую этимологию; кроме того, в пантеоне Митанни важное место занимали индийские божества — Индра, Варуна и прочие. Из этого явствует, что основное хурритское население Митанни находилось в зависимости от правящего класса индоарийского происхождения. На территориях, впоследствии попавших в орбиту хеттского господства, оба эти языка распространились сравнительно поздно, и обилие хурритских текстов в архивах Хаттусаса объясняется только тем, что до воцарения Суппилулиумы держава Митанни была чрезвычайно влиятельной.
Иначе обстоит дело с остальными пятью языками: хаттским и четырьмя тесно связанными между собой индоевропейскими языками — хеттским, лувийским, палайским и «хеттским иероглифическим». Есть основания полагать, что к моменту написания известных нам текстов хаттский язык был уже мёртвым, так как многие хаттские фрагменты сопровождаются вспомогательным подстрочником на хеттском языке. Название Ëattili указывает на то, что родиной этого языка была «земля Хатти» в узком смысле слова, и подтверждением тому служат древние топонимы этого региона. Однако именно в этой области в эпоху Хеттского царства должны были говорить собственно на хеттском языке, и мы вправе заключить, что хаттский язык был вытеснен языком индоевропейских завоевателей.
Недавно было высказано предположение, что ко времени написания текстов из Богазкёйского архива хеттский язык также утратил роль разговорного и был вытеснен «хеттским иероглифическим» (или, что менее вероятно, лувийским), точно так же, как аккадский впоследствии уступил место более гибкому арамейскому. В период поздней империи, вероятно, так и случилось, хотя вплоть до правления Суппилулиумы хеттский язык продолжал развиваться, а следовательно, оставался в устном употреблении. Трудно представить себе, чтобы цари и царевичи поздней эпохи воздвигали по всей стране памятники с надписями на языке одной из провинциальных областей, слабо развитой в культурном отношении; гораздо более вероятно, что в народе или даже в среде правящей знати «иероглифический хеттский» язык действительно стал разговорным. Однако эта теория подвергается жёсткой критике, и её, очевидно, признают несостоятельной, если обнаружатся указания на то, что собственно хеттский язык продолжал развиваться и в более поздние времена. Пока что этот вопрос не разрешён окончательно.
Согласно свидетельствам, имеющимся в нашем распоряжении на сей день, родиной «иероглифического хеттского» языка была Киццуватна, так как древнейшая надпись, выполненная этим письмом, содержится на печати Испутахсу, царя Киццуватны, обнаруженной в Тарсе экспедицией мисс Голдман в 1935 году. Более того, в этой надписи присутствует имя Тархунда — бога грозы, которому предстояло заместить самого Тешуба в роли главы неохеттского пантеона. Если теория, изложенная в предыдущем абзаце, верна, то следует сделать вывод, что в эпоху поздних царей Хаттусаса этот язык (без своих исконных носителей) распространился на север через Таврские хребты. В бурном XII веке до н.э. в Киликии, по-видимому, обосновалась одна из этнических групп, известных египтянам под названием «народы моря», а прежние обитатели Киццуватны были вынуждены отступить к востоку, в Сирию; дело в том, что в киликийском царстве Куэ (IX — VIII вв. до н.э.) иероглифическим хеттским письмом не пользовались, и жители его, судя по всему, не были причастны к развитию хеттских культурных традиций. Вопрос о том, как связано царство Куэ с народом Dnnym («данунеями»), упомянутым в надписи из Кара-тепе (см. выше, стр. [42]), остаётся открытым.
Лувийский был разговорным языком в области Лувия, входившей в состав царства Арцава, которое, по нашим сведениям, находилось где-то на западном или юго-западном побережье Малой Азии. В этой области весьма распространены топонимы с окончанием –assa, восходящие, как мы видели, к лувийскому языку. Лувия граничила с Киццуватной, так как в лувийском пантеоне важное место занимают боги Тархунд и Санта (Сандон), а создателем одного из лувийских ритуалов назван человек из Киццуватны; этот факт должен найти отражение в тесной связи лувийского языка с «хеттским иероглифическим».
Наиболее вероятным местонахождением земли Пала, где говорили на палайском языке, считается область на севере Каппадокии между современным Кайсери и Сивашем, однако это вопрос остаётся одной из самых сложных проблем хеттской географии. Некоторые учёные отождествляют Палу с античной Блаэной на крайнем северо-западе Анатолии.
ГЛАВА VII
РЕЛИГИЯ
1. ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ
В предыдущих главах мы показали, как изолированные анатолийские города-общины объединились под властью царей Хаттусаса в некое подобие единого государства, сохранив при этом многие местные традиции и частичное самоуправление. В религиозной сфере каждая община также, по-видимому, удерживала независимость, так как централизация власти в Хаттусасе носила, по преимуществу, административный и военный характер. Местные святилища продолжали функционировать по-прежнему, местные культы не претерпели никаких изменений. Цари не только не пытались ограничить влияние местных культов, но и поддерживали их, сохраняя, однако, за собой роль верховного жреца государства. В этом качестве царь ежегодно совершал путешествие по стране, посещая важнейшие культовые центры и лично возглавляя праздничные церемонии. Уход за храмами и своевременный ремонт храмовых зданий принадлежали к числу главных обязанностей наместников и начальников гарнизонов, поэтому очевидно, что местные святилища были заинтересованы в росте общегосударственной стабильности и благосостояния.
В то же время, централизация власти неизбежно порождала тенденцию к синтезу. Высшие акты государственные власти должны были скрепляться торжественной клятвой всеми богами и богинями страны; с этой целью хеттские писцы составляли перечни всех местных божеств, которых следовало упоминать в текстах договоров и царских указов. В процессе синкретизации божества со схожими функциями объединялись в группы и отождествлялись друг с другом; так предпринимались попытки выработать упорядоченный пантеон. В то же время государство и монархия были помещены под покровительство особой группы великих общегосударственных божеств, в честь которых в столице проводили изысканные, сложные ритуалы.
Существование этого государственного культа подтверждается множеством сведений из богазкёйских табличек, а религиозные представления, лежавшие в его основе, раскрываются в молитвах различных членов царского дома и тщательных инструкциях, адресованных жрецам и храмовым прислужникам. Кроме того, сохранились чрезвычайно интересные мифологические поэмы, в которых характеры божеств обрисованы очень живо и ярко; но в большинстве своём эти божества не принадлежали к государственному культу (или же играли в нём совершенно иные роли, чем в мифологических сюжетах). Таким образом, эти мифы, очевидно, происходят от локальных культов, но место их происхождения нигде не указывается и о связанных с ними обрядах и ритуалах нам ничего не известно. С другой стороны, о прочих местных божествах и посвящённых им культовых центрах мы не знаем почти ничего, кроме имён и названий.
Несколько прояснить этот вопрос нам помогают монументальные произведения искусства. В отличие от глиняных табличек, памятники скульптуры распространены по всей территории Хеттского царства и порой предоставляют нам непосредственные сведения о местных культах. Если в табличках содержатся только имена божеств и названия культовых центров, то на памятниках мы находим типизированные изображения божеств, связанных с определёнными местностями. Отличительными признаками типов обычно служат: а) оружие или орудие труда в правой руке; б) символический предмет в левой руке; в) крылья или иные дополнительные детали; и г) священное животное, на спине которого стоит божество. С точки зрения исследователей хеттской религии, основной недостаток этих памятников заключается в том, что большинство из них было воздвигнуто уже после падения Хеттской империи, в период, когда синкретические тенденции уже затронули не только столичный, но и большинство местных культов. Поэтому полагаться на свидетельства этих памятников можно лишь с осторожностью. Из тех немногих монументов, что с уверенностью датируются эпохой империи, важнейшим является скальное святилище в Язылыкая (турецк. «скала изваяний»), расположенное приблизительно в двух милях от Богазкёя. Стены естественного углубления в горном склоне здесь украшены горельефным изображением хеттских богов и богинь, которые шествуют двумя процессиями, встречающимися в центре дальней стены, напротив входа (см. илл. 12, 13 на вклейке). Это — памятник государственной религии. Многие божества несут в руках символические предметы. Несмотря на то, что за минувшие века рельеф сильно пострадал от выветривания, недавние достижения в расшифровке хеттских иероглифов обнаружили перед нами удивительный факт: оказывается, в XIII веке до н.э. теологи хеттской столицы восприняли хурритский пантеон. О том, при каких обстоятельствах и как именно это случилось, мы поговорим позднее (см. стр. [144]).
2. МЕСТНЫЕ КУЛЬТЫ
Пантеон хеттской Анатолии возглавлял бог грозы, и это не удивительно, ибо, в отличие от засушливых равнин Месопотамии, Анатолийское нагорье — страна бурь и дождей. Сохранилось множество местных памятников с изображениями различных типов этого божества, а из текстов явствует, что культ бога грозы ассоциировался с очень многими городами. На памятниках сирийского искусства он нередко изображается одиноко стоящим, с топором в правой руке и символической молнией — в левой; на анатолийских памятниках он едет по горам (изображённым в антропоморфном облике) на колеснице примитивного типа, запряжённой быками. Бык — священное животное бога грозы, подчас замещавшее его на алтарных изображениях (как, например, на ортостатах из Аладжа-Хююка; см. илл. 11 на стр. [149]). Образ бога грозы, стоящего на спине быка, по-видимому, появился позднее; в эпоху Римской империи он получил широкую известность под именем Юпитера Долихена.
В мифологии бог погоды предстаёт убийцей дракона Иллуянки (изложение мифа см. ниже, на стр. [181]).
Самые знаменитые храмы бога грозы были обнаружены в области Тавра и на равнинах Северной Сирии. К тому времени эти территории входили в состав Хеттской империи, преобладающую часть населения которой составляли хурриты; соответственно, в этих районах поклонялись хурритскому богу грозы Тешубу и его супруге Хебат.
В хурритском пантеоне богиня Хебат (или Хепит) почти не уступает по значению своему мужу Тешубу. Этой божественной чете поклонялись в Алеппо, Самухе (современная Малатья), Кумманни (античная Комана), Уде (античная Гида), Хурме и Апцисне. Хебат изображалась как степенная женщина без особых атрибутов, иногда стоящая на спине льва — своего священного животного. В Кумманни именно она возглавляет пантеон; и в связи с этим немаловажно, что Комана впоследствии стала культовым центром богини войны Ма-Беллоны. Однако в хеттскую эпоху богиня Кумманни не ассоциировалась с войной. Возможно, черты воительницы она приобрела позднее, под действием синкретических процессов.
Хурриты поклонялись также божественному сыну этой супружеской пары — Шарруме (или Шарме). Его убедительно отождествили с божеством, символом которого в изобразительном искусстве служит пара человеческих ног и который изображён на рельефах в Язылыкая дважды: в процессии богинь за спиной своей матери Хебат и на рельефе, украшающем малую галерею у входа в главное святилище, где он представлен в пропорциях крупнее натуральных и держит в объятиях царя Тутхалию IV (см. илл. 15 на вклейке). В текстах этот бог упоминается, главным образом, в связи с городами Уда и Кумманни.
Важную роль в хурритском пантеоне занимала богиня Шаушка, отождествлявшаяся с Иштар и подчас фигурирующая в текстах под именем последней. Этой хурритской Иштар поклонялись в Самухе и в ряде других городов таврского региона. Царь Хаттусили III вручил себя её покровительству и посвятил ей свою так называемую автобиографию. Эта богиня изображалась крылатой и стоящей на спине льва; её можно опознать в изображениях крылатой богини на некоторых памятниках и оттисках печатей. У Шаушки было две прислужницы — Нинатта и Кулитта.
Многие хурритские божества, культовые центры которых находились вне сферы хеттского влияния, так и не вошли в хеттский пантеон. Божеств Месопотамии (Ану и Анту, Энлиля и Нинлиль, Эа и Дамкину) хетты также считали чужеземными, хотя и познакомились с ними при посредничестве хурритов.
К западу от страны хурритов, между южной оконечностью Солёного озера и подножием Тавра, находился ряд крупных городов. самой известной из которых была Туванува (античная Тиана). Здесь бога грозы почитали, вероятно, под другим именем, так как и его супруга здесь выступает не как Хебат, а как Сахассара, Хувассана или Тасими. По-видимому, этот район был культовым центром хаттского бога Вурункатти (букв. «царь страны»), который фигурирует в текстах под именем шумерского бога войны Цабабы.
Продвинувшись от Туванувы к северу, мы окажемся в самом сердце Хеттского царства, на родине хаттов. Главным культовым центром здесь была Аринна — священный город, точное местонахождение которого неизвестно, но который, согласно текстам, находился в одном дне пути от Хаттусаса. В Аринне верховным божеством была солнечная богиня Вурусему; бог грозы занимал второе место в пантеоне как её супруг; почитались также их дочери Мецулла и Хулла и внучка Цинтухи. К востоку отсюда, по-видимому, располагался ещё один важный культовый центр бога грозы — город Нерик. Бог Телипину, имя которого неразрывно связано с мифом об исчезающем боге (см. ниже, стр. [183]), ассоциировался с четырьмя городами этого региона. Судя по всему, он был богом земледелия, так как его отец, бог грозы, говорит о нём следующее: «Этот сын мой могуч; он боронит и пашет, он орошает поля и взращивает урожаи». В мифе о Телипину с исчезновением этого божества вся жизнь на земле замирает, а потому исследователи нередко причисляют его к классу «умирающих и воскресающих богов» — таких, как Адонис, Аттис или Осирис. Божества этой группы символизируют жизненную силу природы, угасающую зимой и возрождающуюся с приходом весны. Но учитывая то, что аналогичную роль в хеттской мифологии играют бог грозы и бог солнца, разумнее будет предположить, что это и в самом деле всего лишь роль, которую могло исполнять любое божество, и что в культовых центрах различных богов независимо складывались различные версии этого мифа с соответствующим богом в главной роли.
[Илл. на стр. [137]:
Илл. 7. Бог на олене. Стеатитовый рельеф из Еникёя.]
В Сариссе, Карахне и, по-видимому, во многих других городах существовал культ бога, который фигурировал в текстах под эпитетом, означающим, вероятно, «дух-защитник» или «провидение». Если мы правильно отождествили этого бога с изображениями на памятниках, то он был покровителем дикой природы; и, действительно, в одном из текстов он описывается как «бог открытой местности». Он изображается стоящим на олене (своём священном животном) и держащим в руке зайца и сокола. Культ его был очень популярным и, несомненно, восходил к глубокой древности, так как статуэтки оленей встречаются в захоронениях, датируемых ещё III тысячелетием до н.э.
В хаттском пантеоне было ещё множество богов, но мы не знаем о них почти ничего, кроме имён. Многочисленный класс, по-видимому, составляли горные божества.
О лувийском пантеоне известно не так уж много. Лувийским божеством был Санта («царь»), отождествлённый хеттами с Мардуком; неясно, однако, каковы были его атрибуты. Бога грозы лувийцы почитали под именем Датты. К лувийскому языку следует отнести многочисленные имена божеств, оканчивающиеся на –assas, –assis и –imis, но всё это скорее эпитеты, чем имена собственные. Санта сохранился вплоть до греческой эпохи под именем Сандона, которому поклонялись в Тарсе.
Бог Тархунд, позднее отождествлённый с этрусским Тархоном, от имени которого произошло личное имя Тарквиний, также был богом грозы, но в каких слоях населения его почитали, остаётся неясным. Он возглавлял пантеон неохеттских царств, а потому у нас есть основания соотнести его с носителями «иероглифического хеттского» языка; однако, как уже говорилось, родина этого народа нам неизвестна. В хеттских религиозных текстах Тархунд не упоминается, но имя его входит в состав многих личных имён, по всей видимости, относящихся к лувийскому языку. Кроме того, заслуживает упоминания богиня Кубаба: в текстах она играет незначительную роль, и в какой области ей поклонялись, мы не знаем, однако она, вне сомнения, послужила прообразом фригийской Кибебы (Кибелы).
Во избежание путаницы мы ограничились перечислением лишь самых важных культовых центров. Однако следует иметь в виду, что хеттские тексты буквально пестрят именами разнообразных божеств, и напрашивается вывод, что каждый из главных богов был окружён свитой менее значительных богов и богинь, о функциях и атрибутах которых мы имеем лишь самое общее и смутное представление.
3. ГОСУДАРСТВЕННАЯ РЕЛИГИЯ
На основе всех многообразных местных культов теологи Хаттусаса выработали официальный пантеон, ядро которого образовал культ близлежащего святилища в Аринне. Солнечную богиню Аринны превозносили как «царицу земли Хатти, царицу Неба и Земли, госпожу царей и цариц земли Хатти, направляющую царя и царицу Хатти в их правлении». Она стала верховной покровительницей хеттского государства и монархии; именно к ней царь обращался в первую очередь за помощью в битве и во времена, когда благополучие всего государства оказывалось под угрозой.
Какое место в пантеоне она занимала по отношению к богу солнца, по-видимому, так никогда и не прояснилось. В мифах бог солнца предстаёт как царь богов, и в большинстве списков богов, перечислявшихся в договорах, он стоит на первом месте. Подобно вавилонскому богу солнца, он считался владыкой истины и справедливости, что вполне естественно, так как солнце в своём движении по небосклону с равным беспристрастием взирает с высоты на все людские дела. Царь Муваталли обращается к нему со следующей молитвой:
«Небесный бог солнца, господин мой, пастырь рода человеческого! Ты восходишь, о небесный бог солнца, из моря и поднимаешься в небеса. О небесный бог солнца, господин мой, каждодневно ты восседаешь в судилище над человеком, собакой, свиньёй и дикими зверьми полевыми».
Аналогичные представления мы встречаем и в гимне, обращённом, предположительно, к солнечному божеству Аринны, но в мужской ипостасти: «Ты — вдохновенный владыка истины, и в месте суда ты не ведаешь устали». Почему сказано, что солнечный бог поднимается из моря? Согласно одной гипотезе, здесь перед нами свидетельство того, что хеттский культ солнечного бога не зародился в Анатолии, а был принесен туда неким народом, прежде обитавшим на восточном побережье. Любопытно, что в одном тексте о солнечном боге говорится, что у него на голове рыбы; кроме того, выделялся особый тип солнечного бога — «бог солнца в воде». Наконец, существовал солнечный бог (или, возможно, солнечная богиня) подземного мира, через который солнце возвращалось ночью к месту своего восхода.
Однако, согласно официальной теологии, мужем богини солнца из Аринны был вовсе не солнечный бог, а бог грозы Хатти, которого иногда именовали «небесным богом грозы». Возможно, это могущественное божество выделилось из местного культа Аринны, Хаттусаса или Куссара (в надписи Анитты он уже предстаёт верховным богом пантеона), но по своей сущности он, несомненно, тождествен древнейшему богу грозы, культ которого, как мы видели, был распространён по всей Анатолии. Он именуется «царём Небес, владыкой земли Хатти». Как и его супруга, он считался богом битвы и тесно связывался с понятием военных судеб всего государства. Нередко он выступал представителем всей страны Хатти в отношениях с другими державами. Так, в договоре между Хаттусили III и египетским царём Рамсесом II сказано, что договор этот заключается ради того, чтобы «увековечить узы, которыми солнечный бог Египта и бог грозы Хатти связали землю Египта с землёй Хатти».
Позднее государственная религия Хеттской империи попала под сильное хурритское влияние. Несомненно, большой вклад в эти перемены внесла царица Пудухепа: ведь она была дочерью царя Кумманни, города в Киццуватне, где находился один из главных культовых центров Хебат, и само имя Пудухепы наводит на мысль о том, что она была служительницей этой богини
Независимо от того, верно ли мы датируем момент, когда началось заимствование хурритских культов, рельефы на скале в Язылыкая, безусловно, появились уже после того, как этот процесс завершился. Богиня, возглавляющая одну из процессий, здесь носит имя «Хепату», отчётливо высеченное на рельефе иероглифическим письмом, а меньшая фигурка её сына, стоящего у неё за спиной, обозначена именем «Шарма». Рядом с богом, возглавляющим вторую процессию, помещены символы, означающие «грозовой бог небес»; но учитывая то, что его супруга названа хурритским именем, можно не сомневаться, что его самого именовали Тешубом. Он изображён в облике бородатого мужчины с булавой в правой руке. Правой ногой он попирает шеи двух человекообразных фигур — обожествлённых горных пиков. На других памятниках Тешуб восседает на колеснице, запряжённой быками, но здесь эта деталь отсутствует; зато из-за ног бога грозы и его супруги выглядывает по быку. Имена этих быков и горных вершин нам известны: быков звали Сери и Хурри
[Илл. на стр. 142 — 143:
Илл. 8. Изваяния на главной галерее, Язылыкая.]
Фактически, к настоящему времени доказано, что боги и богини, изображённые на главной галерее в Язылыкая, — это божества хурритского пантеона. За спиной центральной фигуры Тешуба стоит идентичный ему бородатый бог грозы, держащий в руках символы «бога грозы Хатти» (см. выше, стр. [140]), а ним изображены следующие божества:
№40, с пшеничным колосом в руке: Халки, бог зерна.
№39: Эа (месопотамский бог Нижнего моря, занимавший важное место в хурритском пантеоне).
№38: Шаушка, хурритская Иштар.
№№ 37, 36: Нинатта и Кулитта, служанки Иштар.
№35: лунный бог Кушух (ср. Шар-Кушух, стр. [33]).
№34: небесный бог солнца.
№32, символический атрибут которого распознан как оленьи рога: «дух-защитник».
№30: божество подземного мира, хурритское имя которого, предположительно, Хесуи.
№№ 29, 28, группа изображений: божественные быки Сери и Хурри, стоящие на символе Земли и поддерживающие Небо.
За Хебат и Шармой следует длинная процессия богинь со стёртыми атрибутами; отождествить их с хурритскими богинями можно лишь гипотетически. Обнаруженный в близлежащем селении скульптурный блок заполнил промежуток между №№ 55 и 56, после чего стало ясно, что № 56 — ещё одно изображение Шаушки (эта богиня имела двойственную природу). Царь (№64), чья монументальная фигура высечена на выступающих в направлении дальней стены контрфорсах, — это Тутхалия, очевидно, уже «ставший богом», так как изображён он стоящим на вершинах гор.
4. ХРАМЫ, ОБРЯДЫ И ПРАЗДНИКИ
Культовые центры хеттов — от скального святилища под открытым небом в Язылыкая до высившихся близ Богазкёя храмовых построек из циклопических каменных глыб, — отличались чрезвычайным многообразием. В некоторых городах, как уже говорилось, храм был одновременно и местным административно-хозяйственным центром, и при нём состоял огромный штат жрецов и гражданских чиновников. С другой стороны, в текстах упоминаются такие области, в которых сразу несколько храмов — очевидно, имевших весьма скромные размеры, — находились под опекой одного-единственного жреца.
Наши представления о планировке хеттских святилищ основываются на обнаруженных при раскопках в Богазкёя развалинах пяти храмов, примечательно схожих между собой по конструкции (см. илл. 9). Здесь, как и в вавилонских или критских храмовых постройках, множество маленьких помещений окружают мощёный двор площадью от 200 до 500 квадратных метров. Но на этом сходство с вавилонскими святилищами заканчивается. Целла («святая святых») вавилонского храма соединялся прямым коридором с внутренним двором, так что прихожанам, собравшимся во дворе, через два дверных проёма ясно была видна статуя бога в целле, помещавшаяся в центральной нише дальней стены. В хеттском же храме вход в целлу располагался не напротив культовой статуи, а в одной из боковых стен, и чтобы попасть в главное святилище, следовало пройти через два небольших помещения, примыкавших к нему слева; входя в целлу, прихожанин должен был повернуть налево, и только тогда его взору представала статуя бога. В храмах верхнего города статую, вероятно, можно было увидеть и со двора — через окна, прорезанные в разделительной стене. Но в нижнем храме целла была сдвинута так близко к одной из сторон постройки, что увидеть священное изваяние со двора не было никакой возможности, даже если окна здесь тоже имелись. Из этого можно заключить, что поклонение божеству совершали лишь немногие избранные, получавшие доступ в целлу, тогда как большинство прихожан, собравшихся во дворе, принимали в этой церемонии лишь косвенное участие.
[Илл. на стр. 146:
Илл. 9. Планы богазкёйских храмов.]
[Илл. на стр. 147:
Илл. 10. Двор храма V (реконструкция), Богазкёй.]
Ещё одной характернейшей чертой хеттских храмов, насколько мы можем судить на основании реконструкций, выполненных в ходе раскопок, являются огромные оконные проёмы в наружных стенах, доходившие почти до уровня пола. Пространство вавилонских храмов, напротив, было замкнутым, и солнечный свет проникал в помещения лишь через узкие отверстия в верхней части стен. В четырёх из пяти хеттских храмов дальняя часть целлы, где стояла статуя, выступала за линию наружной стены соседних помещений и освещалась через два окна, прорезанные в её боковых стенках (или одно, если за линию наружной стены выступала только одна сторона целлы). Благодаря этому статуя оказывалась под яркими лучами солнца.
О функциях других помещений хеттского храма мы можем только догадываться. В большом храме нижнего города (№I) целла располагалась в своего рода пристройке, слабо связанной с основной частью храма; вдобавок, стены пристройки были сложены из гранита, а основная часть здания, окружавшая внутренний двор, была известняковой. По-видимому, последняя предназначалась, главным образом, для административных и хозяйственных целей, о чём свидетельствует и тот факт, что весь храм был окружён по периметру узкими комнатами различных размеров — по всей видимости, складскими помещениями (в них были найдены большие сосуды для хранения жидкостей и сыпучих продуктов). На вопрос о том, имелись ли административные помещения в храмах верхнего города, ответить сложно; они более однородны по планировке, а в храме №Vсодержится ещё и второе святилище, расположенное с северной стороны двора.
В ориентации храмов по сторонам света единообразие не соблюдалось: храм №I обращён фасадом на северо-восток, №II — на юг, №№ III и IV— на север, а №V — на восток.
Образом божества служила статуя на пьедестале. До сих пор удалось обнаружить лишь один предмет, который, теоретически, мог играть такую роль: это найденная на склоне холма близ Фасиллара каменная стела с изображением бородатого бога, стоящего на двух львах. Но описания культовых статуй встречаются во множестве, и из текстов становится ясно, что погибли эти изваяния, главным образом, потому, что изготавливались из драгоценных металлов или из дерева, облицованного золотыми или серебряными пластинами. Небесный бог грозы был представлен золотой статуей с палицей в правой руке и золотым символом «добра» (вероятно, треугольник, изображённый в центре некоторых печатей), стоящей на мужских фигурах горных богов (как на рельефе в Язылыкая). Цабаба представлялся серебряным изваянием стоящего мужчины: «в правой руке своей он держит палицу, в левой он держит щит, под ним стоит лев, подо львом — пьедестал, облицованный серебром». «Иштар» (вероятно, особый тип этой богини) изображалась в виде сидящей женщины с крыльями за спиной, держащей в правой руке золотую чашу, а в левой — символ «добра»; она восседала на пьедестале, который покоился на спине крылатого льва или грифона, а по бокам от неё стояли богини-прислужницы Нинатта и Кулитта.
[Илл. на стр. 149:
Илл. 11. Барельеф из Аладжа-Хююка. Царь, поклоняющийся быку (символу бога грозы).]
В менее богатых святилищах божество было представлено символическим предметом или фетишем. Бог грозы нередко изображался в облике быка (как, например, на рельефе из Аладжа-Хююка, см. илл. 11.), его прислужники — горные боги — в виде палицы или другого оружия (ср. «бог-меч» с малой галереи в Язылыкая, илл. 14). Весьма распространённым культовым предметом был камень хуваси — стела, или массеба, с высеченными на ней надписями, а иногда и фигурой бога, установленная на пьедестале наподобие того, что изображён на илл. 20а на вклейке (этот пьедестал служил основанием сразу для двух массеб). Ещё одним предметом храмовой утвари была истанана, которая отождествлялась в текстах с аккадской асирту; в свете этого её сопоставляли с ханаанской ашерой, но в действительности она представляла собой своего рода стойку или алтарь. С утварью, находившейся в святилище и даже в других помещениях храмового здания, обращались как с божественной, и в обрядах жертвоприношения она ассоциировалась с божеством.
Храм считался жилищем бога, а жрецы — его домашними слугами. Как явствует из текстов, именно эта несложная концепция и лежала в основе всех храмовых ритуалов. Ежедневно служители храма удовлетворяли «телесные нужды» божества: бога следовало омыть, одеть, накормить, напоить и ублажить танцами и музыкой. Распорядок дня был жёстко фиксированным и, по-видимому, общеизвестным, так что упоминания о нём редки. «Они омывают бога во внутреннем помещении, умащают его и облачают в одежды из тонкой ткани»; «О, бог грозы Циппаланды, живой облик божества, вкушай и насыться, пей и будь доволен». Один из самых ценных в этом отношении текстов — табличка с предписаниями для жрецов и храмовых прислужников; но и здесь, к сожалению, больше внимания уделяется методам проведения церемоний, чем самим церемониям. Служители должны представать перед божеством в совершенной чистоте — как физической, так и ритуальной. Если служитель соприкоснулся с какой-либо скверной или переспал с женщиной, то он не должен был приближаться к богу, не совершив предварительно ритуал очищения. Пищу и питьё, посвящённые богу, запрещалось выносить из храма и делить с мирянами. Храмовая дисциплина требовала от всех служителей на ночь возвращаться в храм, хотя вечер они могли проводить в городе; тех, кто проводил всю ночь со своей женой, карали смертью. Особые предписания следовало соблюдать и тем, кто поддерживал огонь или нёс ночную стражу.
Однако бог был не просто хозяином храма, но и владыкой и господином своего народа, и в этом качестве ему полагалось подносить всевозможные дары и оказывать знаки почтения. Любой человек мог в любое время принести умилостивительные жертвы божеству, которые, среди прочего, составляли часть магических обрядов врачевания. Богу посвящались первые плоды земли и годовалые животные; люди верили, что щедрыми подношениями могут заслужить милость божества. Жертвенными дарами могли становиться практически любые продукты, и отличить их от пищи и питья, подносившихся божеству каждодневно, подчас бывает затруднительно. Приносить в жертву животных с какими-либо дефектами или болезнями запрещалось; если животное ещё ни разу не спаривалось, ценность его как жертвы повышалась. При соблюдении этих условий в жертву иногда приносили даже таких традиционно «нечистых» животных, как собака и свинья, но чаще всего жертвенными животными служили волы, овцы и козы. Животному перерезали горло, и поскольку это жертвоприношение сопрягалось с кровопролитием, его обозначали тем же словом, что и жертвенное возлияние, при котором напиток, подносимый в дар божеству, выливали на землю. Жертвенный хлеб и сыр «преломляли» (точный смысл этого слова неясен).
Как ни странно, изредка хетты приносили в жертву и людей — например, в ритуале очищения после поражения на войне (этот ритуал напоминает завет, описанный в Быт. 15:9-18):
«Если войска потерпели поражение от врага, они совершают обряд ‘за’ рекой следующим образом: они ‘рассекают’ мужчину, козу, щенка и поросёнка; половину они кладут на этой стороне, а половину — на той стороне, и впереди они ставят ворота из …… дерева и натягивают …… над ними, а перед воротами они зажигают огни на этой стороне и на той, и войска проходят через них, и когда подходят к реке, брызжут на них водой».
В другом фрагменте в числе жертвенных даров наряду с поросёнком и псом упоминается военнопленный. Эти варварские ритуалы принадлежали к сфере «народной» религии и в государственный культ не входили; однако в хрониках они описываются без малейшего оттенка осуждения.
Часто встречаются упоминания о периодических религиозных праздниках, которые, очевидно, были весьма многочисленны и разнообразны. В вышеупомянутой табличке с предписаниями для жрецов перечисляется восемнадцать праздников, одни из которых, судя по названиям, связаны с временами года, а другие носят имена с неизвестным значением. Жрецам полагалось «отмечать праздники во время праздников»; не проводить весенние праздники осенью, а осенние — весной; не откладывать праздник только из-за того, что жрец, которому предстоит проводить церемонии, говорит: «У меня сбор урожая, или путешествие, или ещё какое-то дело». В этот список праздников вошли только те, что отмечались в Хаттусасе, но при сравнении текстов обнаруживается, что в каждом культовом центре соблюдался свой священный календарь.
Одним из главных праздников хеттского календаря был пуруллия (вероятно, от хаттского слова purulli — «на земле», с хеттским суффиксом родительного падежа). Очевидно, в ходе этого праздника декламировали «Миф об убиении дракона» (см. ниже, стр. [181]). О том, какое важное значение ему придавалось, можно судить по тому факту, что царь Мурсили II счёл нужным прервать военный поход и возвратиться в Хаттусас ради этого праздника. Вот как он сам писал об этом:
«Хотя я уже отпраздновал пурулли-праздник в честь бога грозы Хатти и бога грозы Циппаланды, я ещё не отпраздновал пурулли-праздник — великий праздник — в домехести в честь Лилвани, а потому, когда снова пришла весна, я вернулся в Хаттусас и отпраздновал пурулли-праздник — великий праздник — в доме хести».
Весенний праздник, на котором декламировался или разыгрывался миф о поединке бога с драконом Иллуянкой, по-видимому, принадлежит к широко известному типу сезонных праздников, символическая цель которых заключалась в том, чтобы пробудить землю от зимнего сна; ритуальный поединок при этом символизировал победу жизни над смертью или добра — над злом. О хтоническом характере этого праздника свидетельствует не только его название, но связь его с Лилвани — богиней земли.
«Праздник года», вероятно, был новогодним праздником, на что указывает само его название. Согласно одному из текстов, восьмой месяц года приходился на осень; следовательно, начало года могло совпадать с весенним равноденствием, как в Вавилонии. Тот факт, что Мурсили IIотмечал «праздник года» в зимнем лагере, не противоречит этой гипотезе, так как на Анатолийском плоскогорье снег не сходит долго.
Когда царю предстояло возглавлять праздничные обряды лично, для него подготавливали специальную табличку с указаниями, в которой расписывалась вся церемония до мельчайших деталей. Сохранилось множество таких табличек; имеются и описания других праздничных ритуалов, в которых царь играет второстепенную роль; однако из-за того, что колофон (название) многих табличек обломан, определить название праздника зачастую оказывается невозможным. Не исключено, что один из этих безымянных текстов представляет собой недостающую часть указаний к празднику пурилли, так как среди обломков найден ещё и фрагмент таблички, содержащий только название этого праздника. В табличках с сохранившимися названиями описаны праздники «холодной погоды» (или «зимы»), «месяца», «привратного дома», праздник камня-хуваси в честь нескольких богов, а также представляющий особый интерес праздник растения андахсум, также посвящённый нескольким богам. Андахсум — это съедобное растение, по-видимому, расцветавшее весной, так как этот праздник вне всяких сомнений приходился на весеннее время. Описанию его посвящена целая серия больших табличек; сохранилось также несколько копий со слегка отличающими друг от друга версиями. Основу этого праздника составляли жертвоприношения и возлияния большинству богов и богинь государства и различным частям храма. Жертвоприношения описываются во всех подробностях и с многочисленными повторами; в жертву приносили разнообразную пищу, в том числе и растение андахсум. Интерес здесь представляют не столько монотонные обрядовые процедуры, сколько списки божеств.
Схожий характер, по-видимому, имели и обряды большинства других праздников, так что мы вправе почти без преувеличения говорить о некоем единообразном «царском ритуале». Во всех описаниях целый свод инструкций посвящается подготовительным процедурам — таким, как омовение и облачение царя, вступление процессии в храм и введение царской четы и сановников в святилище. Составить представление о стиле этих документов позволят следующие выдержки:
«Царь и царица выходят из дома халентува. Двое дворцовых прислужников и один телохранитель идут перед царём, но сановники, (остальные) дворцовые прислужники и телохранители идут следом за царём. ‘Служители изваяния’ играют на аркамми, хухупале и галгалтури [три музыкальных инструмента] за спиной царя и перед ним… Другие ‘служители изваяния’, облачённые в жёлтые (?) одежды, стоят рядом с царём; они держат руки поднятыми и вращаются, не сходя с места
Царь и царица входят в храм Цабабы. Они преклоняют колени перед копьём; служитель изваяния говорит, глашатай провозглашает. …
Царь и царица садятся на трон. Дворцовый прислужник вносит покров золотого копья и ‘литуус’
Двое дворцовых прислужников подносят царю и царице воду для омовения рук из золотого кувшина. …Царь и царица омывают руки. Глава дворцовых слуг подаёт им ткань, и они вытирают руки.
Двое дворцовых прислужников расстилают подстилку для коленопреклонений перед царём и царицей.
‘Стольники’ делают шаг вперёд, жезлоносец проходит перед ними
Жезлоносец проходит перед сыновьями царя и указывает им отведённые им места.
Жезлоносец выходит наружу и проходит перед главными поварами, и главные повара делают шаг вперёд.
Жезлоносец снова выходит наружу, проходит перед ‘чистым жрецом, владыкой Хатти, и матерью бога из Халки’ и указывает им отведённые им места.
Распорядитель церемоний входит внутрь и представляется царю. Выносят вперёд инструменты ‘Иштар’ — царь говорит: ‘Пусть их вынесут вперёд!’
Распорядитель церемоний выходит наружу во двор и говорит жезлоносцу: ‘Они готовы, они готовы!’ Жезлоносец подходит к воротам и говорит певцам: ‘Они готовы, они готовы!’ Певцы берут инструменты ‘Иштар’. Жезлоносец проходит перед ними, певцы вносят внутрь инструменты ‘Иштар’ и занимают свои места.
Повара ставят подготовленные блюда с водой и мясом; они отделяют постное (?) от жирного (?).
Жезлоносец проходит перед [различными сановниками] и указывает им отведённые им места [в одном варианте здесь упоминаются ‘надсмотрщики над пищей’].
Блюда ‘распределены’.
После распределения блюд … собранию дают марнуван [напиток].
Затем царь снимает покров [вероятно, тот, которым были накрыты блюда]. Если он бросает его дворцовым прислужникам, которые стоят [здесь], преклонив колени, то дворцовые прислужники подбирают его; если же он бросает его телохранителям, которые стоят, преклонив колени, то телохранители подбирают его, и передают его стольникам. [Далее, видимо, следовало ритуальное пиршество, но ни в одном тексте прямо об этом не говорится.] Царь делает знак глазами, и метельщик подметает пол.
[Далее следуют жертвоприношения.]»
Церемония иного рода проводилась, по всей видимости, осенью в городе Гурсамасса (местонахождение неизвестно) в честь бога Ярри. Культовое изображение выносили к камню-хуваси, после чего участники празднества пировали, пели и разыгрывали следующее действо:
«Юноши разделяются на две группы и получают имена; одну группу называют ‘людьми Хатти’, другую группу — ‘людьми Масы’, и люди Хатти берут медное оружие, а люди Масы — оружие из тростника. Они сражаются друг с другом, и ‘люди Хатти’ побеждают; и они захватывают пленника и посвящают его богу».
Возможно, в этой инсценировке воспроизводилось реальное сражение, некогда разыгравшееся в окрестностях города, но, вообще говоря, подобные ритуальные поединки — широко распространенный элемент народных традиций.
Сохранились отрывки документа с описанием ещё одной интересной церемонии:
«С утра перед храмом стоит наготове украшенная колесница; три ленты — красная, белая и синяя — привязаны к ней. Колесницу запрягают, бога выносят из храма и сажают в колесницу. Выходят женщины-буррути, женщины-катру и женщины-…… выступают вперёд, и также выходят мужчины-хубби и храмовые проститутки, и они держат зажжённые факелы … и бог движется позади, и они везут бога через врата Тавиния в лес. И когда бог подъезжает к дому тарнави в лесу, жрец берёт мутти и воду и обходит дом тарнави, и бог вступает в дом тарнави. [Далее следует текст ритуала, от которого сохранились лишь отрывочные фрагменты.]»
Это описание напоминает вавилонскую новогоднюю церемонию, в которой к дому акиту следовала схожая процессия; но проводить между двумя этими ритуалами прямую аналогию было бы преждевременно.
Ритуалам такого рода посвящена значительная часть табличек из хеттского архива, но, к сожалению, многие из них сохранились лишь во фрагментах, а многие поддаются лишь частичной расшифровке. И всё же этих примеров достаточно, чтобы составить о данной группе текстов хотя бы общее представление.
5. ТЕОЛОГИЯ И ГАДАНИЯ
В древние времена люди принимали как данность, что все природные явления и вообще все важные события человеку неподвластны и совершаются лишь по воле сверхъестественных сил, во многом подобных человеку, но далеко превосходящих его в могуществе. По аналогии с устройством человеческого общества легко возникало представление о том, что весь мир делится на сферы влияния, каждая из которых находится под контролем определённого божества; развитию этих представлений, очевидно, способствовал и тот факт, что каждая община поклонялась разным божествам. В каждом городе был свой храм, а в каждом храме обитало божество, при обычных обстоятельствах незримое и пребывающее здесь, на одном и том же месте, с незапамятных времён. Передадим слово хеттскому сказителю:
Бог солнца живёт в Сиппаре,
бог луны живёт в Куцине,
бог грозы живёт в Куммии,
Иштар живёт в Ниневии,
Нанайя живёт в Киссине,
а в Вавилоне живёт Мардук.
Итак, боги были невидимы и бессмертны. Но в прочих отношениях — в своих потребностях и интересах, а также в своём отношении к людям — они представлялись всецело подобными человеку. Далее этого теологические умопостроения не простирались. Хетты без колебаний приписывали своим богам и богиням поступки, которые мы сочли бы неприличными или, по меньшей мере, недостойными. Бог относился к своим почитателям точь-в-точь так же, как хозяин — к своим рабам (см. стр. [70]). Его следовало кормить и обихаживать, ублаготворять и хвалить. Но даже и при этом нельзя было рассчитывать, что бог постоянно будет блюсти интересы своих служителей: ведь ему нужно было время на развлечения и путешествия, сон и другие занятия, и в такие времена взывать к нему о помощи было бесполезно (ср. библейский эпизод с пророками Ваала на горе Кармил). Более того, бог далеко не всегда действовал мудро, и поступки его могли повлечь за собой непредвиденные и опасные последствия; долг верного служителя заключался в том, чтобы указывать богу на ошибки, после чего тот, вероятно, исправлял их. Хеттский царь вполне мог признавать, что род человеческий неисправимо порочен; но никогда нельзя было исключить, что несчастье, обрушившееся на человека или на весь народ, вызвано не божественной карой за прегрешение, а просто недосмотром со стороны божества. Ведь в отличие от бога-покровителя, демоны и злые духи всегда оставались начеку. Вот отрывок из молитвы царя Мурсили:
«Что же это, о боги, что вы наделали? Вы допустили мор — и вот земля Хатти вся умирает, и никто не готовит подношения пищей и питьём. А вы приходите к нам, о боги, и вините нас за это… и все наши поступки в глазах ваших нехороши».
Царь откровенно объясняет богам, что в конечном счёте такое упущение невыгодно им самим, ибо они лишаются прислужников.
Но если несчастье всё же явилось карой за прегрешение, то беда будет преследовать человека или страну до тех пор, пока они не признают и не искупят свой проступок. Правда, преступник не всегда сознавал, что совершил грех; более того, хетты полагали, что за грехи отцов наказание может постичь и детей. При таких обстоятельствах бог обязан был сообщить наказуемому, за что его карают, и только затем уже приводить приговор в исполнение. Известие такого рода могло прийти как явно (например, из уст человека, охваченного божественным исступлением), так и скрыто, во сне: и экстаз, и сновидения считались формами «одержимости» божеством. Но более надёжным, хотя и более трудоёмким способом прояснения божественной воли служило гадание. Хетты признавали три метода гадания: по внутренностям жертвенных животных, по полёту птиц и по жребию. По жребию гадали женщины-ведуньи, которых называли просто «старухами». Искусство гадания хетты заимствовали из Вавилонии, где традиции прорицательства уходили корнями далеко в глубь веков. Считалось, что боги предупреждают людей о том, что ожидает их в будущем, посылая особые знамения (к каковым на практике могло причисляться едва ли не любое необычное происшествие). Яснее всего воля богов открывалась гадателям в расположении внутренностей жертвенных животных. Определённые формы печени и других внутренностей, определённое поведение птиц и т.д. считались благоприятными, другие — неблагоприятными (принципы, по которым счастливые знамения отличались от несчастливых, в большинстве своём неясны). Подобно прочим народам древности, хетты всегда рассматривали знамения перед началом военного похода и другими важными мероприятиями. К гаданию прибегали и для того, чтобы выяснить причины божественного гнева. Благоприятное знамение трактовалось как ответ «да», неблагоприятное — как «нет» (или наоборот, в зависимости от формулировки вопроса). Задавая оракулу вопросы, получая на них ответы «да» или «нет» и последовательно отсеивая ошибочные предположения, в конце концов удавалось в точности установить характер проступка, навлёкшего на человека или на страну гнев божества. Вот пример такого «расследования»:
«Приняв во внимание то, что они написали мне [т.е жрецу, проводящему церемонию] из дворца, [а именно]: ‘Оракул объявил, что Иштар из Ниневии гневается в своём храме’, — мы посовещались со жрецами, и они сказали: ‘Один певец украл золотой кувшин, и пропажу не возместили; золотая туника из Амурру, которую носит бог, износилась; колесница сломана; обычно из дворца приносили в дар ………, но сейчас не принесли; когда отмечали праздник ашрахитасси, богу обычно давали сикль серебром, красную шерсть, синюю шерсть и один ………, но сейчас праздник ашрахитасси отметили, а сикль серебром, красную шерсть, синюю шерсть и ……… не дали; праздник айяру обычно отмечали каждый год, а сейчас им пренебрегли’. Эти ли прегрешения прогневали бога? Тогда пусть знамение будет неблагоприятным. [Далее в специальных терминах подробно описывается процедура гадания. Итог:] неблагоприятно.
Если причина в этом и ни в чём более, то пусть знамение будет благоприятным. … [Итог:] благоприятно».
Если бы последнее знамение оказалось неблагоприятным, расследование продолжалось бы до тех пор, пока в ответ на аналогичный вопрос жрецы не получили бы благоприятное знамение.
В другой ситуации разгневался бог Хурианципа. Жрецов спросили, что случилось, и они сказали: «Пиршеством ……… пренебрегли; ситтар(солнечный диск?) не украсили». Оракул объявил, что бог действительно гневается по этим причинам, но это ещё не всё. «‘Поскольку [знамение] снова оказалось неблагоприятным, то не из-за того ли гневается бог, что жертвы ему принесли слишком поздно? Если это так, то пусть знамение будет неблагоприятным’. [Итог:] неблагоприятно. Если это [знак повторения того же самого, т.е. ‘если это единственная причина’], то пусть знамения будут благоприятными. [Итог:] неблагоприятно. Тогда мы снова спросили служителей храма, и они сказали: ‘Пёс зашёл в храм, и опрокинул стол, и сбросил жертвеный хлеб. Не на это ли гневается бог?’ [Итог:] неблагоприятно».
И так далее. В хеттском архиве протоколы таких совещаний с «оракулом» составляют самую обширную (и хуже всего сохранившуюся) группу табличек и служат весьма занятным памятником изобретательности, направленной не по адресу.
6. МАГИЯ
Не будет особым преувеличением сказать, что магия появилась на свет в такой же глубокой древности и распространилась по лицу Земли столь же широко, как и сам человеческий род. Обычно магию рассматривают как разновидность религии, однако следует отметить, что такого названия она недостойна, ибо принадлежит к более примитивному уровню мышления. Сталкиваясь с тем, что предмет его устремлений недоступен, древний человек не желал смириться со своим поражением и инстинктивно совершал желаемые действия с неким заместителем желанного объекта. Со временем на этой основе выработалась вера в эффективность «имитативных» методов, которые мы называем магией, и развилась сложная символика, в рамках которой ритуальным заместителем могло выступать всё, что угодно, — от «волоска укусившей его собаки» до предмета, имеющего с целью ритуала лишь самое отдалённое сходство (к примеру, созвучие названий). Неудачи же без труда объяснились противодействием другого мага. Поэтому было бы просто удивительно, если бы в картине мира анатолийских земледельцев и скотоводов II тысячелетия до н.э. вера в магию не занимала столь же важного места, как и в представлениях их вавилонских и ассирийских современников.
Значительную долю всей дошедшей до нас хеттской литературы составляют именно магические ритуалы. В хеттском своде законов чёрная магия признавалась преступлением той же категории, что и разбойное нападение и нанесение тяжких телесных повреждений. С помощью магии пытались врачевать болезни и восстанавливать нарушенные функции тела, а также избавляться от всевозможных несчастий — от раздоров в семье и привидений в доме, от неурожая на полях и в садах и мора в войсках; с помощью магии насылали порчу на врагов и привлекали удачу к друзьям; клятвы скрепляли призыванием проклятий на голову потенциального клятвопреступника; особыми заклинаниями привлекали внимание людей и богов, когда те пренебрегали своими обязанностями. Перечислять и описывать во всех подробностях многочисленные орудия, применявшиеся в магических ритуалах было бы слишком утомительно; достаточно будет сказать, что употребление их неизменно основывалось на принципе подобия, и привести несколько примеров.
Вот фрагменты ритуалов, призванных восстановить нарушенные половые функции у мужчины или женщины:
«[Больной или больная] затыкает себе уши чёрной шерстью … и облачается в чёрные одежды. … [Затем, совершив целый ряд ритуальных действий, ] старуха разрывает сверху донизу чёрную рубаху, которую он надел, и стягивает с его ног чёрные чулки (?), и вынимает из его ушей затычки из чёрной шерсти, и говорит: ‘Вот, я снимаю с него тьму и неподвижность, причинённые нечистотой, из-за каковой нечистоты он стал тёмен и неподвижен; я снимаю грех’. Затем она снимает чёрные одежды, в которые он облачился, и складывает их в одно место».
После этого «старуха» выбрасывает в реку чёрную рубаху, чулки и все прочие предметы, соприкасавшиеся с больным. В одном из текстов эти предметы закапываются в яму, в которую затем забивают колышки.
«Я вкладываю зеркало и веретено в руку больного, и он проходит под ‘воротами’, и когда он выходит из-под ворот, я забираю у него зеркало и веретено и даю ему лук, и говорю ему: ‘Вот! Я забрала у тебя женственность и вернула тебе мужественность; ты отринул повадки женщины и [снова принял] повадки мужчины’.
[Старуха] берёт рог плодовитой коровы и говорит: ‘Солнечный бог, господин мой, как эта корова плодовита и живёт в плодовитом загоне и наполняет тот закон быками и коровами, так и эта больная да будет плодовита, да наполнит она свой дом сыновьями и дочерьми, внуками и правнуками, и потомками в грядущих коленах’.
Она поднимает над больным [или больной] фигурки из воска и бараньего жира и говорит: ‘Кто бы ни наслал на этого человека нечистоту, я сейчас держу две магические фигурки’. …… Затем она раздавливает фигурки в руках и говорит: ‘Какие бы злые люди ни наслали на него нечистоту, да будут они так же раздавлены’».
Проклятие, подобное последнему, произносилось и во имя скрепления клятвы:
«Он вкладывает им в руки воск и бараний жир, затем бросает их в очаг и говорит: ‘Как этот воск растаял, как этот бараний жир погиб, так и тот, кто нарушит эту клятву и совершит измену (?) против царя Хатти, да растает, как воск, и погибнет, как бараний жир’».
В ритуал, проводившийся для прекращения мора в военном лагере, входил обряд, подобный библейскому изгнанию «козла отпущения»:
«Они приводят осла и гонят его в сторону вражеской страны и говорят так: ‘Ты, о Ярри, навлёк зло на эту страну и этот лагерь; но пусть этот осёл заберёт его и отнесёт в страну врага’».
Стоит обратить внимание на то, как магия тяготела к слиянию с религией: заклинание, первоначально считавшееся действенным и само по себе, здесь уже усиливают молитвенным обращением к богу — либо к солнечному богу, как покровителю очистительных обрядов, либо к богу Ярри, который считался насылателем моровых поветрий.
С другой стороны, магия могла играть вспомогательную роль в собственно религиозных обрядах, когда возникало опасение, что бога «нет дома» и молитва не дойдёт до его ушей. Так, весьма распространены были молебствия особого типа — мугессары. Сначала бога призывали вернуться домой и благословить свой народ. Затем ему «прокладывали дорогу», и, чтобы привлечь его, выставляли вдоль этой «дороги» мёд, масло и прочие яства. С той же целью совершали благовонные воскурения. В некоторых случаях бога «тащили» домой по обставленной должным образом «дороге» — возможно, даже физически, в образе изваяния. Частью подобного ритуала является «Миф об исчезающем боге» (стр. [183 — 189]), за текстом которого непосредственно следует описание магических ритуалов и, в том числе, «прокладывания дороги». По всей видимости, этот рассказывали ради того, чтобы описанное в нём событие, то есть возвращение пропавшего бога, произошло в действительности.
К другой форме магии относились так называемые апотропаические (т.е. отвращающие зло) обряды, для которых под основание дома закапывали фигурки свирепых животных. Вот ритуал, служивший для изгнания здых духов из царского дворца:
«…делают собачку из сала и кладут её на порог дома и говорят: ‘Ты — собачка от стола царской четы. Как ты днём не допускаешь других людей ко двору, так и ночью не допускай [в дом] порождений зла’».
В обрядах такого рода нет ничего «мистического» и «сокровенного»: это всего лишь пережитки примитивных суеверий. «Колдуны» разрабатывали подобные ритуалы самостоятельно; многие колдовские обряды и заклинания приходили из глухих уголков и с окраин империи; и, таким образом, «оккультная» литература хеттов представляет собой не систематизированный свод магических приёмов, а, скорее, собрание фольклорных текстов. «Старухи» (это непритязательное название наверняка было почерпнуто из обыденной речи деревенских жителей) пользовались самыми простыми магическими формулами; жрецы, авгуры и специально обученные прорицатели, напротив, совершали только сложные магические ритуалы, уже включившие в себя религиозные элементы. Существовала ли у хеттов некая «коллегия» магов или заклинателей, связанных с государственным культом и храмами Хаттусаса и пользовавшихся особыми привилегиями, мы не знаем; быть может, тексты магических ритуалов собирали в архивах именно для того, чтобы накопить материал для создания такой коллегии. Но как бы то ни было, никто не ставил эффективность магии под сомнение, и в этом отношении хетты, разумеется, были детьми своего времени.
7. ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ
Среди табличек из богазкёйского архива обнаружился ряд фрагментов единой серии, в которой описывается ритуал погребения царя или царицы. Вся церемония продолжалась по меньшей мере тринадцать дней, а возможно, и дольше; но процедура захоронения тела завершалась уже на второй день. В ходе раскопок в 1936 году был найден хорошо сохранившийся текст с описанием обрядов второго дня. Из него с очевидностью следует, что накануне днём или ночью тело кремировали; и, действительно, во фрагменте таблички с описанием обрядов первого дня присутствуют слова «огонь» и «горящий». Далее в тексте, относящемся ко второму дню, говорится:
«На второй день, как только рассветёт, женщины идут [к?] уктури
Серебряный кувшин весом в полмины и двадцать сиклей наполняют очищенным маслом. Кости берут серебряной лаппа
Собрав кости, они заворачивают их вместе с льняной тканью в ‘одеяние из тонкой ткани’ и кладут их на стул; но если это женщина, то их кладут на скамеечку.
Вокруг уктурия
Затем они трижды подают им питьё и так же трижды они дают выпить его душе. Ни хлебов, ни музыкальных инструментов Иштар нет».
Затем «старуха» и её «помощница» совершают какие-то магические операции, но понять, в чём состоял их смысл, не представляется возможным, так как эта часть таблички сохранилась плохо. Далее в тексте говорится:
«[Тем временем] из дворца [уже] привели двух волов и дважды по девять овец. Одного [вола и девять овец] приносят в жертву солнечной богине [земли], а одного вола и девять овец [приносят в жертву душе] усопшего. [Затем] берут кости и [уносят их] от уктури и вносят их в его ‘каменный дом’. В ‘каменном доме’ во внутреннем покое расстилают постель, снимают кости со стула и кладут их на постель; светильник [……] [и? ……] весом в [……] полусиклей с очищенным маслом помещают перед костьми; затем жертвуют душе усопшего вола и овцу».
Далее от текста сохранились только фрагменты, а описания ритуалов, которые проводились в последующие дни, так и не найдены. На восьмой, двенадцатый и тринадцатый день проводились обряды и жертвоприношения общего характера.
В 1911 году д-р Винклер обнаружил в пещере у дороги, ведущей к Язылыкая, множество больших горшков (пифосов), сложенных попарно горлышко к горлышку, а в них — несколько малых сосудов с прахом кремированных тел. Но никаких иных остатков кремации, относящихся ко IIтысячелетию до н.э., в местах расселения хеттов не найдено. С другой стороны, и в Алишаре, и в Богазкёе археологи обнаружили множество ингумированных останков — либо в таких же сложенных горлышко к горлышку пифосах, либо просто в могилах, вырытых в земле; в Богазкёе тела покойных обычно закапывали прямо под полом жилищ. Однако все эти останки, в том числе и обнаруженные д-ром Винклром, судя по всему, принадлежали простолюдинам, тогда как в цитированном выше тексте описывается ритуал погребения царя или царицы. Напрашивается вывод, что в этом заключалось одно из значимых культурных различий между правителем и подданными, проявившееся, по меньшей мере, в эпоху поздней империи (которой датируется текст с описанием ритуала). Однако это различие, по всей видимости, никак не связано с той социальной пропастью, что резче всего отделяла правящий класс от простолюдинов в период Древнехеттского царства. Ведь царей Древнего царства не кремировали, о чём ясно свидетельствуют заключительные фразы из воззвания Хаттусили I (см. стр. [171]): «Омой моё тело, как подобает; прижми меня к груди своей и у груди своей погреби меня в земле».
Ещё интереснее эта проблема становится при сравнении вышеописанной церемонии с обрядами погребения Патрокла и Гектора, о которых повествует «Илиада» (XXIII.233 и XXIV.782 и далее)
ПОГРЕБЕНИЕ ПАТРОКЛА
Тою порой собиралися многие к сыну Атрея;
Топот и шум приходящих нарушили сон его краткий;
Сел Ахиллес, приподнявшись, и так говорил воеводам:
«Царь Агамемнон, и вы, предводители воинств ахейских!
Время костер угасить; вином оросите багряным
Все пространство, где пламень пылал, и на пепле костерном
Сына Менетия мы соберем драгоценные кости,
Тщательно их отделив от других; распознать же удобно.
Друг наш лежал на средине костра; но далеко другие
С краю горели, набросаны кучей, и люди и кони.
Кости в фиале златом, двойным покрывши их туком,
В гроб положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.
Гроба над другом моим не хочу я великого видеть,
Так, лишь пристойный курган; но широкий над ним и высокий
Вы сотворите, ахеяне, вы, которые в Трое
После меня при судах мореходных останетесь живы».
Так говорил; и они покорились герою Пелиду.
Сруб угасили, багряным вином поливая пространство
Все, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;
Слезы лиющие, друга любезного белые кости
В чашу златую собрали и туком двойным обложили;
Чашу под кущу внеся, пеленою тонкой покрыли;
Кругом означили место могилы и, бросив основы
Около сруба, поспешно насыпали рыхлую землю.
Свежий насыпав курган, разошлися они. Ахиллес же
Там народ удержал и, в обширном кругу посадивши,
Вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги;
Месков представил, и быстрых коней, и волов крепкочелых,
И красноопоясанных жен, и седое железо.
ПОГРЕБЕНИЕ ГЕКТОРА
Так говорил, – и они лошаков и волов подъяремных
Скоро в возы запрягли и пред градом немедля собрались.
Девять дней они в Трою множество леса возили;
В день же десятый, лишь, свет разливая, Денница возникла,
Вынесли храброго Гектора с горестным плачем трояне;
Сверху костра мертвеца положили и бросили пламень.
Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,
К срубу великого Гектора начал народ собираться.
И лишь собралися все (неисчетное множество было),
Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
Всё, где огонь разливался пылающий; после на пепле
Белые кости героя собрали и братья и други,
Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.
Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,
Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим.
Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,
Сверху огромными частыми камнями плотно устлали;
После курган насыпали; а около стражи сидели,
Смотря, дабы не ударила рать меднолатных данаев.
Скоро насыпав могилу, они разошлись; напоследок
Все собралися вновь и блистательный пир пировали
В доме великом Приама, любезного Зевсу владыки.
Так погребали они конеборного Гектора тело.
Черты сходства между хеттским и гомеровским ритуалами таковы: 1) тело сжигают; 2) огонь погребального костра заливают напитками; 3) кости погружают в масло или покрывают жиром («туком»); 4) кости заворачивают в лён и в тонкую ткань; 5) кости помещают в каменную усыпальницу; 6) после погребения устраивают пиршество.
С другой стороны, между двумя этими типами церемоний имеются и отличия: 1) гомеровские воины помещают кости, обёрнутые туком, в золотой сосуд, а в хеттском ритуале этот элемент отсутствует; 2) в хеттском ритуале кости кладут на стул или скамеечку; 3) хеттский «каменный дом» — это, по всей видимости, самостоятельная постройка, а гомеровские воины только заваливают камнями могилу, вырытую в земле; 4) хеттский ритуал включал в себя магические операции, а гомеровский — игры атлетов.
Можно было бы заключить, что, в свете всех этих различий, отмеченные общие черты не могут служить достаточным основанием для гипотезы о заимствовании или единой традиции. Ведь после того, как тело сжигали, с костями так или иначе приходилось совершать ряд операций подобного рода. Но с другой стороны, маловероятно, чтобы хеттские цари внезапно приняли для себя обычай кремации, не соприкоснувшись предварительно c народом, уже следовавшим аналогичному обычаю. И, возможно, имеет смысл задуматься о том, как и при каких обстоятельствах могла произойти такая встреча.
Известно, что в Микенской Греции покойников не сжигали: практику кремации греки приняли только после падения Микенской культуры. Конечно, легко было бы обвинить Гомера в невольном анахронизме, но не следует торопиться с выводами. Согласно археологическим данным, в Трое VI — городе, который, по одной из гипотез, имел в виду Гомер и расцвет которого совпадает по времени с эпохой Хеттской империи, — кремация была общепринятым способом захоронения, и не исключено, что ахейские герои заимствовали эту практику у троянцев как удобный способ погребения покойных на чужой земле. В любом случае, сам факт того, что кремация практиковалась в Трое VI, указывает на источник, из которого хетты могли её заимствовать, и в то же время до некоторой степени обосновывает гомеровское описание этого обряда.
ПРИМЕЧАНИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
Стр. [166]. В 1952 году д-р Биттель обнаружил, что ещё один выход скальных пород у дороги к Язылыкая служил хеттам местом захоронения покойных на протяжении многих веков. Здесь размещалось семьдесят два захоронения, в пятидесяти из которых содержались кремированные останки в глиняных сосудах разной формы и величины. Таким образом, хетты, по-видимому, практиковали кремацию с древнейших времён, и на то, что кремированные покойники принадлежали при жизни к правящему классу, нет никаких указаний. Таким образом, утверждать и далее, что практика кремации отличала правителей от подданных, нет ни каких оснований, и если хеттский погребальный ритуал действительно связан с тем, что описан в гомеровских поэмах, то объяснять это следует не заимствованием, а единством традиции.
ГЛАВА VIII
ЛИТЕРАТУРА
1. ОФИЦИАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Типичный хеттский государственный документ начинается лаконичной формулой: «Так говорит царь NN, великий царь, царь Хатти, герой, сын MM, великого царя, царя Хатти, героя» (в титулах встречаются вариации; родословная иногда опускается, а иногда — расширяется). За таким вступлением может следовать и царский указ, относящийся к насущным делам, и хроники военных кампаний, и «договор» с описанием условий присяги на верность, наложенной царём Хатти на правителя зависимой страны. С формальной точки зрения, все эти типы документов — плоды одного древа, корни которого уходят далеко в глубь веков.
Древнейшей из царских надписей некоторые исследователи признают надпись Анитты, вопрос об аутентичности которой обсуждался выше (см. стр. [20]); однако по своей форме эта надпись необычна. Повествование, занимающее бóльшую часть таблички, якобы скопировано со стелы, установленной в воротах царского города, и завершается проклятием в адрес любого будущего государя или злодея, который посмеет уничтожить или повредить эту стелу. В этом отношении надпись Анитты близка к типу надписей, распространённому в Вавилонии и Ассирии, что свидетельствует в пользу гипотезы, согласно которой первоначальный текст на стеле был написан на аккадском языке. В Анатолии этот тип надписей не встречался вплоть до падения царства со столицей в Хаттусасе. Таким образом, данный документ не принадлежит к основному руслу хеттской традиции.
Имеются основания предполагать, что хеттская клинопись вошла в обращение в годы правления Хаттусили I, прежде всего для дословной записи заявлений, с которыми царь время от времени выступал перед собранием знати. Выдающийся образец «протоколов» данного типа — так называемое «политическое завещание» Хаттусили. Это запись речи, которую царь произнёс по случаю усыновления юного Мурсили и назначения его преемником трона (см. выше, стр. [24, 67]). Царь обращается к народу сводобно и естественно, не ограничиваясь рамками жёсткой литературной формы. Приведём несколько отрывков, которые наглядно демонстрируют непосредственный и энергичный стиль этого воззвания:
«Великий царь Лабарна
Смотрите, Мурсили ныне — сын мой. … На место льва бог [возведёт] другого льва. И в час, когда раздастся призыв к оружию, … вы, мои слуги и лучшие граждане, должны будете [прийти на помощь моему сыну]. Когда истечёт три года, он выступит в поход. … Если вы возьмёте его с собой в поход, [когда он будет ещё ребёнком], приведите [его] обратно [невредимым]. …
До сих пор ни один [из моей семьи] не подчинялся моей воле; [но ты, мой сын] Мурсили, ты должен повиноваться. Соблюдай слово [своего отца]! Если ты будешь соблюдать слово своего отца, ты будешь [есть хлеб] и пить воду. Когда зрелость [войдёт в] тебя, ешь два или три раза в день, и это пойдёт тебе во благо! [Когда же] старость войдёт в тебя, тогда пей досыта! И тогда можешь забыть слово своего отца.
[Ныне] вы, мои главные слуги, вы [также] должны [соблюдать] мои слова, [слова] царские. Вы ешьте [только] хлеб и пейте воду. [Тогда] Хаттусас будет выситься крепко, и земля моя [будет] в мире. Если же не соблюдёте вы царское слово … то не останетесь в живых — погибнете.
Мой дед объявил своего сына Лабарну [наследником трона] в Санахуитте, [но после] его слуги и лучшие граждане отвергли (?) его слова и посадили на трон Пападилму. Ныне сколько же лет минуло и [сколько из них] избежали своей участи? Дома тех лучших граждан, где они? Или они не погибли? …
А ты, [Мурсили], не мешкай и поддавайся лени. Если ты промедлишь, [это навлечёт на тебя] всё то же старое несчастье. … Что вложено в твоё сердце, сын мой, на это всегда и полагайся в своих деяниях!’»
В начальных словах этого текста уже присутствует прототип той вводной формулы, которая обычно встречается в позднейших надписях. Интересен также исторический пример (упоминание о заговоре Пападилмы), ссылаясь на который, царь предостерегает своих подданных от раздоров. Фрагменты других текстов того периода свидетельствуют, что это был излюбленный риторический приём; сохранился один документ, целиком состоящий из «нравоучительных анекдотов», наподобие следующих:
«Цити был чашником. Отец царя приказал поднести госпоже Хестайари и Маратти сосуд-хархара вина. Он [т.е. Цити] поднёс хорошее вино царю, а им дал другое вино. Первый [т.е. Маратти?] пришёл и сказал царю: ‘Подали другое вино’. Когда царь увидел это, он [т.е. Цити?] пришёл и сказал, что это так. Тогда его увели и ‘разделались с’ ним, и он умер.
Санта, человек из Хурмы, был дворцовым прислужником в Хассуве. Он служил хурритам и пошёл на встречу со своим господином [т.е. царём хурритов]. Царь услышал об этом, и его изувечили».
Быть может, этот странный документ служил ораторам своего рода справочным пособием, из которого они выбирали подходящие «иллюстрации» к своим речам? Так это или нет, но отношение к истории как к поучительному материалу ярко отражено во всех царских указах позднейшего времени.
От периода между правлением Мурсили I (преемником Хаттусили) и правлением Телепину надписей не сохранилось, и когда у нас в руках наконец оказывается великий указ Телепину, устанавливающий нормы поведения для членов царской семьи и провозглашающий закон о престолонаследии, поздний тип государственных документов предстаёт перед нами уже полностью развитым. Как и речь Хаттусили, этот текст, очевидно, зачитывался вслух перед собранием знати; но, в отличие от более раннего документа, указ Телепину имеет упорядоченную структуру и, очевидно, был тщательно проработан заранее. Исторический пример превратился в длинную преамбулу (первые несколько абзацев из неё приводились выше, на стр. [21]), живописующую катастрофические последствия междоусобиц и, тем самым, подготавливающую почву для главной темы, с объявления которой начинается вторая часть документа. С того времени историческая преамбула становится неотъемлемой частью всех царских указов, в том числе и так называемых договоров, в которых она содержала перечисление всевозможных услуг, оказанных в прошлом зависимому царю, и была призвана пробуждать в последнем чувство долга и благодарности. Наконец, при Мурсили II, описание исторических событий выделилось в самостоятельный жанр: появились первые царские анналы. Однако даже здесь повествование не сводится к простой хронике событий. Оно остаётся тематическим, причём тема, как правило, носит религиозный характер: вся летопись царских достижений с благодарностью и почтением излагается перед божеством — покровителем царя. Приведём в качестве примера один абзац из введения в «Анналы Мурсили»:
«Когда я, солнце
Анналы этих первых десяти лет правления Мурсили записаны на одной табличке, большой и на удивление хорошо сохранившейся (см. илл. 25 на вклейке). Подводя им итоги, царь возвращается к той же теме, которая заявлена во введении:
«С того времени, как я воссел на трон моего отца, я правлю вот уже десять лет. И эти враждебные страны я покорил за десять лет своей рукой; не считая тех враждебных стран, которые покорили царевичи и знатные военачальники. И всё то, чего в дальнейшем удостоит меня солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, я запишу и положу перед ней».
Соответственно, этот документ можно назвать «личной летописью» Мурсили II. Существовала также подробная версия анналов всего его правления, занимавшая много табличек, но бóльшая часть их до наших дней не дошла. Несколько выдержек, позволяющих составить представление о стиле этой хроники, приведено выше, в главе, посвящённой военному делу.
Царь Мурсили был выдающимся хронистом. Он сделал записи не только о своём правлении, но и о царствовании своего отца Суппилулиумы. Но, к сожалению, его преемник Муваталли подобных анналов не оставил, а о том, что примеру Мурсили последовал его второй сын, Хаттусили III, свидетельствует лишь один-единственный небольшой фрагмент таблички. Анналы Тутхалии IV тоже сильно пострадали от времени.
Однако от правления Хаттусили III до нас дошёл хорошо сохранившийся текст, в котором эта традиционная литературная форма использована с особой целью. Свергнув своего племянника Урхи-Тешуба, Хаттусили тем самым преступил старинный закон Телепину, благодаря которому в стране царили мир и спокойствие. В оправдание этого своевольного поступка он сочинил изысканную апологию, которую нередко называют «автобиографией Хаттусили». Начинается она следующими словами:
«Так говорит табарна Хаттусили
Я изъявляю божественную власть Иштар; да услышат это все люди, и отныне почести, обращённые ко мне, солнцу, [к] моему сыну, [к] сыну моего сына и [к] потомству моего величества, да будут отданы из всех богов [богине] Иштар».
Это — традиционная тема. Однако в центре дальнейшего повествования оказываются отнюдь не военные победы, одержанные во имя божества. Царь рассказывает о своём детстве (упоминая, в частности, что ребёнком он много болел) и описывает, как он был посвящён богине Иштар, как его со всех сторон окружали враги и завистники и как Иштар помогла ему справиться с недругами. Она продолжала помогать ему и тогда, когда он стал наместником северных областей, — но лишь до тех пор, пока Урхи-Тешуб не взошёл на трон и из зависти к достижениям Хаттусили не примкнул к рядам его недоброжелателей. Далее царь продолжает:
«Но из уважения к моему брату я преданно воздерживался от своекорыстных поступков и вёл себя смиренно семь лет. Но затем этот человек вознамерился уничтожить меня … и отнял у меня Хакписсу и Нерикку, и тогда я отринул смирение и взбунтовался против него. Но взбунтовавшись против него, я совершил это не злодейски, не восставши против него в [его] колеснице и не восставши против него в [его] доме, но [открыто] объявив ему войну [в таких словах]: ‘Ты предпочёл вступить со мною в ссору; ты — великий царь, что же до меня, то как оставил ты мне одну крепость, так я и есть царь этой крепости. Вставай же! И пусть Иштар из Самухи и бог грозы из Нерика рассудят наш спор’. Относительно того, что я написал это Урхи-Тешубу, кто-нибудь мог бы сказать: ‘Почему ты сначала возвёл его на трон, а теперь пишешь ему, чтобы вступить с ним в войну?’ Но [я отвечу так:] если бы он [сам] не поссорился со мной, то разве [боги] допустили бы, чтоб он, великий царь, потерпел поражение от ничтожного царька? Но поскольку он сам предпочёл вступить со мною в ссору, боги вынесли приговор и присудили ему поражение. … И поскольку госпожа моя Иштар прежде обещала мне трон, ныне она посетила мою жену во сне [и сказала]: ‘Я помогаю твоем мужу, и весь Хаттусас встанет на сторону твоего мужа’. … Затем я увидел великую милость Иштар. Она покинула Урхи-Тешуба, и не в каком ином, а [в своём же] городе Самухе она затворила его, как свинью в свинарнике, … и весь Хаттусас перешёл ко мне».
Далее Хаттусили рассказывает, как он избавился от Урхи-Тешуба и прочих своих врагов, не казнив их, но лишь изгнав из страны, и кратко описывает свои успехи, снова благодаря Иштар за покровительство и помощь. В следующих двух абзацах царь говорит о том, как он посвятил Иштар несколько зданий и сделал её жрецом царевича Тутхалию, а в заключение ещё раз возвращается к исходной теме: «Когда бы в будущем ни преуспел сын, сын сына или иной потомок Хаттусили и Пудухепы, да поклоняется он из всех богов [богине] Иштар из Самухи».
Ядро этого документа — фрагмент, посвящённый Урхи-Тешубу. По стройности аргументации представленное здесь рассуждение равносильно выступлению защитника в суде — ещё одной разновидности официальных текстов, часто встречающихся в хеттских архивах, но почти не имеющей аналогов в литературах других народов доклассической древности. Правда, нашему современнику это рассуждение может показаться безосновательным — но лишь потому, что мы давно перестали воспринимать войну как «испытание», позволяющее отличить правого от виноватого; хетты же, как мы видели, принимали эту концепцию как самоочевидную данность, и оправдания Хаттусили звучали для них вполне убедительно. Выше уже отмечалось, что этот документ — явное свидетельство высокоразвитого политического сознания (см. стр. [37]).
Объём данной работы не позволяет нам подробно описать прочие, менее важные типы государственных документов, обнаруженных в хеттских архивах. Укажем лишь, что среди них выделяются жалованные грамоты, освобождающие частные лица или организации от налогов и других повинностей; дарственные, подтверждающие именем царя передачу крупных поместий новым владельцам; рескрипты, содержащие решения по вопросам о спорных границах или обвинения в адрес мятежников; протоколы судебных допросов (ср. стр. [94]), а также должностные инструкции, обращённые к различным чиновникам и сановникам.
Из вышесказанного явствует, что хетты выработали свои особые формы и стили официальной литературы, отвечающие их особым государственным и политическим нуждам и не имеющие ничего общего с литературными формами, бытовавшими у других народов той эпохи. Можно было бы возразить, что жанр анналов обширно представлен в древневосточной литературе хрониками ассирийских царей; однако эти хроники появились лишь спустя несколько столетий после падения Хеттской империи, и в этом отношении ассирийцев следует признать наследниками хеттов.
2. МИФЫ, ЛЕГЕНДЫ И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Текстов, относящихся к этой категории, сохранилось немного, и с формальной точки зрения их художественные достоинства невелики. Это прозаические повествования, неритмизованные и безыскусные
A. ЛЕГЕНДА
Из собственно хеттских легенд достаточно хорошо сохранилась только одна — предание об осаде Уршу. Текст этой легенды записан на аккадском языке, но её принадлежность к хеттской традиции не вызывает сомнений. Действие разворачивается у стен города Уршу (Северная Сирия), осаждённого хетскими войсками; операцией командует царь из города Лухуцантия. Уршу поддерживает связи (и, вероятно, состоит в союзе) с хурритским государством, с городом Алеппо и городом Царуаром, а также, возможно, с городом Каркемишем, отряды из которого засели в дозоре на вершине горы над Уршу. Пропустив несколько почти неразборчивых абзацев, мы доходим до следующего описания:
«Они сломали таран. Царь вышел из себя, и лицо его омрачилось: ‘Постоянно мне приносят дурные вести; чтоб вас бог грозы унёс потопом!’ [Затем царь продолжает:] ‘Не сидите без дела! Изготовьте такой таран, как у хурритов, и пусть его доставят на место. Изготовьте “гору”, и её [тоже] пусть доставят на место. Вырубите большой таран в горах Хассу, и пусть его доставят на место. Начинайте насыпать вал. Когда закончите, пускай все займут свои посты. Пускай только враг выйдет на битву! Все его планы смешаются’. [Затем царь обращается к своему полководцу Санте — возможно, к тому самому злополучному Санте, о котором повествует приведенный выше ‘исторический анекдот’:] ‘Мог ли кто-то подумать, что Ирияя придёт и солжёт: “Мы доставим башню и таран”, — но ни башни, ни тарана никто не доставит, а он доставит их совсем в другое место? Схвати его и скажи ему: “Ты обманываешь нас, а, значит, мы обманываем царя”’».
Далее в тексте лакуна, и чем закончился этот эпизод, мы не знаем. Снова явившись к царю с докладом, Санта снова застаёт его в гневе:
«‘Почему ты не дал сражение? Колесницы твои — как вода, и сам ты (?) уже почти превратился в воду … Тебе надо было только встать перед ним на колени — и ты убил бы его, или, по крайней мере, напугал бы. Но ты повёл себя, как женщина’. … Вот как они ответили ему: ‘Восемь раз [т.е. на восьми фронтах?] мы дадим сражение. Мы смешаем их планы и разрушим город’. Царь ответил: ‘Хорошо!’
Но пока они мешкали, многих царских слуг сразили, и многие погибли. Царь разгневался и сказал: ‘Смотрите за дорогами. Наблюдайте за теми, кто входит в город и кто выходит из города. Пусть никто не выйдет из города к врагу’. … Они ответили: ‘Мы смотрим. Восемьдесят колесниц и восемь армий окружают город. Пусть не тревожится сердце царя. Я остаюсь на посту’. Но перебежчик вышел из города и донёс: ‘Подданный царя Алеппо приходил пять раз, подданный Цуппы живёт прямо в городе, люди из Царуара входят и выходят, подданный моего господина, Сына Тешуба, ходит туда-сюда’… Царь вышел из себя. …»
Остаток текста утрачен. Но по имеющимся отрывкам можно заключить, что легенда составлена из ряда однотипных эпизодов, в которых военачальники своей некомпетентностью навлекают на себя царский гнев. Таким образом, не исключено, что это предание связано с описанным выше жанром «нравоучительных анекдотов». В схожем, но гораздо хуже сохранившемся тексте излагается легендарная история города Цальпы в связи с тремя поколениями хеттских царей.
Легенды вавилонского происхождения представлены в хеттских версиях лишь фрагментарно, а подробному изложению их вавилонских прототипов здесь не место. Сохранилось множество фрагментов эпоса о Гильгамеше, который существовал не только в хеттской, но и в хурритской версии. Основную долю дошедшего до нас текста составляет эпизод с Хувавой (Хумбабой), действие которого происходит в Сирии и Ливане; не исключено, что в этой версии ему уделено значительно больше внимания, чем в исконном вавилонском варианте. С Анатолией и Сирией связаны и другие вавилонские легенды, представленные в хеттском архиве, — предания о походах древних аккадских царей в страны, расположенные к северо-западу от Аккада. Сохранился хеттский перевод предания о Саргоне под названием «Царь битвы» (оригинальный аккадский текст этой легенды найден в Телль-эль-Амарне), повествующего о том, как этот знаменитый царь пришёл на помощь к торговцам, обосновавшимся в Бурушхатуме (см. выше, стр. [19]); кроме того, обнаружены вольные изложения легенд о Нарам-Сине, в том числе о его борьбе с союзом семнадцати царей. Интересно отметить, что в последнем тексте имена некоторых царей и названия их царств не совпадают с указанными в вавилонском оригинале; очевидно, они были адаптированы к привычным для хеттов реалиям. Кроме того, в Богазкёе найдено множество «научных» трудов вавилонского происхождения — например, справочники по истолкованию различного рода знамений, гороскопов и образцов печени, а также медицинские тексты.
B. МИФ
Мифологические тексты, связанные с хеттскими или хаттскими божествами, распадаются на две группы, которые можно условно обозначить как «Миф об убиении дракона» и «Миф об исчезающем боге». Существовали ли другие мифы о хеттских или хаттских богах, сказать трудно, поскольку таблички с этими текстами разбиты на мелкие фрагменты, не связывающиеся в единое повествование. Понятно, однако, что имелось несколько версий двух вышеназванных мифов.
«Убиение дракона» — это типичный новогодний миф, наподобие вавилонского эпоса творения, английской рождественской пантомимы и прочих преданий и драматических сцен такого рода, бытовавших в самых разных культурах. Смысл этих мифов сводится к ритуальному поединку божественного героя с противником, олицетворяющим собой силы зла. Хеттский «Миф об убиении дракона» существовал, по меньшей мере, в двух версиях. Обе они начинаются с сообщения о том, что при первой встрече с драконом Иллуянкой бог грозы — главный герой обеих версий — потерпел поражение. Далее, согласно первой версии, бог грозы воззвал ко всем богам, и богиня Иштар придумала, как обмануть дракона. Она устроила большой пир, выставив множество бочек со всевозможными напитками. Затем она обратилась за помощью к некоему человеку по имени Хупасия. Хупасия сказал: «Если ты согласишься переспать со мной, я приду и сделаю всё, что ты захочешь». Иштар пришлось переспать с ним. Затем она пригласила дракона на пир.
«И дракон Иллуиянка пришёл со своими детьми; они ели и пили, и опустошили все бочки, и утолили свою жажду. Вернуться назад в своё логово они не смогли. Тогда Хупасия пришёл и связал дракона верёвкой. Затем бог грозы пришёл и убил дракона Иллуиянку, и боги были с ним».
Далее следует странный эпизод, конец которого утрачен:
«Инара построила дом на скале в области Тарукки и отдала этот дом Хупасии. И дала ему Инара наставление, сказав: ‘Прощай! Теперь я ухожу. Не выглядывай из окна; ибо если выглянешь, то увидишь свою жену и детей’. Но прошло двадцать дней, он распахнул окно и увидел свою жену и детей. И, вернувшись из путешествия, Инара стала просить: ‘Впусти меня!’».
Из следующих далее неразборчивых отрывков можно уяснить лишь одно: за ослушание Хупасия был наказан смертью.
Согласно второй версии этого мифа, дракон не просто побеждает бога грозы, но и завладевает его сердцем и глазами. Чтобы вернуть их, бог грозы сам прибегнул к хитрости. Он сошёлся с дочерью бедняка, и та родила ему сына. Сын вырос и посватался к дочери дракона, а бог грозы дал ему такие наставления: «Когда войдёшь в дом своей невесты, потребуй у них моё сердце и мои глаза». Так он и поступил, и родные невесты вернули ему украденные органы без возражений.
«Затем он принёс их своему отцу, богу грозы, возвратил богу грозы сердце и глаза. Когда тело его исцелилось и стало таким, как было прежде, он пошёл к морю, на битву, и когда вышли против него сражаться, он сумел сразить дракона Иллуянку».
Эта версия тоже заканчивается странно. Сын бога грозы оказался в это время в доме дракона. Он крикнул своему отцу: «Сокруши и меня! Не щади меня!» Так бог грозы убил и дракона, и своего сына.
Примитивный характер обоих версий очевиден. Обе они принадлежат к фольклорному пласту, и никаких попыток облагородить их в религиозном или литературном смысле не предпринималось. Типично фольклорными мотивами являются, как указывает д-р Теодор Гастер, глупость и обжорство дракона, победа, одержанная хитростью, и роль человека-посредника, выполняющего подвиг вместо бога. Очевидно, считалось необходимым, что в конце концов этого человека-посредника постигла беда, и обе версии, как мы видели, завершаются двумя вариантами его гибели. Эти эпизоды нуждаются в некотором разъяснении. Д-р Гастер предположил, что в первой версии Хупасия, вступив в половую связь с богиней, приобретает божественную силу, и заточение его на неприступной скале вкупе с запретом смотреть на жену и детей призваны предотвратить передачу этой божественной силы смертным. Во второй версии, согласно гипотезе того же автора, сын призывает отца «сокрушить и его» потому, что он невольно нарушил законы гостеприимства и не может жить дальше с таким тяжким грехом на совести.
В тексте прямо говорится, что этот миф декламировали на праздник пурулли, который, как мы видели, по всей вероятности представлял собой ежегодный праздник весны. Поэтому у нас есть все основания поставить этот миф в один ряд с другими схожими текстами, использовавшимися в обрядах сезонных праздников. Сравнительный анализ этих текстов читатель найдёт в книге д-ра Гастера «Thespis» («Феспид»).
[Илл. на стр. 183:
Илл. 12. Барельеф из Малатьи.]
Иллюстрацией к этому или к одному из схожих с ним мифов служит барельеф из Малатьи (см. илл. 12): бог, за спиной которого изображена фигура поменьше, наступает с поднятым копьём на извивающегося змея. От тела змея поднимаются языки пламени.
«Миф об исчезающем боге» повествует о том, как с исчезновением бога плодородия вся жизнь на земле замирает, о поисках пропавшего бога и, наконец, о том, как с его благополучным возвращением домой жизнь на земле пробуждается вновь. В рамках этой общей схемы сложилось несколько версий, существенно различающихся в деталях. В группе тесно связанных между собой текстов роль исчезающего бога играет Телипину, из-за чего общая схема данного мифа получила широкую известность под названием «Миф о Телипину». Однако обнаружена и другая версия, где главным героем выступает сам бог грозы; более того, в мифе с так называемой «юзгатской таблички» соблюдается та же схема, но исчезают сразу несколько божеств, в том числе и бог солнца. Поэтому представляется разумным сохранить за мифами этой группы общеописательное название.
В утраченном введении к основной версии, повествующей о Телипину, боге земледелия и скотоводства, по всей вероятности, описывалось нормальное течение жизни, предшествующее пропаже бога. Затем, по некой неизвестной причине, бог впадает в гнев и уходит, «надев правый башмак на левую ногу, а левый башмак — на правую» (очевидно, признак спешки). В следующеем далее описании всеобщего упадка точное значение некоторых слов установить не удалось.
«Облака пыли (?) заслонили окно, дым (?) окутал дом, угли в очаге задохнулись (?), боги задыхались [в храме], овцы задыхались в овчарне, волы задыхались в хлеву, овца отвергала ягнёнка, корова отвергала телёнка. … Ячмень и эммер перестали расти, коровы, овцы и люди перестали зачинать, а те, кто носил плод, не смогли выносить».
Листва на деревьях увяла, луга и ручьи пересохли. Люди и боги начали голодать.
«Великий бог солнца устроил пир и пригласил тысячу богов; они ели, но не насытились, они пили, но не утолили жажду. Тогда бог грозы вспомнил своего сына Телипину [и сказал]: ‘Телипину покинул страну; он разгневался и ушёл и забрал с собой всё, что есть хорошего’. Боги великие и малые отправились на поиски Телипину. Бог солнца послал орла своим вестником, сказав: ‘Ступай, обыщи высокие горы, обыщи глубокие долины, обыщи тёмно-синие воды’. Орёл полетел, но не нашёл его и сказал богу солнцу так: ‘Я не нашёл Телипину, могучего бога’».
В мифе о боге грозы, сохранившемся лишь в отрывках, этот эпизод повторяется почти дословно, не считая того, что роль Телипину играет бог грозы, а роль бога грозы из мифа о Телипину — «отец бога грозы». Но начиная с этого момента версии расходятся. Далее в своём изложении мы будем следовать мифу о Телипину, так как он сохранился лучше.
«Затем бог грозы обратился к богине Ханнананне: ‘Надо немедленно что-то предпринять. Мы умрём от голода’».
В ответ богиня посоветовала богу грозы пойти самому поискать Телипину, и он отправился в путь.
«Он стучал в ворота своего города, но те не открывались, и [он лишь] сломал рукоять своего молота. Бог грозы вернулся домой и сел в молчании (?)».
Тогда Ханнаханна посоветовала ему послать на поиски пчелу. Бог грозы возразил:
«Боги великие и малые искали его, но не нашли. Как же эта пчела найдёт его? Крылья у неё маленькие, и сама она маленькая».
Но богиня отвергла эти возражения и послала пчелу, наказав ей ужалить Телипину в руки и ноги и заставить его проснуться, а затем вымазать его воском и привести домой. Пчела полетела на поиски. Она обыскала горы, реки и ручьи и нашла Телипину; согласно одному из вариантов, он спал на лугу близ города Лихцины (культовый центр бога грозы). Пчела укусила бога, и тот, проснувшись, снова впал в ярость:
«Тогда сказал Телипину: ‘Я в ярости! Почему ты заставляешь меня вести беседы, когда я сплю и убаюкиваю свой гнев’?»
Так он отказался вернуться домой, и люди, коровы и овцы по-прежнему гибли. Начиная с этого места текст становится фрагментарным, но очевидно, что в конце концов бог всё же возвратился домой на спине орла.
«Тогда пришёл Телипину в спешке. Были молния и гром. Он [как будто] сражался с тёмной землёй. Камрусепа смотрела; орлы несли его на крыльях. Но гнев всё ещё кипел в нём, ярость всё ещё кипела в нём, бешенство всё ещё кипело в нём, [неистовство] всё ещё кипело в нём».
Затем Камрусепа произнесла ряд заклинаний, чтобы изгнать из Телипину гнев. И наконец
«Телипину возвратился в свой храм. Он подумал о земле. Он избавил окно от облаков пыли (?), он избавил дом от дыма. Алтари богов подготовили. Он избавил угли в очаге, он избавил овец в овчарне, он избавил волов в хлеву. Мать обратилась к ребёнку, овца обратилась к ягнёнку, корова обратилась к телёнку.
Телипину [подумал о] царе и царице, он подумал, как даровать им жизнь и силу на будущее. [О да!] Телипину подумал о царе.
Затем перед Телипину поставили вечнозелёное дерево. На вечнозелёное дерево повесили шкуру овцы. В неё положили бараний жир, в неё положили пшеницу, скот (?) и вино (?), в неё положили долгие дни и потомство, в неё положили нежное блеяние (?) овец, в неё положили процветание (?) и изобилие (?), в неё положили…»
На этом текст обрывается.
От мифа о боге грозы сохранился отрывок диалога между отцом и дедом бога грозы. Здесь дед, по всей видимости, обвиняет отца в каком-то «прегрешении» и грозится убить его. Отец бога грозы обращается за помощью к богиням Гулсам (Паркам?) и к Ханнаханне. Продолжение этой версии утрачено; мы не находим ни следа от эпизода с пчелой, и как именно бог грозы вернулся домой, остаётся неясным. Финальный фрагмент с вечнозелёным деревом сохранился в практически идентичной форме.
Во фрагменте, известном под названием «юзгатской таблички» (Сейс обнаружил его в Юзгате, близ Богазкёя, в 1905 году), вина за катастрофу, постигшую землю, возлагается на персонифицированного хаххиму (по-видимому, «оцепенение»), который играет в повествовании весьма активную роль. «Хаххима вверг в неподвижность всю землю, он иссушил воды; Хаххима могуч!». В таких словах в начале сохранившейся части текста бог грозы подводит итог ситуации. Очевидно, он обращается к своей сестре, которая воззвала к нему о помощи; диалог между ними неразборчив. Затем бог грозы обращается к «своему брату-ветру» и говорит: «[Дохни на] воды гор, садов и лугов, пусть твоё живительное дыхание коснётся их и выведет их из оцепенения». Но ветер, по-видимому, не справляется. Он лишь сообщает богу грозы: «Этот Хаххима говорит своему отцу и матери: ‘Ешьте это, пейте [это]. Не заботьтесь об овчарах и пастухах!’. И он вверг в оцепенение всю землю».
Дальше следует более связный фрагмент:
«Бог грозы послал за богом солнца, [сказав:] ‘Ступайте! Приведите бога солнца!’ Они пошли искать бога солнца, но не нашли его. Тогда сказал бог грозы: ‘Хоть вы и не нашли его поблизости (?), смотрите — мои руки и ноги теплы, [так] разве мог он погибнуть?’ Затем он послал Вурункатти (Цабабу)
[Тогда сказал он]: ‘Призовите Гулс и Ханнаханну’».
Далее идут плохо сохранившиеся строки, из которых, впрочем, явстует следующее: бог грозы опасается, что если этих богинь тоже схватят, то Хаххима затем захватит в плен и его самого; поэтому он даёт им в провожатые братьев Хасаммели — бога, который, по-видимому, защищал путников или даже мог делать их невидимыми. Затем бог грозы изрекает угрозу в адрес Хаххимы, и на этом текст обрывается.
Лакуна занимает более половины таблички, и прочесть далее можно только самый конец повествования, а точнее — колофон, гласящий: «[Табличка] воззвания к богу солнца и к Телипину; конец». Однако за текстом мифа следует описание ритуала, цель которого, несомненно, состояла в том, чтобы привлечь двух этих богов обратно в храм. В ходе ритуала накрывали два стола (один — для солнечного бога, другой — для Телипину) и выставляли на них разнообразные блюда и напитки. Конец этого текста также утрачен.
Следует признать, что в литературном плане эти истории, в особенности текст «юзгатской таблички», довольно примитивны. Основной интерес для нас представляет содержащийся в них религиозный компонент. Описанию катастрофических последствий, которые влечёт за собой исчезновение бога и рассказам о поисках пропавшего бога и о том, как с его возвращением вся земля возрождается, находятся близкие параллели в мифах об Адонисе, Аттисе, Осирисе и Таммузе; всё это — такие типичные элементы мифов, связанных с ежегодным весенним празднеством, как и ритуальный поединок в «Мифе об убиении дракона». Однако, в отличие от последнего, ни один из этих текстов не связан с сезонными праздниками. Всё это — «воззвания к богам» (мугавар или мугессар), относящиеся к широко представленному в хеттских архивах роду религиозной драмы. Предполагается, что бог ушёл из храма, и с помощью особых молитв и ритуалов его уговаривают вернуться; миф же только описывает события божественного мира, аналогичные тем, ради которых совершается ритуал. В версии с Телипину в главной роли ритуальные действия даже включаются непосредственно в миф: чтец исполняет роль богини Камрусепы. Упоминание о царе и царице в мифе о Телипину могло бы навести нас на мысль, что миф этот декламировали только в связи с событиями общегосударственного значения; однако этому противоречит тот факт, что в одной из версий вместо царя и царицы упоминается некто Пирва, на дом которого, по всей видимости, пало несчастье. Очевидно, жрецы прибегали к этим мифам по мере надобности всякий раз, когда к ним обращался за помощью человек, желавший вернуть себе благорасположение богов. Гипотеза о том, что первоначально они представляли собой тексты для декламации во время весеннего праздника, остаётся лишь гипотезой, пока не получившей прямых подтверждений.
Особого внимания заслуживает эпизод с миссией пчелы. Широко распространены народные поверья о том, что мёд оказывает очистительное действие и может изгонять злых духов, а также что укус пчелы или муравья способен излечить от паралича. Примечательную параллель мы находим в финской «Калевале»: Леммикяйнена убивают враги, но по просьбе его матери пчела приносит с девятого неба волшебный мёд, которым и оживляет героя. В мифе о Телипину представляется важным то, что посылает пчелу на поиски богиня Ханнаханна, имя которой состоит из дважды повторенного слова со значением «бабушка» и обычно заменялось идеограммой со значением «великий»; в случае, если пчела была священным животным этой богини, то любопытный отзвук данного эпизода можно обнаружить в том, что, согласно Лактанцию, жриц «Великой Матери» Кибелы называли «пчёлами» (melissai).
С точки зрения литературной композиции наибольший интерес представляют художественные тексты хурритского происхождения, в особенности цикл мифов, повествующих о боге Кумарби. В хурритской мифологии Кумарби считался отцом богов и отождествлялся с шумеро-вавилонским богом Энлилем. Основных текстов, в которых он играет главную роль, сохранилось два: миф о борьбе за власть между богами и длинное эпическое произведение, занимающее три таблички и озаглавленное «Песнь об Улликумми».
Согласно мифу о борьбе за власть между богами, некогда царём небес был Алалу. Алалу восседал на троне, и «могучий Ану, первый среди богов, стоял перед ним, склонялся к его ногам и подавал ему чашу с питьём».
Алалу царствовал на небесах девять лет. На девятый год Ану пошёл войной против Алалу и победил его, и Алалу бежал от него на землю (т.е. в подземный мир?). Ану же воссел на трон, и отныне «могучий Кумарби» прислуживал ему и склонялся к его ногам.
Ану тоже царствовал девять лет, а на девятый год Кумарби пошёл против него войной. Ану уклонился от битвы и птицей полетел в небо, но Кумарби схватил его за ногу и стащил вниз. Затем Кумарби откусил Ану половой член (эвфемистически названный «коленом») и рассмеялся от радости. Но Ану повернулся к нему и сказал: «Не радуйся тому, что ты проглотил! Ты сейчас зачал от меня трёх могучих богов. Во-первых, ты зачал могучего бога грозы (?), во-вторых, ты зачал реку Аранцах (Тигр), а в-третьих, ты зачал великого бога Тасмису (прислужника бога грозы). Трёх грозных богов насадил я в тебя плодом своего тела».
И с этими словами Ану взмыл в небеса и исчез из виду. Но «мудрый царь» Кумарби выплюнул то, что было у него во рту, в результате чего трёх этих «грозных богов», в свою очередь, зачала и родила Земля. К сожалению, дальнейший текст сильно испорчен, и разобрать его не представляется возможным.
Издатель этого текста, д-р Г.Г. Гютербокк, уже отметил его поразительное сходство с «Теогонией» древнегреческого поэта Гесиода. В «Теогонии» Земля (Гея) рождает Небо (Урана); затем Уран и Гея порождают Кроноса и других титанов. Уран ненавидит своих детей и пытается воспрепятствовать их рождению, но Кронос по совету Геи оскопляет своего отца серпом. Из крови Урана рождаются Эринии (Фурии), гиганты и нимфы Мелии, а из пены, поднявшейся там где детородный орган Урана упал в море, появляется на свет Афродита. Затем титанида Рея рождает от Кроноса олимпийских богов. Кронос проглатывает их одного за другим, кроме Зевса, вместо которого Рея подкладывает мужу камень. Возмужав, Зевс побеждает Кроноса и заставляет его изрыгнуть богов; камень же, который Кронос в своё время проглотил вместо Зевса, устанавливают в Дельфах и он становится предметом поклонения. Завершается поэма битвой богов с титанами и окончательной победой олимпийцев.
Гесиодовскому ряду «Уран — Кронос — Зевс» в хеттской версии соответствует ряд «Ану (шумерск. ан = небо) — Кумарби, отец богов, — бог грозы»; правда, в хеттской версии в лице Алалу представлено ещё более древнее поколение богов, у Гесиода отсутствующее. В обоих мифах присутствуют мотивы оскопления небесного бога и, в различных контекстах, проглатывания и выплёвывания. В испорченной части содержатся упоминания о Кумарби, вкушающем какую-то пищу, и о камне, который, возможно, соответствует дельфийскому «омфалу» из гесиодовской версии; и не исключено, что хеттский миф также завершается победой бога грозы. Эти черты сходства — достаточно веские аргументы в поддержку гипотезы о том, что оба мифа восходят к одному хурритскому прототипу.
«Песнь об Улликумми» сохранилась только в обрывочных фрагментах, точная последовательность которых до сих пор не установлена. В целом, это история о том, как Кумарби пытался отомстить своему сыну Тешубу, свергшему его с престола. Кумарби решил сотворить могучего мятежника, который победил бы бога гроза и разрушил его город Куммию. Он заручился поддержкой «Моря» и, согласно одной из версий (или, возможно, другому мифу), женился на дочери этого «Моря»; но в основной версии супругой его названа «вершина огромной горы». В положенный срок у него родился сын, которому дали имя Улликумми, что вполне может означать «разрушитель Куммии». Тело этого ребёнка (как и подобает сыну такой матери) было из камня — диорита. Затем Кумарби призвал богов Ирширра, и они перенесли ребёнка на землю и положили его на плечи Упеллури (аналог Атланта), стоявшего посреди моря; там мальчик стал расти не по дням, а по часам. Когда он вырос таким большим, что море стало ему по пояс, бог солнца заметил его, преисполнился гнева и страха и поспешил известить обо всём Тешуба. Тешуб и его сестра Иштар взобрались на вершину горы Хацци (гора Касий близ Антиохии) и увидели оттуда чудовищного Улликумми, возвышающегося посреди моря. Тешуб горько расплакался; Иштар попыталась его утешить. Тогда Тешуб, по всей видимости, решил выйти на битву против Улликумми. Он велел своему слуга Тасмису привести быков Серису и Теллу, и украсить их, и призвать гром и дождь. Затем началась битва; но боги оказались бессильны. Улликумми подступил к воротам Куммии и принудил бога грозы отречься от престола. Хебат, супруга Тешуба, стояла на башне, наблюдая за ходом сражения; когда ей принесли дурные известия, она едва не упала с крыши от страха. «Если бы она сделала хоть шаг, она упала бы с крыши, но её женщины поддержали её и не дали ей упасть». По совету своего слуги Тасмису Тешуб решил обратиться за помощью к премудрому Эа и отправился в его «город» Абцуву (ошибочная трактовка шумерского слова «абзу», означавшего «Нижнее море», в котором и обитал Эа). Эа собрал совет богов и призвал Кумарби к ответу; тот хвастливо раскрыл перед всеми свой замысел, и боги в ужасе разбежались. Тогда Эа пошёл к Энлилю и рассказал ему о случившемся, а затем направился к старику Упеллури, на плечах которого вырос Улликумми. И тут выяснилось, что Упеллури ничего не заметил. Вот что он ответил Эа:
«‘Когда небо и землю воздвигли на на мне
[Илл. на стр. 192:
Илл. 13. Оттиск печати, предположительно митаннийской.]
Слова Упеллури, по-видимому, навели Эа на счастливую мысль. Он велел открыть древнее хранилище и вынести из них тот древний нож, которым небо когда-то отсекли от земли. Этим могучим оружием он перерубил Диоритовому Камню ноги и тем лишил его силы. Затем он объявил о своём подвиге всем богам и призвал их снова выйти на битву с каменным исполином, который на сей раз оказался против них бессилен. Конец истории утрачен, но можно не сомневаться, что завершилась она возвращением Тешуба на трон и поражением Кумарби и его чудовищного сына.
Этому сказанию также находится параллель (хотя и не столь близкая) в греческой мифологии: миф о чудовищном Тифоне, который вышел на битву с Зевсом по просьбе своей матери Геи. Этот миф служит непосредственным продолжением гесиодовой «Теогонии», а также встречается у Аполлодора и Нонна. Однако и грекам, и хеттам подобные предания были, в сущности, чужды, и можно не сомневаться, что данный миф они заимствовали из восточных источников — либо через город-порт Посейдейон в Северной Сирии (который, как мы теперь знаем благодаря раскопкам сэра Леонарда Вулли, был важным узлом оживлённого торгового маршрута, связывавшего Грецию с удалёнными от побережья азиатскими городами), либо при посредстве финикийцев, среди которых бытовали схожие мифы.
Мы рассмотрели подробно лишь те несколько текстов этой категории, которые дошли до нас в относительно хорошем состоянии. Множество произведений схожего характера представлены лишь краткими и почти неразборчивыми фрагментами; таковы, к примеру, миф о змéе Хедамну, полюбившем богиню Иштар; эпос о Гурпаранцаху, в котором важную роль играет река Аранцах (хурритское название Тигра); эпос об охотнике Кесси; сказание об Аппу и двух его сыновьях — Хорошем и Плохом. Все эти предания имеют хурритское происхождение, хотя не исключено, что многие присутствующие в них мотивы восходят к мифологии шумеров. Кроме того, сохранилось несколько фрагментов ханаанских мифов — такого, например, как миф о богине Ашерту и её супруге Эль-кунирсе.
ГЛАВА IX
ИСКУССТВО
До сих пор в этой книге речь шла, главным образом, о Хеттском царстве и империи со столицей в Хаттусасе. На основе многообразных сведений, почерпнутых из глиняных табличек царского архиве, представляется возможным воссоздать довольно полную картину цивилизации, сложившейся в этом царстве. Но когда мы обращаемся к предметам искусствам и памятникам материальной культуры хеттов, политический фон утрачивает своё главенствующее значение, и пространственно-временные границы раздвигаются. От периода Древнехеттского царства не сохранилось почти ничего, кроме глиняных сосудов. Скульптура появляется в эпоху империи, но не исчезает с её падением. Напротив, главным источником наших представлений о неохеттских царствах служат именно скальные рельефы, статуи и барельефы, неотделимые от традиций монументального искусства Хеттской империи, несмотря даже на то, что со временем в неохеттской скульптуре (особенно в сирийских царствах) всё ярче начинают проявляться черты, характерные для искусства Месопотамии.
Однако свой рассказ о хеттской скульптуре мы начнём с тех известных нам образцов монументального искусства, которые были созданы в Центральной Анатолии ещё до прихода хеттов. Турецкая экспедиция обнаружила в Аладжа-Хююке ряд захоронений III тысячелетия до н.э., в которых сохранилось множество примечательных памятников материальной культуры. В их числе — серебряные и бронзовые статуэтки животных, золотые кувшины и кубки, золотые орнамены и серии предметов неизвестного назначения (судя по форме, представлявшие собой символы солнечного диска), иные из которых украшены фигурками оленей. Олень, как мы уже видели, был священным животным божества, которому в хеттские времена поклонялись по всей Анатолии. Однако ничего, сопоставимого с этими искусно сработанными предметами, от более поздних времён не сохранилось (хотя в ходе дальнейших раскопок ситуация, конечно, может измениться).
Столь же уникальны примитивные каменные кумиры из Кюльтепе, тела которых выполнены в форме дисков с геометрическими орнаментами, а головы возвышаются на длинных шеях (см. илл. 1b на вклейке). Иногда попадаются двух- или даже трёхголовые кумиры, а в самых примитивных образцах голова замещена парой глаз (что указывает на возможную связь с «глазастыми кумирами», множество которых профессор Мэллоуэн обнаружил в Телль-Браке на севере Месопотамии). Тип лица, представленный на детально проработанных образцах, не имеет ничего общего с теми, что относятся к хеттскому периоду.
Для керамики этой эпохи характерны изысканные полихромные изделия ручной работы, в прошлом именовавшиеся «каппадокийскими». Эти сосуды покрыты геометрическими орнаментами чёрного, красного и белого цветов; иногда присутствуют стилизованные изображения птиц. Формы сосудов весьма разнообразны; предпочтение отдаётся срезанному носику; к числу самых изящных образцов относятся ритоны в форме животных (илл. 23b на вклейке) и сосуд в форме туфли (илл. 24 на вклейке). Геометрические орнаменты роднят этот тип керамики с описанными выше «кумирами-дисками».
Данный тип гончарных изделий продолжали повсеместно использовать и в Древнехеттском царстве, и чёткую археологическую стратификацию по этому признаку между двумя периодами провести невозможно. Однако постепенно он утрачивает популярность и замещается изделиями, изготовленными на гончарном круге, полированными и, как правило, окрашенными в красный цвет. Чрезвычайное изящество и пропорциональность, которыми отличаются эти сосуды, наводят на мысль о том, что при их изготовлении использовались металлические формы (см. илл. 24 на вклейке). В период Новохеттского царства керамика этого типа становится самой характерной, хотя сосуды с орнаментами тоже не вышли из употребления.
Самой развитой формой искусства в начале II тысячелетия до н.э. в Анатолии была глиптика, представленная оттисками цилиндрических печатей на табличках из ассирийских торговых колоний. Цилиндрическая печать — это небольшой каменный цилиндр с продольным отверстием, в которое продевалась бечева, и с выгравированным на боковой поверхности рисунком, оттиск которого получали прокатыванием. Печати такого типа были изобретены в Месопотамии, и несмотря на то, что в упомянутых оттисках содержатся специфически анатолийские мотивы (к примеру, поклонение священному быку), их следует признать побочной ветвью вавилонского искусства. После исчезновения ассирийских колонистов такие печати и оттиски встречаются крайне редко. Важно, однако, иметь в виду, что на табличках из ассирийских колоний иногда встречаются также оттиски печатей-штампов, очень похожие на оттиски позднейшего периода и применявшихся в Анатолии с глубокой древности.
О том, как изображалось в ту эпоху человеческое тело, мы можем судить лишь по эпизодическим находкам, порождающим ряд проблем. Бронзовую статуэтку, изображённую на илл. 1a на вклейке, много лет назад нашли в Богазкёе местные жители, поэтому точно датировать её невозможно, хотя обычно её относят приблизительно к 2000 году до н.э. Однако изображённый на ней бородатый мужчина в шерстяном плаще не имеет ничего общего с головами «кумиров-дисков», изображёнными на илл. 1b на вклейке. Зато статуэтки такого типа обнаружены в Сирии, поэтому не исключено, что она была привезена оттуда
Начало эпохи Новохеттского царство повлекло за собой радикальные перемены. Внезапно появились монументальные каменные барельефы, нередко украшенные иероглифическими надписями; их высекали либо на массивных каменных блоках, которые образовали нижний ряд кладки в облицовке фасада хеттских дворцов и храмов, либо, что более характерно, на изолированных монолитах, устанавливавшихся в самых разных городах и областях страны. Всё это с несомненностью свидетельствует о централизации власти; и все эти рельефы изготавливались по непосредственному приказу царя. На многих из них изображён сам царь, обычно в роли жреца, поклоняющегося своему богу (см. илл. 11, 17 и илл. 16 на вклейке). Фигура царя в мантии и покрывале (см. выше, стр. [66]) и с «литуусом» в руке стала отличительным знаком скульптуры, принадлежащей к эпохе Хеттской империи; но точно датировать скульптуры в рамках этого периода, как правило, не удаётся. Самый примечательный из подобных «царских портретов» находится в малой галерее в Язылыкая (см. илл. 15 на вклейке), где царь изображён в объятиях бога; это один из самых искусных и лучше всего сохранившихся образцов наскальной скульптуры; и, более того, иероглифическая надпись с именем царя Тутхалии позволяет точно датировать это изображение поздним периодом империи, ибо соотнести столь высокоразвитое произведение искусства со временем правления любого из предшествующих царей, носивших то же имя, невозможно.
Божество в сценах поклонения иногда представлено человеческой фигурой в натуральную величину (стоящей, как на илл. 17, или сидящей), а иногда замещено животным (илл. 11) или символом (илл. 20a на вклейке). Самым выдающимся памятником хеттской религии, конечно же, следует признать главную галерею в Язылыкая. Здесь каждое божество официального пантеона изображено в своём типичном облике; каждый бог легко опознаётся по роду оружия, которое он держит в одной руке, атрибуту, высеченному над второй рукой, и животному, на спине которого он стоит. Боги облачены в короткую подпоясанную рубаху (иногда также в плащ); на ногах у них башмаки или мягкие туфли с загнутыми кверху носками; на голове — конический головной убор. Облачение богинь состоит из длинной плиссированной юбки, свободного покрывала, задрапированного поверх руки, таких же туфель с загнутыми носками и венца; лица не скрыты покрывалами. Украшениями богам и богиням служат серьги и браслеты. Такой наряд, несомненно, считался в ту эпоху самым модным, хотя головные уборы имеют божеств особый религиозный смысл.
Относительно того, что означают две сходящиеся процессии, изображённые в Язылыкая, выдвигалось множество гипотез. Тексьер, первым обнаруживший это святилище, интерпретировал их как встречу амазонок с пафлагонцами; Гамильтон соотнёс их с мидянами и лидийцами; Уиперт — со скифами и киммерийцами. Первую религиозную интерпретацию предложил Рамсей, отождествивший бога и богиню, возглавляющих эти две процессии, с Ваалом и Астартой. Подробнее всего на английском языке история этого вопроса изложена у Гарстанга
Можно отметить ещё одну своеобразную стилистическую особенность. Если боги в Язылыкая и на других рельефах изображены по образцу вавилонских и ассирийских моделей (туловище повёрнуто в анфас, а голова и ноги — в профиль), то богини, подчас ещё неумело, показаны полностью в профиль, как в сцене поклонения из Аладжа-Хююка. По-видимому, это нововведение, в восточном искусстве прежде не встречавшееся.
Выше уже описывалась большая фигура бога, вырезанная на створке ворот в Богазкёе (см. стр. [107]). Во многих отношениях это один из самых совершенных хеттских барельефов, хотя и здесь соблюдён условный разворот туловища (см. илл. 4 на вклейке). Необычно полная грудь этой фигуры (покрытая узором из мелких завитков) навела некоторых исследователей на мысль, что здесь изображена женщина-воительница в кольчуге. Но если сравнить этот барельеф с бронзовой фигуркой, описанной на стр. [107] и с традиционным представлением шерсти животных, как, например, на изображении льва из Малатьи (илл. 27 на вклейке), то станет ясно, что перед нами, скорее всего, Страж Ворот — мужчина-воин, обнажённый до пояса; волосы на груди считались признаком силы. Фигура выполнена в технике высокого рельефа, так что лицо отчётливо различимо даже при взгляде сбоку (см. илл. 4b на вклейке); схожую особенность можно обнаружить и в Язылыкая, где центральные фигуры главной галерее выступают далеко за плоскость стены и отличаются тщательностью лепки.
[Илл. на стр. 201:
Илл. 14. «Бог-кинжал», Язылыкая.]
Особого упоминания заслуживает так называемый «бог-кинжал» с боковой галереи в Язылыкая (см. илл. 14). Это рельефное изображение меча с эфесом, выполненным в форме четырёх лежащих львов, два из которых обращены головами к острию меча, а два — в противоположные стороны от его центральной оси. В Рас-Шамре (Сирия) был найден железный топор со схожей рукоятью, и выдвигалась гипотеза, что меч, изображённый в Язылыкая, представлял собой трофей, захваченный у неприятеля из Сирии или Митанни (сами хетты, судя по всему, такими мечами не пользовались). Но как быть с человеческой головой, венчающей это изображение? Эта голова покрыта типичной конической шапкой хеттских богов, а на топоре из Рас-Шамры подобной головы нет. В свете того места, которое занимает этот «бог-кинжал» в скальном святилище, и в свете того факта, что схожие головы иногда присоединяли к туловищам животным (см. ниже), можно предположить, что этот трофей почитали как божественный, для обозначения чего художник и добавил к нему голову.
На скульптурных композициях из дворца (?) в Аладжа-Хююке изображены музыканты, играющие на струнном инструменте и волынках, жонглёры, пастух, ведущий стадо (возможно, это часть религиозной процессии, и овцы предназначались в жертву), и сцены охоты (илл. 17 на вклейке). Столь вольных и лёгких изображений, как это, в хеттском искусстве до сих пор не обнаружено. Стоит упомянуть также двуглавого орла, высеченного на боку одного из найденных в том же месте сфинксов. Это же геральдическое животное, имеющее такую славную историю, изображено у ног двух богинь в Язылыкая (илл. 8 на стр. [143]) и, по-видимому, было им посвящно. Следы женской фигуры различимы и над орлом из Аладжа-Хююка.
Из памятников, обнаруженных в центральной части хеттской территории, ближе всего к круглой скульптуре стоят сфинксы и львы, украшавшие ворота в Богазкёе и Аладжа-Хююке (илл. 8, 9 и 10 на вклейке): передние части этих фигур полностью выделились из монолита. Назвать эти изваяния вполне удачными было бы сложно; но, тем не менее, головы сфинксов проработаны очень тщательно, и не исключено, что художник постарался отразить в них хеттский идеал женской красоты. Аналогичную переходную стадию от барельефа к круглой скульптуре представляет собой колоссальная статуя, ныне лежащая на склоне холма близ Фасиллара, — единственное культовое изваяние, дошедшее до нас от эпохи империи.
Отсутствие монументальной круглой скульптуры до некоторой степени компенсируется несколькими миниатюрными металлическими фигурками, отличающимися особым изяществом. На илл. 5a на вклейке изображён молодой человек в короткой подпоясанной юбке и, по-видимому, в башмаках; здесь в уменьшенном масштабе почти в точности воспроизведено монументальное изображение Стража Ворот (ср. стр. [107, 200]). Голова этой статуэтки когда-то была увенчана шлемом. Статуэтка на илл. 5b на вклейке — великолепный образец ювелирного искусства. Этот молодой человек облачён в рубаху с короткими рукавами, доходящую до колен.
Хеттская глиптика почти не связана с месопотамским искусством цилиндрических печатей. Подлинно хеттские цилиндрические печати встречаются крайне редко; изображения на них не относятся к традиционному вавилонскому репертуару. Типичная же хеттская печать представляет собой конический штамп, увенчанный кольцом или круглой насадкой с отверстием для крепления; впрочем, существовало и множество иных форм. Иногда ствол печати выполняли в форме барабана или цилиндра, и в таком случае узор могли наносить не только на нижнюю плоскость, но и на боковые стороны; встречаются и печати в форме куба, все четыре боковых грани которого покрывались гравировкой (см. илл. 21 на вклейке, вверху). К таким печатям прикреплялась особая рукоять, иногда имевшая форму треножника с просверленным насквозь навершием в виде молотка. Рабочая поверхность печати обычно была плоской, но иногда — сильно выпуклой; обнаружены также пуговицеобразные или линзовидный печати с двумя выпуклыми поверхностями (см. илл. 21b на вклейке). Реже встречается тип перстня-печатки.
Собственно печатей до нас дошло не так уж много, но составить представление об узорах, которыми они покрывались, можно по многочисленным оттискам на глиняных пломбах (так называемых буллах). В орнаменте типичной печати присутствовало центральное поле, окружённое одной, двумя или тремя лентами с орнаментом или надписью. Ленты могли образовать разворачивающуюся спираль, гильотировку, переплетённые «косы»; в царских печатях их место неизменно занимает клинописная надпись, содержащая имя царя, а иногда и какие-то дополнительные сведения. Центральное поле в большинстве случаев заполнено группой иероглифических знаков или символов, значение которых неясно. Иногда в центральном поле помещалось изображение бога или животного, которое служило символом бога; некоторые примеры, приведенные на илл. 15, показывают, что репертуар таких изображений практически идентичен тому, что встречается на рельефах. Царские печати, как правило, украшены «монограммой» царя под крылатым солнечным диском (илл. 16). Лишь в редчайших случаях на царских печатях помещались фигуры или сцены, не имевшие символического значения; примером может послужить знакомая нам по рельефу в Язылыкая сцена объятий на трёх печатях Муваталли (обратите внимание, что здесь изображён бородатый бог грозы, а не то юное божество, что простирает своё покровительство на царя Тутхалию в Язылыкая). На серебряной пластине договора с Египтом, очевидно, стоял оттиск той печати, которой пользовался царь Хаттусили, ибо в египетском тексте он описан как «фигура, подобная Сетеху (египетскому богу бурь), обнимающему подобие великого царя Хатти». На серебряной «печати Таркондемоса» изображён сам царь в жреческом одеянии (илл. 20b на вклейке); это один из самых совершенных и наиболее типичных образцов хеттской глиптики (см. Введение, стр. [8]).
[Илл. на стр. 204:
Илл. 15. Оттиски хеттских печатей.]
[Илл. на стр. 205:
Илл. 16. Оттиски царских печатей: (1) и (2) Муваталли, (3) Суппилулиума I, (4) Урхи-Тешуб, (5) Тутхалия IV, (6) Хаттусили III.]
Три необычных печати представлены на илл. 21 и 22 на вклейке. Золотой перстень-печатка с изображением крылатого божества, стоящего на спине животного, — великолепный образец хеттского ювелирного искусства. Столь же нетрадиционны цилиндрическая и кубическая печати; ритуальные сцены, выгравированные на их боковых поверхностях, до их пор не поддались убедительной интерпретации, несмотря на изобилие гипотез. В орнаментах, покрывающих рабочую поверхность этих печатей, заметны признаки связи с хеттской художественной традицией, но поскольку все они были приобретены у перекупщиков, уверенности в их происхождении нет. Кроме этих образцов, известен только один цилиндр такого типа, приобретённый в Айдине на западе Анатолии, где хеттские мастера, очевидно, испытывали сильное влияние чужеземных традиций.
История хеттской глиптики обрывается с падением Хаттусаса. В сирийских неохеттских царствах пользовались цилиндрическими печатями по образцу месопотамских.
[Илл. на стр. 207:
Илл. 17. Сцена возлияния, из Малатьи.
Илл. 18. Охота на оленя, из Малатьи.]
Самым верным продолжателем хеттских художественных традиций после падения Хаттусаса стало царство Мелид (Малатья). При раскопках в этой области обнаружена целая серия барельефов со сценами возлияния перед божествами, которые без труда соотносятся с изображениями в Язылыкая. Выдающийся образец представлен на илл. 17, где царь с литуусом (но без покрывала) совершает возлияние перед богом грозы, который изображён в двух обличьях: сначала — на запряжённой двумя быками архаичной колеснице со сплошными колёсами, а затем — в виде одиноко стоящей фигуры с перуном в руке. В этой сцене художник объединил анатолийские представления о боге грозы с сирийскими. Сцена убийства змея нова, но служит иллюстрацией к хеттскому мифу (см. выше, стр. 183). Особенно ярко сирийское влияние проявляется здесь в ряде сцен охоты на колеснице (илл. 18); ср. с лучником из Аладжа-Хююка (илл. 17 на вклейке). Эта сцена охоты на колеснице, впервые возникшая в сирийском искусстве, впоследствии стала одним из излюбленных мотивов в скульптурном декоре ассирийских дворцов.
Маленькое государство Самал (ныне Сенджерли) в предгорьях Тавра также некоторое время с успехом поддерживало традиции хеттского искусства. В Сенджерли сохранилось несколько градиозных каменных львов, по стилю очень близких к тем, что украшали ворота в Богазкёе, культовая статуя (сопоставимая с изваянием из Фасиллара, несмотря на то, что маленькая бегущая фигурка между львами — типично сирийская), львиноголовый гений наподобие тех, что охраняют вход боковой галереи в Язылыкая, и изображение престарелого бога грозы (илл. 28 на вклейке), которое, по крайней мере, своим облачением (короткая рубаха, пояс и меч, башмаки с загнутыми кверху носками) напоминает образцы из Хаттусаса, хотя в остальном подобно сирийским Ваалам. Это царство очень рано перешло под власть арамейской династии, но арамеи были кочевым народом и не развили собственной художественной традиции, поэтому не удивительно, что хеттский стиль продержался здесь так долго.
[Илл. на стр. 209:
Илл. 19. Сказочное чудовище, из Каркемиша.]
В царствах Северной Сирии хеттской традиции пришлось конкурировать с высокоразвитой местной традицией месопотамского происхождения, и результатом стало смешение стилей. Лучше всего изучено искусство Каркемиша, где экспедиции от Британского музея дважды проводили раскопки (см. стр. [5, 8]). Впечатляющая статуя бога грозы на запряжённой львами колеснице — это разработка нескольких хеттских мотивов. Человеческая голова в конической шапке, приставленная к плечам крылатого льва (илл. 19), предположительно в знак божественности, встречалась и ранее на золотом кольце из Коньи (илл. 22 на вклейке) и может быть сопоставлена с аналогичной головой «бога-кинжала» из Язылыкая (илл. 14). Многие фигуры с более древних рельефов, найденных в этом районе, по-прежнему облачены в подпоясанную короткую рубаху и туфли с загнутыми носками. Но персонаж более поздней сцены, несмотря на наличие хеттских иероглифических надписей, облачён в длинный ассирийский плащ с бахромой, ассирийский головной убор и туфли с прямыми носками, причём особое внимание уделено проработке волос и бороды, как в ассирийской скульптуре. Хорошо представлена сцена охоты на колеснице и прочие композиции, не встречавшиеся в хеттском искусстве эпохи империи. Скульптуры из Сакча-Гёзи близ Мараша датируются поздним периодом и выполнены по преимуществу в ассирийском ситле, однако в них присутствует своеобразная примета хеттской традиции: рельеф настолько высокий, что лицо можно различить при взгляде сбоку.
Пережитки хеттского традиции сохранялись даже по другую сторону Евфрата, в Гуцане (ныне Телль-Халаф). Здесь в изобилии встречаются крылатые чудовища и гении, прототипы которых нередко обнаруживаются в хеттском искусстве эпохи империи, в особенности на печатях. Но по большей части репертуар этой окраинной области заимствован из шумерских или сирийских источников.
В целом, искусство всех неохеттских государств роднит с архитектурными традициями империи Хатти (о которых мы судим по зданиям из Аладжа-Хююка) использование барельефов (ортостатов) для облицовки цоколей фасада — с той лишь оговоркой, что в зданиях, относящихся ко IIтысячелетию до н.э., как в Каркемише, так и в Аладже, рельефы высекались на крупных камнях самой кладки стен, а в неохеттский период плиты с барельефами накладывались на стену и выполняли чисто декоративную функцию. Описанный выше общий план хеттских храмов (стр. [145]) в сирийских государствах не восприняли. Гипотеза о том, что типично сирийский бит халани (двухэтажное привратное здание на столбах, к которому вела лестница, переходящая в широкую, но узкую крытую площадку) восходит к одному из элементов хеттского храма, теперь представляется гораздо менее убедительной, так как лежащая в её основе реконструкция соответствующих хеттских храмов вызвала серьёзные сомнения. Более того, термин бит халани был найден на табличке из Мари, датируемой XVIII веком до н.э.
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Внезапное появление каменной скульптуры на заре Новохеттского царства неизбежно породило вопрос о том, что же послужило причиной этого новшества. Утверждалось даже, что хеттское искусство в целом было не собственно хеттским, а хурритским, так как многие его характерные черты чаще отражаются в памятниках из Сирии и, в особенности, из Телль-Халафа, чем с Анатолийского плоскогорья. Исходя из этой гипотезы, хетты должны были заимствовать основные мотивы хурритского искусства на протяжении XV века до н.э., т.е. в то же время, когда хурриты оказали мощное влияние на хеттскую религию и литературу; сами же хетты только разработали определённые мотивы в рамках сущностно чуждого им стиля. Слабость этой теории заключается в том, что нам так и не удалось обнаружить образцы пластического искусства Митанни и хурритских царств, и все предположения на этот счёт остаются чисто умозрительными; всё, чем мы располагаем, — это цилиндрические печати, которые составляют побочную ветвь месопотамской глиптики, восходящую непосредственно к шумерским прототипам.
Невозможно отрицать, что многие темы и мотивы хетты заимствовали из Сирии, а следовательно, косвенным образом, из репертуара месопотамского искусства. Прежде всего, это фигура бога, стоящего на спине животного: данный тип изображения восходит ещё к шумерским временам. Восточное происхождение имеют также двуглавый орёл, фантастические чудовища и некоторые сцены светской жизни, обнаруженные на рельефах в Аладжа-Хююке. Признаки египетского влияния заметны в сфинксах с человеческими головами из Аладжи и Богазкёя и, прежде всего, в крылатом солнечном диске, парящем над головой всех хеттских царей и входящем в их «монограммы». Это — египетский символ царского достоинства, а в глазах сирийских и анатолийских царств престиж египетской империи в период XVIII династии был поистине колоссальным. Первоначально данный символ переняли, по-видимому, цари Митанни, соединившие его с символом неба, опирающегося на столб, наподобие того, что упоминается в Ригведе. И только затем уже хетты заимствовали этот символ из Сирии, где он объединился с вавилонским символом солнца; именно поэтому в хеттском символе солнце изображается сияющей звездой, а не диском, как в египетском искусстве. Этот символ призван был обозначать принадлежность Хатти к числу великих держав.
Однако культовые сцены и, в первую очередь, изображение царя в объятиях бога-покровителя имеют несомненно хеттское происхождение. Правда, на барельефы этот мотив мог быть перенесён довольно поздно, поскольку он встречается также и на печатях; и не исключено, что первыми его изобрели хеттские мастера глиптики, художественная традиция которых, как мы видели, уходит корнями в глубокую древность.
Ещё одна проблема связана с типами человеческих фигур, встречающихся на памятниках. Как выглядели хетты на самом деле? Вероятно, существовали резко выраженные различия между «арменоидным» типом внешности (для которого были характерны большой крючковатый нос и покатый лоб), представленным бегущими фигурами в Язылыкая, Стражем Ворот в Богазкёе или золотой статуэткой из Британского музея (илл. 5bна вклейке), и не столь рельефным типом лица с более правильными чертами, образцы которого явлены нам в головах сфинксов из Богазкёя и в найденных там же статуэтках (илл. 5b и 10 на вклейке). О том, что среди хеттов выделялось по меньшей мере два типа внешности, свидетельствуют и египетские памятники. На илл. 2a и 3 на вклейке показан яркий «арменоидный» тип, тогда как две центральные фигуры на илл. 2b на вклейке принадлежат к совершенно иному типу (люди, изображённые у них за спинами, — не обязательно хетты). Можно предположить, что к «арменоидному» типу относилась основная масса хеттов (быть может, это было коренное население — хатты), тогда как тип лица с правильными чертами был характерен для правящего класса индоевропейцев; хотя горделивая осанка «арменоидного» колесничего с илл. 3 на вклейке в любом случае свидетельствует о том, что с течением времени типы смешались.
Однако археологические данные свидетельствуют не в пользу этих гипотез. Изучение черепов, найденных в различных местах Анатолии, показывает, что в III тысячелетии до н.э. основную массу населения составляли обладатели вытянутых черепов — долихоцефалы, а брахицефалический тип встречался редко. Во II тысячелетии до н.э. доля брахицефалов возросла почти до 50%. Однако данный тип брахицефалических черепов классифицируется не как «арменоидный» (для которого характерен уплощённый затылок), а, скорее, как «альпийский». Впервые «арменоидный» тип появляется только в I тысячелетии до н.э.
Примирить эти факты с особенностями изображений на памятника кажется невозможным. Если бы это противоречие было зафиксировано только на территории Анатолии, можно было бы ограничиться предположением о том, что пока ещё изучено слишком мало черепов и выводы делать рано; однако точно такое же несоответствие мы встречаем в Персии и Ираке, где краниологический материал гораздо более обширен. Таким образом, на данный момент проблема представляется неразрешимой.
На египетских портретах (илл. 2 и 3 на вклейке) изображены разнообразные причёски. В целом, по-видимому, хетты носили длинные волосы (иногда стягивая их головной повязкой); иногда лоб выбривали, но волосы на затылке не стригли. Встречается одна фигура с полностью обритой головой, за исключением короткого косицы на затылка. Длинный отросток, идущий от шлема Стража Ворот в Богазкёе, — это не косица, а назатыльник, крепившийся к шлему; однако можно заметить волосы, выбившиеся из-под шлема и рассыпавшиеся по плечам. У более поздней фигуры из Сенджерли явственно видна косица (илл. 28 на вклейке). На египетских памятниках все хетты гладко выбриты; бороды носили только их сирийские союзники. Это подтверждается и собственно хеттскими памятниками эпохи империи, хотя следует отметить, что престарелый бог грозы изображался бородатым (илл. 28 на вклейке и илл. 17), а более поздние памятники свидетельствуют о том, что мода на бороды распространилась из Сирии по всей хеттской Анатолии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Хеттская цивилизация была высоко развита во всех областях, которые можно соотнести непосредственно с культурой правящего класса: в военной сфере, в области политической организации, законодательства и судопроизводства. Литература и религия, несмотря на множество интересных особенностей, оставались на примитивном уровне и изобиловали заимствованными хаттскими и хурритскими элементами. В Древнем царстве царь оставался по преимуществу военным вождём, и лишь позднее на первый план вышли его религиозные функции. В сфере искусства хетты обладали известными талантами, однако монументальная каменная скульптура в эпоху поздней империи развивалась, по-видимому, лишь благодаря поощрительным мерам со стороны правителей.
Многие проблемы до сих пор не нашли удовлетворительного разрешения. Неясно, к примеру, когда именно и по какому маршруту индоевропейцы пришли в Малую Азию; как зародились хеттская клинопись и иероглифика (расшифрованная ещё далеко не полностью); каковы исторические связи между хеттским сводом законов и месопотамскими кодексами. Главную же проблему составляет построение точной карты Хеттского царства, с помощью которой могли бы проясниться отчёты о военных походах хеттских царей. Остаётся надеяться, что в ходе возобновившихся ныне раскопок в Богазкёе и других местах будет найдено ещё множество клинописных табличек, которые позволят дать ответы на все эти важнейшие вопросы и разъяснить ещё массу деталей, о которых мы располагаем слишком скудной информацией.
ТАБЛИЦА ХЕТТСКИХ ЦАРЕЙ
Имя | Даты (до н.э.) | Связь с предшествующим царём |
ДРЕВНЕЕ ЦАРСТВО | ||
Тутхалия I | 1740 — 1710 | ? |
Пу-саррума | 1710 — 1680 | Сын |
Лабарна I | 1680 — 1650 | Сын |
Лабарна II = Хаттусили I | 1650 — 1620 | Сын |
Мурсили I | 1620 — 1590 | Приёмный сын |
Хантили I | 1590 — 1560 | Зять (муж сестры) |
Циданта I | 1560 — 1550 | Зять (муж дочери?) |
Аммуна | 1550 — 1530 | Сын |
Хуцция I | 1530 — 1525 | ? |
Телипину | 1525 — 1500 | Зять (муж сестры) |
Аллувамна | 1500 — 1490 | Зять (муж дочери) |
Хантили II (?) | 1490 — 1480 | ? |
Циданта II (?) | 1480 — 1470 | ? |
Хуцция II (?) | 1470 — 1460 | ? |
ИМПЕРИЯ | ||
Тутхалия II | 1460 — 1440 | ? |
Арнуванда I | 1440 — 1420 | Сын |
Хаттусили II | 1420 — 1400 | Брат |
Тутхалия III | 1400 — 1380 | Сын |
Суппиуллиума | 1380 — 1340 | Сын |
Арнуванда II | 1340 — 1339 | Сын |
Мурсили II | 1339 — 1306 | Брат |
Муваталли | 1306 — 1282 | Сын |
Урхи-Тешуб (= МурсилиIII) | 1282 — 1275 | Сын |
Хаттусили III | 1275 — 1250 | Дядя |
Тутхалия IV | 1250 — 1220 | Сын |
Арнуванда III | 1220 — 1190 | Сын |
Суппилулиума II | 1190 — ? | Брат |
ПРИМЕЧАНИЕ К СПИСКУ ЦАРЕЙ И ХРОНОЛОГИИ
Связь Питханы и Анитты с царями Древнего царства со столицей в Хаттусасе не прояснена (см. выше, стр. [21]).
Порядок следования царей Древнего царства установлен в точности вплоть до Аллувамны, но по поводу того, был ли царём Хатти Тутхалия I, дед Лабарны, остаются сомнения. В существовании трёх последних царей Древнего царства также возникали сомнения, но в свете последних открытий оно представляется довольно вероятным.
О восшествии на трон Суппилулиумы II — последнего царя эпохи империи — стало известно из текста, опубликованного д-ром Кемалом Балканом в 1948 году, но только в 1953 году Э. Ларош в «Revue d’Assyriologie, XLII, 70-78» продемонстрировал, что ряд текстов, прежде приписывавшихся Суппилулиуме I, в действительности принадлежали более позднему царю с тем же именем. Из этого следует, как показал Ларош, что помещение царя Арнуванды II между Тутхалией III и Суппилулиумой I было ошибкой и что Суппилулиума I взошёл на трон сразу после своего отца. Соответственно, Арнуванду II вычеркнули из списка. А существование Арнуванды I до сих пор точно не подтверждено.
Все даты указаны приблизительно, но одна из них непосредственно связаны с событиями в Вавилонии, а ещё одна — в Египте. Мурсили I умер вскоре после нападения на Вавилон, повлёкшего за собой падение 1-й вавилонской династии, а Суппилулиума на четыре года позже Тутанхамона. Даты, относящиеся к эпохи Древнего царства, реконструированы на основе средней продолжительности жизни одного поколения; точкой отсчёта послужила дата смерти Мурсили I. Даты, относящиеся к эпохи империи, до некоторой степени подкрепляются системой синхронизацией, подробно рассмотреть которую здесь мы не можем.
Абсолютная хронология, принятая в этой книге, основана на системе д-ра Сидни Смита, изложенной в его труде «Alalakh and Chronology» (1940), и дополнена новейшими гипотезами о нижнем пределе дат правления египетских царей по работам М. Б. Роутона (Iraq, vol. VIII, 1946, pp. 94 – 110 и Journal of Egyptian Archaeology, vol. XXXIV, 1948, pp. 47 – 74). Хронология г-на Роутона отличается от признанной большинством исследователей приблизительно на десять лет. Можно отметить, что даже в рамках этой схемы разместить трёх царей в конце эпохи Древнего царства было бы затруднительно. А попытка сдвинуть вавилонские даты в прошлое на шестьдесят лет, как предлагают профессор Олбрайт и другие учёные, породила бы серьёзные проблемы с хеттской хронологией в целом.
Отличный материал! (=